Записки Марка I

– Это ещё не всё. – перебил я её.

– Не всё? – сказала Лена после небольшого молчания.

– Да… (дальше я что-то ещё сказал, не помню что, и начал читать ей стих. Его писать сюда не буду.)

После того как я закончил читать, сказав: «Всё…». В этот момент моё сердце колотилось как бешеное, я нервничал, не знал как Лена отреагирует на этот стих, каждая секунда молчания казалась вечностью. Это был первый раз, когда я прочитал стих тому кому он посвящён.

– …Я…Я даже не знаю, что сказать… Мне очень приятно, спасибо большое.

– Как ты там? Хорошо всё? – уже немного успокоившись спросил я.

– Да, всё хорошо. У тебя там как?

– Нормально. (Небольшая пауза) Что новенького?

– Да ничего такого.

– Ничего? Я понимаю, я бы ответил «ничего» – каждый день похож на предыдущий, а ты-то в городе, дома, в школе и ничего нового?

– (Лена усмехнулась) Ну так вот. А вот (усмешка), я перевожусь в другую школу.

– Да? А что так?

– Ну там по легче учиться. Я же на красный диплом иду.

– А, понял.

В общем, мы ещё чуть-чуть пообщались. Было приятно слышать её голос. Обстановка в корпусе довольно нервная, суетливая – голова начинает кипеть, но после этого разговора мне как-то полегче стало. После разговора, я сел за стол в комнате и начал писать какой-то стих, но не дописал: майор скомандовал построение, поэтому дописал его на следующий день. Не знаю зачем я вообще упомянул этот стих – писать сюда его не собираюсь, то же можно сказать и про сам рассказ, а может…

Домой я приехал ещё на весенние каникулы: конец марта – начало апреля. Через день или два, мне написала Лена: «Марк, привет. Я смотрю ты в сети. Ты в Россоши? Я хотела спросить: стих, который ты мне читал, у тебя нет его написанного? Я хотела бы его себе оставить.» Когда я прочитал второе предложение, мне стало… даже не знаю как написать… стыдно – это мягко сказано… я ненавидел себя прошлого за то, что написал зимой. Тот факт, что она запомнила мои слова и потом, умышленно или нет, но указала на них, отпечатался и до нынешнего момента. Мне до сих пор стыдно за те слова… это…

«Привет, Лен. Да, я в Россоши. Нет. У меня нет текста стиха. Блокнот я в корпусе оставил.»

«Поняла. Ладно.»

Я действительно оставил блокнот в корпусе.

В последний день своего пребывания дома, я ни с того ни с сего решил как-то подбодрить Лену: я написал ей:

«Привет, Лен. Я просто хотел пожелать тебе удачи и в жизни, и в учёбе, в сдаче годовых экзаменов. (дальше я не помню что, но что-то написал)»

«Привет, Марк. Спасибо большое и тебе тоже. А когда ты уезжаешь?»

«Завтра в 11:00»

«Уже завтра. Поняла.»

«Как у тебя дела?»

«Да, пойдёт. С понедельника в 24 школу пойду.»

«А я думал ты уже давно в неё ходишь.»

«Не, только в понедельник пойду. Приболела я чуть-чуть.»

«Как?»

«Кашель, нос заложен, ну нормально в целом.»

«Кашель, нос, да пустяки, пф, подумаешь. Ххх.» – передразнил я.

«Ахахах. Да нормально.»

«Понял. Ладно, не буду задерживать, ты скорее всего уже спать собиралась (было около 22:00). Давай. Спокойной ночи. До встречи. Удачи.»

«Спокойной ночи. И тебе. Пока.»

На следующий день я был уже в корпусе, теперь до середины июня. В целом, рассказывать про этот отрезок тоже смысла нет: я так же писал эти чёртовы стихи, учился и т.д. Последний стих из сборника я написал семнадцатого июня.

Наступил день отъезда – девятнадцатое июня. Я приехал домой. Ходить куда-либо я не хотел – хотелось просто посидеть дома, проще говоря – дурака повалять. Лене я писал, до её дня рождения. Не помню причины, я по-моему писал её в одном из последних стихов, но перечитывать я их не хочу. Вообще если бы я мог – сжёг бы их. День рождение у Лены второго июля, то есть двенадцать дней я с ней не виделся. Сначала я хотел прочитать ей стих, не из сборника. Забыл сказать, я пообещал себе, ещё в корпусе, что этот сборник никто не увидит: ни она, ни один другой человек, кроме меня. По итогу, стих на её день рождение я не написал из-за того, что подставил себя на её место: мне показалось, что читая ей стих, я поставлю её в неловкое положение, потому что всё равно бы написал (пусть даже намёками), что я люблю её – иначе у меня тогда не выходило, всё сводилось к одному, однако, здесь сыграла и доля страха. Хотел я её подарить сборник своих стихов из частей «В долгий путь» и «Ветер перемен», которые были посвящены ей. Ещё на весенних каникулах я купил скетчбук с плотной, чёрной бумагой и попросил сестру нарисовать, в отмеченных мной местах, портреты Лены, по фотографиям. К слову сестра моя – Аня, и правда чудесно рисует. Серьёзно, ты бы видел(а), особенно портреты людей, хотя и пейзажи, и животные у неё получаются на достойном уровне. Она молодец, я очень люблю её.

Ну так вот, когда я приехал (летом), Аня не дорисовала портреты, как оказалось и хорошо что не дорисовала: я всё равно не собирался уже дарить Лене этот личносделанный сборник. Причина: у неё ест парень и, на его месте, меня бы насторожило то, что кто-то подарил бы моей девушке стихи, посвящённые ей. Мне стало неловко. Поэтому я решил подарить ей цветы – пионовидные розы, она их обожала, шоколадку (куда без неё) и книгу: Эрнест Хемингуэй «Райский сад», сам я эту книгу не читал, а взял потому что не было «По ком звонит колокол», хотя мне потом показалось, что и хорошо, что её не было. Потом я вспомнил, что когда я был на весенних каникулах, Лена просила написать ей стих, который я ей прочитал после восьмого марта. Я написал его на отдельном листке. И вот, наступило второе июля, я пошёл в город рано утром (было около семи часов утра), купил цветы, но не пионовидные розы – их не было в наличии, шоколадку и книгу я купил заранее, поэтому сразу поехал обратно, так как думал, что Лена будет у своих родственников, которые жили рядом со мной. Но её там не оказалось. Там вообще никого не было. Я пришёл домой и написал Лене поздравление и спросил не можем ли мы сегодня встретиться. Мы договорились встретиться через час. Ты не представляешь как я волновался пока ехал: что сказать первым делом, а будет ли разговор про зимний инцидент, как она отреагирует на моё появление и так далее. Я опаздывал на минут пять-десять, но как оказалось, когда я приехал, она сама ещё не пришла, поэтому, дабы ещё немного порадовать её, я купил мороженое. Как только я отошёл от кассы, то увидел её. Я не знаю как называется тот вид одежды, в который она была одета, поэтому не буду о нём писать, как и о том про что разговаривали. Был просто обычный разговор. Подарки ей понравились (но мне где-то внутри всё равно было больно за то, что я не купил пионовидные розы). Скажу также то, что когда я увидел Лену, то сразу же забыл всё что хотел сказать изначально. Она была без макияжа. Но это было только к лучшему. Лена состоит в рядах тех девушек, которые с макияжем красивые, а без него – прекрасны! Её естественность в тот момент поразила меня как никогда. Я не особо разговорчив, поэтому когда Лена заканчивала говорить, мне в голову лезли мысли на подобие таких: «Что ещё спросить? Не молчи!» Но эти думы прерывали е слова: «Чего ты молчишь? Расскажи что-нибудь.» Смотря ей в глаза, я не мог понять: хотела ли она побыстрее уже уйти домой или всё же хотела ещё пообщаться, может быть она ждала пока я скажу то, о чём писал в стихах, но, как я ранее написал, я напрочь забыл всё о чём хотел сказать.

В общем мы поговорили примерно двадцать минут и потом я проводил её домой. Через час, после того как я проводил её она написала мне по поводу стиха, который я читал ей в марте. Не помню что сказала она, но я ответил: «Могу, умею, практикую. 41 стих за полгода.» Не знаю зачем, но последним предложением я намекнул на наличие новых стихов, посвящённых ей. Через девять дней я с папой и сестрой поехали в Крым, к бабушке. Мама не смогла из-за проблем с поиском работы. Все эти дни проведённые… Хотя нет… Не здесь…

В Крыму я как-то отошёл от любви к Лене – она (любовь) почти пропала, что меня не могло не радовать. Уже под конец отпуска в Крыму я решил, что покажу Лене эти стихи, под таким предложением: «Я хочу опубликовать стихи, но так как они посвящены тебе, то прочитай их пожалуйста и скажи: можно или нет.» Как это объяснить я не знаю. Я до конца не понимаю зачем спрашивать у человека разрешение опубликовать стихи, посвящённые ему (по крайней мере в данном случае), но что сделал, то сделал. Когда я приехал домой, то ничего Лене не написал – передумал. Но к сожаленью или к счастью не окончательно.

В течение месяца ничего не происходило, но в конце августа я заболел, поэтому остался дома до одиннадцатого сентября.

Ключевой момент произошёл седьмого сентября. Я решил пробежаться утром, но немного проспал, поэтому выбежал в половину восьмого и, на обратном пути, почти добежав до дома, я встретил Лену. Я сначала не узнал её. Подбежав поближе я перешёл на шаг и обгоняя её, смотрел на неё.

Мы поговорили немного. Если честно, снова ничего особенного в разговоре не было. Пройдя метров триста – мы попрощались. Это был последний раз, когда я обнял её. Буквально за десять минут до нашей последней встречи, я думал о том, когда будет наша последняя встреча. Я говорил себе, что нужно с каждым здороваться так, как будто ты рад ему больше всего на свете, и прощаться, будто ты никогда больше не увидишь этого человека, но попрощался я с Леной как-то холодно.

После этой встречи у меня опять что-то заёкало в груди. Опять что-то подкатывает к любви. Ну вот собственно итог: я скидываю Лене стихи, на следующий день. В сообщении я написал то, что планировал в Крыму. Я не думал, что всё получиться так.

Она прочла их за тридцать минут и написала… Не буду писать дословно. Расскажу кратко: она спросила зачем я так убивался, она не понимала почему я при встрече и «за экраном», словно два разных человека. Я что-то ответил, уже не помню что, но тоже начал как-то оправдываться. Даже не то что оправдываться. Я ведь знал к чему могло привести то, что я скинул ей эти чёртовы стихи, тогда зачем отправил? Я прекрасно понимал Лену в тот момент, но не понимал себя прошлого… В конце Лена написала, что она не знает что делать дальше: продолжать общаться или же разойтись окончательно. Я решил разойтись окончательно. Больше мы не общались.

Когда понял

Я поздно всё понял. Поздно понял, что Лена была такой единственной. Никогда я ещё не встречал настолько терпеливого человека, и я до сих пор не могу понять почему она мне не сказала что-то подобное: «Отстань! Уйди из моей жизни!» К таким словам были причины. Самое обидное в отношениях с человеком, который тебе дорог – это не оправдать его ожиданий. Ведь ты хочешь, чтобы он был счастлив, а по итогу приносишь ему только боль. Она ожидала, что я разлюблю её, оставлю в покое, что могло произойти, если бы я засунул блокнот со стихами куда подальше и удалил файл на компьютере. Если честно, то за год до этого события, у меня уже было предчувствие, что скоро нашим отношениям придёт конец. Мне стало стыдно перед её парнем. Один раз я поставил себя на его место. Боже! Какая же я тварь! Я наплевал и на Лену и на её парня. Думал только о себе. Да, я говорил, что хочу только чтобы она была счастлива, но какого чёрта я тогда пытался отобрать её счастье?! Я сам себе противоречил! Не буду расписывать всё. Всё равно ты не поймёшь это до конца. В последнем своём сообщении, Лена назвала меня хорошим человеком. Какой же я хороший человек?! Хороший человек бы сразу отстал, не лез бы в чужую жизнь, не обманывал бы, в конце концов не написал бы те стихи… Я слышал фразу: «Слово ранит похлеще ножа.» ну или как-то так, но никогда не представлял насколько это реально, серьёзно. Думай что говоришь людям, которые тебе дороги. Единственное, что меня сейчас успокаивает, так это то, что конец – только часть пути.

Междусловие I

А сейчас будет чувств моих

Последняя станция,

Где шторм любовный стих.