Дверь двести двенадцатой оказалась заперта. Тут я выругался. Я взвился до потолка. Стоило выслушивать истории водителя такси, мокнуть под дождем, что бы поцеловать закрытую дверь? Еще чуть-чуть, и я бы взорвался. Разнес все к чертям, вернулся бы к белой будке и поправил владельцу прелых носков прикус. Нет ничего хуже закрытых дверей. Они вызывают иррациональную тоску. Переминаясь перед ней, я злился, раздумывая, что делать дальше. На счастье, дальше по коридору щелкнул замок, и показался кто-то в белом халате. Сросшиеся брови, миллион ручек в нагрудном кармане и шаркающая походка не оставляли повода для сомнений.
-Извините. Доктор Левенс?
-Я, – Ричард Левенс узнал меня сразу. Кустистые брови повелителя обезьян сдвинулись. – Мы, кажется знакомы?
-Встречались в аэропорту, – подтвердил я.– Я помогал вашей жене с багажом.
-Чем обязан?
-Я из отдела расследований таможенной службы, мистер Левенс. По поводу инцидента с вашим грузом.
– Надо же, какое совпадение, – мне показалось, он неприятно удивился,– Но я уже все рассказал полиции.
– Я не из полиции, у нас свои вопросы, мистер Левенс. Может быть, все-таки присядем где-нибудь? –произнес я. По коридору гулял зябкий ветер. Вода капала с меня как с таявшего снеговика. – Нам необходимы ваши показания. Потому что в документах в качестве отправителя груза числится ваша лаборатория.
Он кисло поджал губы, а потом кивнул и отпер дверь.
-Хотите чаю?
Мы сидели за его столом уже час. Он все смотрел принесенные мной бумаги. Перелистывал их, затем возвращался к прочитанному. Ему что-то не нравилось, временами, доктор поднимал глаза и бросал взгляд на меня. В ответ я изображал одну из своих самых ослепительных улыбок, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Мокрая одежда липла к телу. Мне почему-то нравилось раздражать его. Он был немного старше, и все у него было хорошо. Как в книгах: семья, образование, тихая работа среди пробирок и усатых уборщиц. С восьми утра до шести вечера. А дальше была спокойная старость, непременное Рождество и внуки. Вся его жизнь была направлена на это проклятое Рождество и внуков. Я ему завидовал. Чаю я хотел.
Левенс отложил документы и подошел к чайнику, стоявшему на подоконнике.
-Все это очень странно, – сказал он, возясь с чашками. – Я бы сказал, что феноменально. Видите ли, те шимпанзе, были предназначены для лаборатории Колумбийского университета. Они были абсолютно стерильны. Мы своей репутацией дорожим и не могли поставить им больных животных. Это было бы скандалом, понимаете? Большими неприятностями, тем более, что мы определенную часть исследований делаем под них. Соответственно и финансирование работ ведется по этой линии. Понимаете?
Его слова жестоко диссонировали с его внешностью: низким лбом и маленькими глазками, прячущимися под бровями. Я слушал его и потягивал едва теплый чай. Врать тоже надо уметь. Не задумываясь. Не отводя глаза в сторону. Иначе это будет не вранье, а так, ерунда. Глупость, которую собеседник легко раскусит.
«Мы дорожим нашей репутацией», «финансирование ведется по этой линии». Папаша маленького негодяя Джоши, вешал мне лапшу на уши, излагая факты, которые я и так знал или мог узнать. По большому счету мне было плевать на все его ужимки. Другое дело факты: девятнадцать дохлых мартышек и испорченные туфли.
-… понимаете? – он постоянно спрашивал меня. Из его туманных объяснений я не вынес абсолютно ничего. Поэтому спросил о том, о чем прочел в отчете военных вчера перед сном.
-Скажите, мистер Левенс. Наши медики причиной смерти указали вирусную инфекцию. Там, на второй странице,– он рассеяно перевернул лист отчета,– вы знаете, о чем может идти речь?
Он пристально смотрел в бумаги. Мочки ушей покраснели. Он кинул на меня умоляющий взгляд и пожал плечами.
В моем кармане завибрировал телефон. Черт, черт. Я извинился перед доктором и поднес трубку к уху.
-Макс! Слушай. Короче, педерасты выкидывают того чувака из бара. А на следующий день…
-Простите, господин старший инспектор, я беседую с доктором Левенсом.
-С доктором?
Было слышно, как наша окаменелость, раз уж я разговариваю с доктором, требует, чтобы я спросил, что может колоть в боку.
-Вот так! Буравчиком!
-Тише, Моз. Он болтает с тем Левенсом, о котором ты говорил.
На часах без трех минут два, а мои шефы уже накачались белым (потому что накачиваться темным, его величество предпочитал вечером). Судя по голосам, в каждом сидело около полупинты.
-Мы тут сидим у Пепе и мозгуем, сечешь Макс?
Они там сидели и мозговали, ясень-трясень. Где еще сидеть и мозговать когда небо сошло с ума, как не у Пепе? Сидеть с бутылкой джина в обнимку.
-Что ты молчишь?– старший инспектор был сегодня в настроении.– Закончишь, подгребай, мы были у перевозчика, там такая киска в приемной, закачаешься!
Я представил всех кисок Эдварда Мишеля оптом, одна из тех которых я видел, была косая на один глаз. Она была объемнее его Риты, эта молочная ферма. Никаких впадин, только округлости! Джомолунгмы! Пики Коммунизма! Левый глазик косил, что по представлению моего толстомордого друга – два глаза развернутые под непредсказуемыми углами, как у хамелеона. У этой крокодилицы было стробоскопическое зрение. Она видела объемную реальность в плоских изображениях. Ей повезло. Модель позволяющая работать, не отрываясь от чтения женского романа. Весьма разумно для персонала больниц и карманников.
Я промычал что-то неопределенное и положил трубку. Левенс продолжал рассматривать отчет.
-Это невероятно! – сказал он. – Абсолютно стерильный материал.
Он делал паузы между словами и страдальчески глядел на меня. Будто в них, этих паузах, было скрыто нечто, что я должен был понять. По лицу его гулял румянец. С таким кровообращением благоверный словоохотливой цыпочки едва ли дожил бы до тех пасхальных кроликов и стаканов поссета, которые планировал в тихой старости.
-Вот вы говорите стерильный, мистер Левенс. Как вы можете объяснить….
-Никак, – он прервал меня, издав звук свиньи проглотившей вилок капусты.
-Хорошо. Тогда давайте остановимся на самом вирусе, – я поражался своему упорству.– Я, как вы понимаете, совершенно не разбираюсь в этом, но отметил одну странность. Согласно отчета…
Сделав паузу, зачитал:
-Иммунная реакция на заражение не выявлена. В крови материала выявлено повышенное содержание метаболитов генетически не соответствующих выделенной культуре вируса. Так же как не соответствующих зараженным образцам.
-Бред тут написан, –произнес Левенс. – просто бред.
– Я не понимаю. Когда вирус попадает в кровь, организм с ним борется, правильно?
-В общем и целом да. Но есть исключения, –он внимательно смотрел на меня. Чай доктора давно остыл, он не сделал из чашки ни глотка.
-Не будем их касаться. Если организм с ним борется, в крови должны быть какие то вещества, – тут я полз на скользкой почве. – Остатки чего-то. Я не знаю, что-нибудь в крови. Мне так объяснили. Печень и спинной мозг вырабатывают какие-то бактерии. Они поедают вирус.
-Т-лимфоциты. Не бактерии, – уточнил он. – Они разрушают инфицированные клетки. Но это упрощенно.
-Пусть будут лимфоциты. Я в этом не разбираюсь. Одно странно, в крови ваших обезьян они не содержатся, их просто нет, доктор.
Левенс пожал плечами, пытаясь скрыть волнение. Его выдавали пальцы, он нервно крутил ручку.
-Значит иммунной реакции не было, – предположил он.– Вам трудно понять. Вирусы мутируют, а сейчас еще и создаются искусственным путем, для производства лекарств, предположим. Многие лаборатории имеют допуск к подобным исследованиям. А что нашли вместо титров ЭйТи?
-В этом то и дело, мистер Левенс. В крови ваших мартышек обнаружены следы фенилэтиламина. Мы называем его «Голубая мистика». Не самое приятное известие, не правда ли? – я выложил на стол последнюю страницу отчета. – Концентрация микроскопическая. Причем возможность внесения его извне, наши эксперты отвергают. Никаких иньекций ни питья, ни пищи. Ни в желудке, ни в легких следов нет. Только в крови. Странно, правда?
Он съежился. Ручка в его пальцах остановилась. Левенс смотрел перед собой и сопел. Затем он поднял глаза на меня и выдавил.
-Я не понимаю.
Я не понимаю. Просто отлично. Дождь по-прежнему лил, когда я топал к воротам исследовательского центра. Если бы отчет не исключил возможность появления в крови мартышек дури от укола или с пищей, то я бы сейчас не ломал голову, да и вообще бы не ломал голову над этим странным случаем. Тогда все было бы просто. Подобную экзотику как транспортировка наркоты в крови животных еще можно было понять и отфутболить дело в легавку. Соммерс был бы на седьмом небе. А Левенса приняли бы прямо в кабинете, не дав переодеться. Странно, что бобби не задали тех же вопросов, что и я. Хотя, они никогда не дочитывают экспертных отчетов до конца, засыпают на оглавлении. Дури было мало, и появилась она прямо в крови из ниоткуда. Материализовалась, чтобы я мог бегать под дождем в раскисшей обуви, проклиная вирусы, обезьян и Мобу, заседавшего у Пепе. Я прошел через будочку охраны, сделав гроссмейстеру со спортивной страницей козью рожу.