Сиргвидония

Сиргвидония
Макс Кириллов

Эта история о парне, который чуть выделялся. Это история о парне, который подвергся испытаниям судьбы. Это история о парне, который «вытащил свой счастливый лотерейный билет» и мог после этого ничего не делать. Это история о парне, у которого было все, что вы только можете себе представить, но его интересовало большее. Это история про парня, который изменил Мир ценой чужих жизней.

Макс Кириллов

Сиргвидония

Пролог

Сегодня 18 мая 2063 года, сейчас 1.59 утра. Я заканчиваю свои записи. Пройдет еще часов шесть, и вся Планета станет праздновать День Святого Сиргвидония, один из самых главных праздников нашей цивилизации, почитаемый абсолютно всеми жителями Земли. Я уже отключил свой коммуникатор, чтобы меня никто не доставал в этот день. Как бы вы там не праздновали, для меня это дата, когда я поминаю свою семью и свой народ. Пройдет еще несколько дней и мне исполниться сто лет. По нынешним меркам, это не возраст. Однако, для меня, это очень много лет. И дело не в том, что я устал жить. Отнюдь. Я люблю жить. И всегда, на сколько я себя помню, мне жить нравилось и нравится сейчас, но в моих записях, речь идет не обо мне. Впрочем, а почему не обо мне? Ведь эту историю рассказываю я. Значит это о том, что я пережил, а еще о том, чему я был предтечей. Какие решения принимал, и что из этого вышло. Когда-то, в далеком детстве, я мечтал дожить до двухтысячного года. Не знаю почему, но для меня это было важно. Я считал сколько мне будет лет в две тысячи ноль, ноль, ноль. Думал о том каким я буду в это время. Я много пожил, но уж сто лет, точно не планировал. Врачи говорят, что у меня все прекрасно, и я уверен, что жизнь будет продолжаться. А мой вопрос «зачем» никого не волнует. Действительно, зачем? Ведь я уже сделал свое главное дело. Ценой жизни милых людей, моих близких, вы летаете в дальний космос, заселяете планеты, и лишь я один остаюсь наедине с той ценой, которая была заплачена за спасение нашей цивилизации. Эта история о парне, который чуть выделялся. Это история о парне, который подвергся испытаниям судьбы. Это история о парне, который «вытащил свой счастливый лотерейный билет» и мог после этого ничего не делать. Это история о парне, у которого было все, что вы только можете себе представить, но его интересовало большее. Это история про парня, который изменил Мир ценой чужих жизней.

Слякоть

Осень 1994 года.

– С тобой хотят встретиться.

Я оторвал взгляд от своей тарелки, где лежал наполовину растерзанный круассан с ветчиной, и вопросительно посмотрел на Макса.

– Они вышли на меня и просили с тобой поговорить.

– Бондеры, что ли?

– Если бы. – Максим устало вздохнул и отвел глаза.

У меня похолодело где-то внизу живота. Я с детства ненавижу это чувство. Еще тогда, когда старшеклассники заманивали меня в туалет на перемене, чтобы отбуцкать. Возникало это чувство и позже, но менее остро. Попытки анализировать это привели к выводу, что главное во всем этом – страх. Впрочем, сейчас мне было не до самоанализа. Мерзкий страх уже обволакивал меня, ладони вспотели, ноги стали ватными. Блин, ну что за жизнь.

– Макс, давай выкладывай быстро, а то я обделаюсь.

– Да ты знаешь, мне кажется, ничего страшного. – он помолчал. – Иначе ты бы давно уже был у них.

– Блин! Да у кого у них? Ты что, смерти моей хочешь?

– У чекистов, у кого еще? Сам что ли не понимаешь? Стали бы бондеры или мусора так издалека заезжать?

– А эти, значит, у нас воспитанные. Подходы, стало быть, ищут. Что же это я за персона такая, если они тебя попросили со мной поговорить?

– Да ты знаешь, это-то и странно. Есть у меня знакомец один, который помогал вопросы решать с таможней. Ну ты помнишь эти мои проблемы прошлогодние. Так вот, он позвонил вчера, стрелку забил. Я думал, предложить чего хочет, а он о тебе заговорил. Ага, думаю, пробивает. Ну я, сам понимаешь, отшучиваюсь, а он всё свое. Тогда и сказал ему что-то вроде про то, что друзей в унитаз не сливаю. Ну он в бутылку. «Кто унитаз? ЧК унитаз?» И всё в таком духе. А выпили на тот момент немало. Распалился не на шутку. Я присмотрелся, как ты учил, и вижу, пургу гонит малый. Специально распаляется, пугает типа. Тут пришло ко мне успокоение, я еще налил по полной, сунул ему в руку рюмаху, выпили. Поднял я свои очи кари на этого помошничка и в лоб ему про то, что если есть чего сказать, пусть говорит, а нет, то и покедова. И представляешь, он повелся. Слабак. А еще майор. Мельчают гэбисты.

– Макс, ну не тяни ты кота за сам знаешь что. Дело говори.

– Я и говорю. Мол, ничего плохого мы не хотим, и стучать ни на кого не надо, просто у Кирилла встреча предстоит, вот мы и хотели бы его предостеречь.

– Слушай, это бред какой-то. Что они, из института благородных девиц? Мы что, в Швеции? Ты посмотри на улицу. Москва – 1994. Останови любого на иномарке, все с оружием. Вот здесь вчера стрелка была, человек сорок. Среди бела дня терли с полчаса, потом стрелять начали. Ты не темнишь, часом?

– Да ты чего? В своем уме?

– Ну и что теперь?

– А ничего. Вот просил передать тебе телефон. Позвони ему.

Макс протянул мне белый прямоугольник. Абясов Андрей Михайлович и телефон. Бумага была дешевая, таких визиток давно уже не делают.

– Макс. Ты мне друг. Мы с детства вместе, чем он тебя так запугал? Ну посмотри на эту лажу. Это не карточка, а фуфло какое-то. И потом, что я, идиот звонить сам? У них мой номер есть, вот пусть и звонят. А ты, если спросят, скажи, что говорил и всё передал. Да не бзди ты. Они в тех делах таможенных не менее чем ты замазаны. А больше на тебя и нет ничего.

– Дурень ты, Кира. На всех на нас у них есть, не беспокойся, только команды «фас» и ждут.

– Расслабься, старик. Рассосется как-нибудь. Я, кстати, завтра в Ялту лечу по делам. Вернусь через неделю, а там «либо ишак подохнет, либо шах помрет».

Уж за что я по-настоящему благодарен «Аэрофлоту» тех лет, так это за рейс Москва – Симферополь. Вылет в 10.40 утра. Тут главное, чтобы в Москве дождь шел, а еще лучше снег мокрый. Когда с утра идет мокрый снег, на душе особенно гадко. Едет какой-нибудь гражданин на работу, кругом грязь, слякоть. Щетки эту грязь по лобовому стеклу размазывают, пробки на дорогах, по радио бредятина утренняя. Но это гражданин рядовой, а вот избранные… В восемь сорок проходят регистрацию, потом мимо сонных таможенников, через пять минут попадают в маленький зальчик ожидания, и здесь главное не суетиться. Сначала в бар. Пятьдесят «Хенесси» и эспрессо. Причем не экономить. «Хенесси ХО» и черт с ним, что стоит не выговоришь. Зато девушка сразу смотрит внимательно на тебя и даже ласково. Еще бы, только смену приняла и сразу такая удача. И не в стакан нальет тебе, а в рюмочку, хоть и в пластиковую, и лимончик выдаст без напоминания, а бывает, что и конфетку даст или шоколадку маленькую. А ты бритый такой, довольный, бодрый в меру, глаза с поволокой. Примешь всю эту роскошь с благодарностью и к столику. Медленно выпить кофе, маленькими глотками, не торопясь. Кофе здесь замечательный. Настоящий, итальянский. А коньяк пусть стоит и пахнет. И лимон пусть оттеняет собой этот не свойственный утру коньячный запах, создавая неповторимый, революционный букет оппозиции этому дрянному утру и заплеванному залу ожидания. Рекомендую оставить в чашечке на пару глотков, обвести взглядом, тем самым с поволокой, о котором Макс говорил, вокруг себя, задумчиво остановиться на барменше, чуть качнуть в ее сторону рюмочкой, дождаться легкой ответной улыбки и выпить содержимое не отрываясь, неспешными глоточками. Теперь подождать секунд тридцать, пожевать лимончик. Сигаретку непременно прикурить, допить те самые два глотка кофе между затяжками. И если после этого вы не почувствуете себя самым счастливым человеком, то вы просто не способны к счастью.

Теперь в «дьютик». Подарки украинским друзьям, да и себя любимого не забыть. А тут и посадку объявили, вот и чудесно. Пропадай, Москва, без меня.

Ровно через полчаса после взлета появляется солнце, еще через час видно землю, и так теперь до самого Крыма. А ты сидишь в полупустом самолете, отхлебываешь коньячок и читаешь что ни будь жизнеутверждающее. Аксенова, например. И знаешь, что это чувство счастья тебя уже и не покинет никогда. Вот и посадка. За окном солнце. Начало октября, а люди в рубашках. Быстрей на выход. Спуститься по трапу и вдохнуть, нет, не вдохнуть, а откусить этого воздуха. Откусить и жевать, и щуриться от солнца, и улыбаться.

А по дороге в Ялту тормознуть у стоящей на обочине машины-цистерны. Выйти, размять ноги, протянуть рубль пожилой женщине, и нальет она вам из крана полулитровую баночку свежего портвейна. И будет этот нектар пахнуть морем и изюмом. И выпьете вы всё это без остатка, и даст вам по шарам, но как-то нежно и ласково. А потом задремлете, и когда откроете глаза, перед вами будет море, от края до края. И вы еще в машине услышите его шепот. Но не спешите с ним говорить, это время еще придет.

Так было со мной и в тот раз. И дела делались, и чувство радости и счастья не проходило. И забыл я о том странном разговоре с Максом. Не просто забыл, а специально. Сделал над собой усилие, и тю-тю, нетути больше в моей памяти бреда этого.

Обратно труднее. Тут главное не поддаться общей суетливости и сосредоточенности. VIP «Симферопольский» маленький, но уютный. В баре спросить что-нибудь аристократически прощального. Белый мускат красного камня в данном случае подойдет лучше всего. Но чтоб не в стакан вам его налили и не в бокал стеклянный. Попросите фужер хрустальный. Тяжелый такой, еще с советских времен остался. Их уже все поразбивали, но держат парочку под прилавком для таких ценителей прекрасного, как мы с вами. Янтарное вино будет искриться и переливаться в гранях хрусталя. Вам будет немножко грустно, и вы выпьете этот нектар медленно, до дна. И оторвете фужер от губ, переведете дух. Глаза ваши увлажнятся, и навернется слеза, а вы ее украдкой так смахнете, типа глаз зачесался. А сами гордые такие, любящие весь мир, пойдете к автобусу и полетите.

Вот в таком состоянии они меня и взяли. Тепленького, как говорится.

Обычно я летаю бизнесом и прошу, чтобы со мной рядом никого не сажали. По возможности, конечно. В этот раз желание с возможностью не совпали. Место рядом со мной было занято, да и вообще салон был под завязку. Вздохнув, я протиснулся мимо соседа и плюхнулся в кресло.

– Добрый день.

– Здравствуйте.

Вежливый такой мужчина лет пятидесяти, лоб открыт, кожа немного смуглая, но черты лица вполне славянские. Ну что ж, мне с ним детей не крестить, как говорится.

– Вы позволите полюбопытствовать? – кивнул он на кипу газет и журналов, которую я выудил из сумки.

– Да они недельной давности, не успел просмотреть, когда сюда летел.

– Это ничего. А то я совсем без чтива. Если ничего не читать, то тянет поговорить, а это ведь не очень вежливо, не правда ли? Меня, кстати, Николаем зовут.

– Кирилл, очень приятно. А вы, часом, не дипломат?

– С чего это вы?

– Да так, слишком издалека заходите. Я протянул ему несколько газет и пристегнулся ремнем. Самолет уже выруливал на взлетку.

Меня что-то сморило в сон, я задремал. Есть у меня такая привычка – никогда не бороться со сном. Даже когда за рулем еду. Как прижмет, останавливаюсь, блокирую двери и сплю. Причем надо-то мне всего от пяти минут до получаса, и всё, опять бодр и весел. Так было и сейчас. Закрыл глазки и отчалил в заоблачные дали. Впрочем, через полчаса проснулся и принялся за обед.

– А почему все-таки вы решили, что я дипломат? Я вот читал, пока вы спали, а сам всё об этом думал. И знаете почему? С юношества мечтал быть дипломатом. Из кожи лез, языки учил, в МГИМО поступал три раза.

– Поступили?