– А если тот, кто забрал достойных в рай, понятия не имеет о ваших божествах и святых образах, которым вы молитесь? Если настоящий Бог не связан с официальными религиями?
– Будем надеяться, что связан, ведь воскрешение людей из мертвых произошло, и это было описано ранее.
– Допустим, – согласился Саша, – воскрешение людей описывали. Ну и что? Совпадение! А белых тварей, кишащих сейчас на земле, никто не описывал. Никто не писал, что они будут вытворять с людьми. А шары в небе? Их тоже никто не описывал. Зато все писали о том, что нужно постоянно молиться и ходить в церковь, а оказалось, что это вообще не имеет значения. Что-то совпало, что-то нет.
– Пророки разных религий рассказывали о том, что им говорил Бог, и каждый делал это своими словами. В общем и целом все религии говорят одно и то же.
– Вы были верующим до всего того, что случилось? – спросила Ева.
– Да.
– Интересно, здесь много верующих?
– Теперь я думаю, здесь верующие все.
Один из мужчин, услышавший их разговор, подошел и задрал кофту.
– У меня даже Божья Матерь набита, – сказал он шепелявым голосом, – я и крест ношу всю жизнь, и молитвы читаю каждый день. И в церковь ходил, и на свечи не жалел денег. Всегда покупал самые дорогие, потолще которые.
– А сюда как попал? – спросил Саша.
– По глупости, – ответил тот, отводя взгляд в сторону, – избили мужика, забрали вещи. Деньги были нужны. Сейчас я жалею об этом.
– Это не первый твой арест, – сказал Антон, – здесь татуировки не колят.
– Там… по молодости еще было, – прошепелявил мужчина. – Да кто безгрешен? Безгрешных не бывает.
– Верили бы все эти люди в Бога, если б религия не обещала вечную жизнь? – спросила Ева.
– Таких религий не бывает, – сказал Кирилл.
– То есть религии, которые ничего тебе не дают взамен, нету? – предположила Ева.
– Я не припомню. А какой смысл в такой религии?
– Просто жить по заповедям, – сказал Саша, – по совести и морали, быть добрым и помогать людям. Без награды в виде рая.
– Тогда никто верить не будет, – усмехнулся Антон.
– Да. Скажут, дайте-ка мне полистать список, я выберу другую, – сказала Ева, – где меньше обязательств и больше обещаний.
– А ты, девочка, не боишься так говорить? – понизил голос Кирилл. – Смотри, как бы там, наверху, не передумали брать тебя в рай.
– А чего мне бояться? Я не совершала никаких плохих поступков, а все остальное, как оказалось, для Бога не имеет значения. – Она посмотрела на мужчину, который только что показывал наколотую Божью Матерь у себя на груди. – Поставлю я сто свечек в церкви или прочитаю пятьсот раз молитву – какая разница, если я при этом проживаю мерзкую, подлую жизнь в отношении окружающих? Бога не подкупить свечками, даже если покупать самые дорогие и толстые.
– Как знать, – засомневался Кирилл.
Антон, Ева и Саша прошлись еще несколько раз вдоль коридора туда и обратно, потом вернулись в камеру.
К пяти часам вечера все заключенные собрались возле лестницы, которая вела к выходу. Ева вышла из камеры, чтобы посмотреть, что будет происходить. Кирилл встал напротив людей и заговорил о том, что Бог всех простит, что все могут ошибаться и что нужно замаливать свои грехи. Через минут десять проповеди он повернулся к выходу и громко начал читать молитвы. Люди стояли молча и иногда крестились. На молитву пришли все заключенные, кроме двоих, не считая Антона. Эти двое были других религиозных взглядов и, видимо, сами молились своим богам. Робот-охранник подошел к собравшимся и спросил, почему они собрались такой кучей, здесь это было запрещено. Заключенные никак не отреагировали на него. Саша подозвал охранника в камеру и объяснил, что делают собравшиеся, но тот ничего не понял.
* * *
Повозка ехала очень медленно. Стражи слева и справа от Левия внимательно смотрели по сторонам. Двое конвоиров шли сзади, чтоб облегчить работу лошади. Держали в одной руке по деревянной булаве с металлическим наконечником, в другой – зажженные масляные лампы.
– Отец Мартин, похоже, Бог пытается помешать вам доставить меня в город.
– Хотел бы помешать, погубил бы обеих лошадей.
– А в гибели одной лошади, по-вашему, нет замысла?
– Нет.
– Ну ладно, ладно, я шучу, конечно же.
– Левий, неужели вам совершенно не страшно?
– Совершенно.
– Почему вы не боитесь? Может, вы и правда, как говорят, умственно больны?
– Чувствую себя абсолютно здоровым.
– Вас казнят сегодня днем. Почему вы не боитесь?
– Потому что мне не страшно.
– Но ведь вы не верите в Бога, не верите в душу, не верите вообще ни во что, вам нужны только факты, только доказательства, черт вас дери, и вы, видимо, считаете, что после смерти вы окажетесь в небытии. Ведь, по вашему мнению, души не существует. И вы не боитесь. Я не понимаю этого.
– Я не боюсь, потому что от моего мнения и от моего знания ничего не меняется. Мы ничего не решаем тут. Если все устроено таким образом, чтоб сознательные существа после смерти попадали в небытие, то какой смысл этого бояться? А если мы окажемся, как вы считаете, в раю, то я буду только рад. В любом случае, правду я узнаю раньше вас. Как ученый, я отношусь к тому, что меня ждет, как к эксперименту.
– Жаль, о результатах вы не сможете сообщить миру.
– Отец Мартин, раз уж мы заговорили о смерти и страхе, ответьте, а вам не страшно грешить участием в моем убийстве?
– Соблюдение закона – не грех.
– Вы сами придумали этот закон. Ваш пророк писал что-нибудь об этом законе? О том, что нужно уничтожать всех, кто имеет другое мнение, отличное от церковного?
Отец Мартин проигнорировал вопрос Левия.
– Я читал заповеди, оставленные нам от первого человека. Якобы первого. Ныне считающегося пророком. Да что уж там мелочиться – святым! И вам, отец Мартин, не помешало бы их прочитать повнимательнее.
– Я помню их и сам текст помню. Наизусть.
Левий начал цитировать Священное Писание:
– «Я человек. Я остался один…»