Бриллиантовый корабль

– За всеми портами следят. Фабос в Париже; белый флаг удалился из Св. Михаила; станция в безопасности; ждите приезда.

Ответом был нетерпеливый вопрос:

– Кто – Росс или Сикамор?

Я подумал, что они ждут два судна, капитаны которых называются Росс и Сикамор. Наудачу я назвал первое имя и ждал, что будет дальше. Никогда еще в мире не имело электричество такого значения для смертного человека...

– У нас на исходе уголь и вода, – последовал ответ. – Поспешите, ради Бога, или мы отправимся в Рио.

На это я горячими от лихорадочного волнения руками передал:

– В Рио известно; держитесь моря; мы завтра будем у вас.

Несколько минут длилось молчание. Я представлял себе, что неизвестный мне экипаж ведет дебаты относительно моих слов, как бы вселяющих им надежду на спасение. Вспомогательное судно идет к ним. Они будут избавлены от необходимости выйти на берег и от жажды. Когда аппарат снова начал свою доверчивую исповедь, меня еще раз просили поспешить.

– Я Валентин Аймроз. Что задержало вас на берегу?

– Полиция и Фабос.

– Фордибрас, значит, изменник!

– Дочь его с вами?

– Разве это известно в Европе?

– Подозревают.

– Благодаря болтуну Фабосу. Он получил мое послание. Сикамор вышел в море.

– Он на два дня позади нас.

– Какой уголь у вас на борту?

Я отошел от аппарата и не отвечал ни единого слова. Надо вам сказать, что я был уже убежден в том, что таинственный «Бриллиантовый корабль» был в действительности судном буксирным и, следовательно, должен был поджидать прибытия других судов. Из Европы или Америки выходили с правильными промежутками тендеры значительной величины, которые снабжали водой, провизией и углем судно еврея, где он скрывал свою добычу и скрывался сам со своими сообщниками. Получалась, таким образом, целая система правильных переездов взад и вперед, совершаемых этими негодяями в качестве вспомогательного экипажа. Большое судно никогда, вероятно, не показывалось у берегов, за исключением только случаев крайней необходимости. Выбор же такого места для постоянного крейсирования объяснялся тем, что в этих широтах царствует полная тишина и отсутствуют ураганы. Все это было мне вполне ясно. Когда же этот архинегодяй спросил меня, «какой уголь у нас на борту», я понял, что это грозит нам опасностью, и моментально ушел от аппарата. Я не имел сведений о тендере. Малейшая неосторожность могла испортить так удачно проведенную мною операцию.

– Там хотят узнать, вероятно, насколько осторожен получатель, – сказал я себе, выходя из каюты в таком возбужденном состоянии, в каком я еще не был со дня своего отъезда из Англии. – Тем лучше. Пусть себе спрашивают, что хотят, я знаю о них достаточно, а завтра узнают об этом и в Европе.

Лорри был на палубе, когда я поднялся наверх, а рядом с ним стоял Мак-Шанус. Я удивился, узнав, что уже шесть часов и солнце садится. Друзья мои сразу же заметили бледность моего лица и спросили, что так долго задержало меня в каюте.

– Джентльмены, – ответил я, – «Бриллиантовый корабль» находится в нескольких ста милях от нас – и на борту его еврей и Анна Фордибрас. Капитан Лорри, сделайте необходимые распоряжения! Тимофей, пришли мне сюда наверх виски с содовой и самую длинную сигару, какая есть на яхте. Мне нужно кое-что обдумать... да, обдумать.

Я повернулся и направился к своей каюте. Когда я входил туда, позади меня раздались веселые восклицания. Ах! Славный малый! К какой пристани повернули они так решительно нашу яхту? Не к пристани смерти и к могиле на этом спокойном океане, по которому мы мчались теперь с такой быстротой, словно там за этим тусклым горизонтом находился желанный рай земной?

Я ничего не соображал. Мною снова овладела лихорадка преследования, и правь нашим рулем сама смерть, я бы и тогда не послушал голоса жизни, звавшего меня назад...

XX

Яхта «Белые крылья» идет на риск

Мерри, наш маленький повар – хвастун в белом переднике, утверждающий, что он француз, – поклялся в этот вечер, что если он когда-либо еще изготовит рагу «a la trufle a Perigord» для такого господина, который вместо обеда пьет виски с содовой и курит сигару, то «пусть его повесят на крючке для котла». Я успокоил доброго малого, заказав ему ужин к одиннадцати часам и пригласив не него Лорри и Бенсона, нашего инженера-механика. Нет надобности говорить, что разговор наш вертелся около одного и того же. Не успели мы наполнить стаканы, как я начал предлагать им вопросы – и писать на бумаге их ответы.

– На сколько дней хватит нам угля, мистер Бенсон?

– В зависимости от того, как далеко и как быстро будем мы идти, сэр!

– Предположите, что мы лежим в дрейфе. В таком случае не может быть большого потребления угля?

– Нет, сэр! Если же вы вздумаете снова мчаться на всех парах, то закрома ваши быстро опустошатся.

– Все будет зависеть от того, как поступят те люди, Бенсон. Они могут быть в том же положении, что и мы. Если друзья наши на родине поверят нашему донесению, то не думаю, чтобы на Валя Аймроза или на кого бы то ни было из его компании вышло больше угля. Надо полагать, у него есть другие источники. Он не может полагаться на помощь судов, идущих из Европы. Что касается американского правительства, то вряд ли оно пожелает вмешиваться в дела подобного рода. Газеты в той же мере заговорят об этом деле, в какой полиция будет уклоняться от действий. Мы должны приготовиться к недоверию. Если кто нам поверит, так разве только те люди в Южной Африке, которые ежегодно теряют сотни тысяч фунтов. В этом и есть ключ к разгадке этой тайны. У еврея есть сотни агентов, которые крадут для него бриллианты из Кимберлея, а он скрывает и людей этих, и добычу на своем огромном судне, пока не минует опасность. Один намек тем приятным людям, магнатам Парк-Лэна, – и вы будете снабжены достаточным количеством денег для какой угодно цели. Я сомневаюсь, однако, в их здравом смысле. Мы не должны в этом деле принимать их во внимание.

– Тебе нужно думать о себе и о молодой леди, а не о других, – прервал меня Тимофей. – Какое тебе, черт возьми, дело до Парк-Лэна, до меня и до кого бы то ни было другого? Обязаны ли мы думать о том, в сохранности их бриллианты или нет? Ни капельки, мой мальчик! Если ты охотишься за евреем, то лишь исключительно для собственного тщеславия, а не для блага человечества. Я был бы безумцем, скажи я тебе что-либо другое. Ты хочешь славы, а венцом этой славы будет та девушка. Будем откровенны друг с другом, и все пойдет тогда скорее.

– Тимофей, – сказал я, – ты философ. Не будем спорить об этом. Слава эта ничего для тебя не значит и, будь это в твоей власти, ты с первым пароходом вернулся бы в Европу, только бы там согласились взять тебя. Пусть будет так.

– Черт возьми! Я ничего подобного не желаю.

– Ах! В груди каждого человека таится тщеславие. Не говори больше ничего. Будь я в серьезном настроении духа, я сказал бы тебе, что тщеславие гораздо меньше беспокоит меня, чем безопасность Анны Фордибрас и ее свобода. Я считаю, что обязан охранять ее. Она на борту «Бриллиантового корабля» – подумай, в обществе каких негодяев, воров и убийц находится она. Капитан, Тимофей, у меня не хватает мужества подумать о том, что может с ней случиться. Лучше, быть может, чтобы она не оставалась в живых, чем говорить об этом. Вы знаете, в чем дело, а потому должны помочь мне там, где рассудок отказывается служить мне.

– Мы все с вами до последнего человека на яхте! – торжественно провозгласил капитан Лорри.

Тимофей не ответил. Легко поддающийся волнению, как все ирландцы, он выслушал меня в полном молчании, которое говорило слишком красноречиво о его преданности. Я и сам не люблю публичного выражения чувств. Друзья поняли, что значит для меня безопасность Анны, – и этого было достаточно.

– Мы увидим судно через восемь часов, – сказал я, – поспешно меняя тему разговора, – и дело наше начнется. Я надеюсь одурачить их и вынудить уступить нам. Весьма возможно, что это не удастся. Мы рискуем даже погубить нашу яхту. Я ничего не могу обещать, кроме того, что до тех пор, пока я жив, я буду охотиться за евреем и на море, и на суше. Выпьем, джентльмены, за успех этого дела. Быть может, пройдет несколько дней, прежде чем нам представится для этого случай.

Мы наполнили наши стаканы и провозгласили тост. Я отправил лакея с приказанием от моего имени, чтобы матросам дали двойную порцию грога, и вскоре после этого до нашей каюты донеслись звуки пения. Было около полуночи, но никто не думал ложиться в постель. Хотя мы разговаривали о самых обыкновенных вещах, но все мы находились под влиянием необыкновенного возбуждения, которое трудно выразить словами. Когда второй офицер сообщил мне, что телеграф работает снова и весьма даже ясно, я выслушал его с полным равнодушием. В данную минуту опасно было посылать какую бы то ни было телеграмму через обширное водное пространство. Никаких дальнейших разговоров не могло быть между мной и евреем, пока я определенно не выяснил себе всего дела.

– Они думают, вероятно, изменить свое расположение, капитан! Мы должны удержать их и идти по их следам. Вы думаете, что мы увидим их в два часа средней вахты. Я сойду вниз, послушаю, что они говорят, и, если нет ничего особенного, не буду отвечать им.

Я подошел к аппарату, который отчаянно стучал, подтверждая слова второго офицера. Я разобрал слова «Ко мне, Росс» – имя офицера на одном из вспомогательных судов, о чем они уже сообщали мне. Имя это повторялось несколько раз, заставив меня прийти к тому заключению, что я должен поспешно отвечать. Надо им дать знать, будто вспомогательное судно в неисправности, сказал я себе. Таков должен быть мой первый ход.

«Фордибрас» – отстучал я, и затем снова – «Фордибрас», после чего несколько самых простых слов: «сломалась ось двигателя... все матросы работают... завтра будет исправлено...»

Я повторил это послание, но к немалому удивлению своему не получил ответа. Как вчера я сам перестал отвечать «Бриллиантовому кораблю», так сегодня вечером перестали мне отвечать оттуда. Я пришел к тому заключению, что сообщенные мною новости были настолько поразительны, что говоривший со мной человек стремглав бросился к капитану судна и мне ответят немного погодя. Прошло полчаса, а я все еще ждал. Было уже около часу пополуночи. Мне помнится, что часы показывали семнадцать минут второго, когда наш дежурный матрос заметил на далеком горизонте огни «Бриллиантового корабля» и капитан Лорри влетел ко мне, чтобы сообщить эту новость. Теперь, разумеется, мне не было надобности ни в каких телеграммах. Вы можете представить, с каким волнением последовал я за ним на палубу, чтобы насладиться этим зрелищем.

– Вы только сейчас увидели его, Лорри?

– В эту секунду, доктор! Скорее этого я не мог спуститься вниз, сэр!

– А Мак-Шанус знает?

– Он весь трясется, точно у него лихорадка. Я предложил ему идти в каюту и выпить виски.

– Не другое ли это судно, Лорри?

– Может ли это быть, сэр? Здесь нет курса для судов. Это то самое, за которым мы гонимся.

– Далеко оно от нас, Лорри?