Женщина

– Чего надо? – сухо спросила рязанка.

– Арбузу хотите?

– Спасибо.

Конёв стал осторожно подвигаться на голос.

– А хлеба? Пшенисный хлеб, мягкий… просто как ты…

Подруга рязанки сказала голосом нищей:

– Дай мне хлебца…

– То-то же! Где вы тут?

– Мне и арбузу…

– Ты – которая?

– Ой! – болезненно вскрикнула рязанка. – Куда те несёт, пострел?

– Не кричи… темно…

– Спичку бы зажег, чорт.

– Сам-четвёрт. Спичек у меня мало. Ежели я схватился за тебя, не велика беда. Муж бил – больней было. Бил муж-то?

– А тебе что?

– Любопытно. Эдакую бабёночку…

– Ты – слушай… ты – не тронь… а то…

– А что?

Они спорили долго, бросая друг в друга какими-то короткими и всё более злыми словами, наконец рязанка глухо крикнула:

– О, чорт паршивый… туда же…

Началась возня, раздались удары по мягкому, Конёв скверно хихикал, а пензенская промямлила:

– Не балуйте, бесстыжие…

Я зажёг спичку, подошёл к ним и молча оттащил Конёва прочь, это не обидело его, а как будто только охладило: сидя на полу в ногах у меня, отдуваясь и поплёвывая, он говорил увещевающим голосом:

– С тобой, дура, играют, а ты – эко, разошлась!.. Убудет тебя…

– Получил? – спокойно спросили из угла.

– Ну, так что? Губу разбила… важность!

– Подкатись-ка ещё, я те и башку разобью…

– Лошадь! Глупость деревенская… И ты тоже, – обратился он ко мне, – тащишь за что попало в руки… одёжу рвёшь…

– Не обижай человека.

– Чудак, – не обижай! Разве бабу этим обидишь?

И со смешком, грязно, он начал рассказывать о том, как ловко бабы умеют грешить, как они любят обмануть мужика.

– Похабники, – сонно проворчала пензячка.

Скрипнув зубами, парень вскочил, сел и, схватившись за голову руками, угрюмо заговорил:

– Уйду завтра… домой пойду… Господи! Всё едино…

Снова свалился, как убитый, а Конёв сказал:

– Оглобля.

Во тьме поднялась чёрная фигура, бесшумно, как рыба в воде, поплыла к двери, исчезла.

– Ушла, – сообразил Конёв. – Здо-оровая бабища! Ну, всё-таки, ежели бы ты не помешал, я бы одолел её, ей-богу!

– Иди за ней, попробуй…

– Нет, – сказал он, подумав, – там она палку какую найдёт, кирпич али что другое. Ничего, я её достигну! Это ты напрасно помешал… позавидовал мне…

Он снова стал скучно хвастать своими победами и вдруг умолк, точно проглотив язык.

Тихо. Всё остановилось, прижалось к неподвижной земле и спит. Меня тоже одолевает чуткий сон, я вспоминаю все подарки умершего дня, они растут, пухнут, становясь всё тяжелее, и – точно степная могила надо мною. Дребезжит колокол, крики меди падают во тьму неохотно, паузы между ними неровны.

Полночь.

На сухой камыш крыши и в пыль улицы шлёпают тяжёлые редкие капли дождя. Трещит сверчок, торопливо рассказывая что-то, и во тьме хаты снова плавает горячий, подавленный, всхлипывающий шопот:

– Ты подумай, голубь, что так-то, без дела ходить, на чужих работать…

Слышен глухой ответ избитого парня:

– Я тебя не знаю…

– Тише…

– Чего тебе надо?

– Ничего не надо. Жалко мне тебя – молодой ты, сильный, а живёшь зряшно, я и говорю: идём-ка со мной!