Женщина

– Куда?

– На морской берег, там – я знаю – есть хорошие места: ты гляди – вон, какая земля здесь ласковая до человека, а там ещё лучше…

– Врёшь, поди…

– Тихонько, ты! А я женщина – хорошая, я всё умею, всякую работу, и заживём мы с тобой хорошо, тихо, на своём месте… Я те деток нарожу-выкормлю… ты гляди, какая годная я, пощупай груди-то…

Парень громко хрюкает; мне неловко, хочется дать им знать, что я не сплю, но любопытство мешает сделать это, я молчу и вслушиваюсь в странную, волнующую кровь беседу.

– Нет, погоди, – тяжело дыша, шепчет женщина, – не балуй… я ведь не для этого… пусти…

Грубо и громко парень ворчит:

– Тогда – не лезь! Сама лезет, а сама же ломается…

– Тише ты, услышат – стыдно будет мне…

– А приставать ко мне – не стыдно?

Молчание. Парень сердито сопит и возится; капли дождя падают всё так же неохотно, лениво, и сквозь их шум текут слова женщины:

– Ты думаешь, я мужика ищу? Мне мужа надо надёжного, хорошего человека…

– Ещё я те не хорош.

– Экой ты какой…

– Мужа ей! – фыркает парень. – Ловки вы тут… мужа! Ишь ты…

– Ты – послушай: шляться мне надоело…

– Ступай домой.

Помолчав, женщина ответила очень тихо:

– Нету у меня дома, и родни нет…

– Врёшь, поди, – повторил парень.

– Ей-богу! Забудь меня богородица, коли вру…

Мне кажется, что в этих словах её звучат слёзы, мне – нестерпимо тяжело и тошно, хочется встать и вышвырнуть парня из хаты пинками, а потом долго говорить этой женщине какие-то сердечные слова. На руки бы взять её, как покинутого ребёнка…

А у них снова началась возня.

– Н-ну, не ломайся, – мычит парень.

– Нет, не надо… силом не дамся…

И вдруг она вскрикнула болезненно и удивленно:

– Ой… за что? За что же?

Я вскочил и тоже закричал, чувствуя, что зверею.

Стало тихо, кто-то осторожно пополз по полу, задел изломанную дверь, висевшую на одной петле.

– Это не я, – заворчал парень, – это вон паскуда пристаёт ко мне. Жулики здесь все, покою нет…

В стороне от него обиженно вздохнули.

– Дурак ты, дурак…

– Молчи… распутница!

Дождь перестал, в окно вливалась духота, тишина сделалась ещё плотнее, тяжело давила грудь и, точно паутина, оклеивала лицо, глаза. Я вышел на двор – на нём было как в погребе летом, когда лёд уже растаял и чёрная яма полна тёплой, густой сыростью.

Где-то близко дышала, всхлипывая, женщина, я прислушался и подошёл к ней: она сидела в углу двора, спрятав голову в ладонях, и качалась, словно кланяясь мне.

Сердясь на неё за что-то, я долго стоял перед нею, не зная, что сказать, потом спросил:

– Ты – сумасшедшая, что ли?

– Отстань, – не сразу отозвалась она.

– Слышал я твои речи к нему…

– Ну – так что? Тебе какое дело? Брат мне ты али кто?

Говорила она точно сквозь сон и не сердясь. Мутные пятна стены, точно безглазые лица, наблюдали за нами, а рядом тяжко дышал вол.

Я сел рядом с женщиной.

– Эдак ты очень скоро сломишь себе голову…

Не ответила.

– Мешаю я тебе?

– Нет, ничего. Сиди, – сказала она, опустив руки и присматриваясь ко мне.

– Ты – откуда?

– Нижегородский.

– Далё-око…

– Люб тебе парень этот?