Последние

Любовь(серьёзно). Ты думаешь, молчание ложь?

Пётр. А что же? Конечно – ложь.

(Любовь стоит среди комнаты, лицо у неё суровое, брови нахмурены. По столовой идёт Надежда в капоте, с распущенными волосами.)

Надежда. Верка здесь? Вот дрянь девчонка – растаскала все мои шпильки. Что это у тебя такое совиное лицо?

Любовь. Да?

Надежда. Мне страшно подумать, что будет из этой Верки! По-моему, она опасная девочка, так своенравна. Не понимаю, чего смотрит мама. И ты тоже становишься какой-то ненормальной. Впрочем, ты всегда такая была. Ты ничего не делаешь, это вредно! Вот помогала бы маме следить за Верой, право, это нужно…

Любовь. Отец лёг спать?

Надежда. Как всегда. А я начала одеваться на вечер к прокурору, да рано ещё.

Любовь(улыбаясь, осматривает её). Тебе не скучно жить, Надя?

Надежда. Н-но! С таким красивым телом, как моё? Скучают только ненормальные люди.

Любовь. Это говорит твой Лещ?

Надежда. У меня есть свой язык.

Любовь. А – мысли?

Надежда. Не трудись напрасно, меня не уколешь… Ага, вот Верка! Ну, я ей покажу, как хватать чужие вещи.

(Надежда быстро уходит. Из двери справа идёт Федосья.)

Федосья. Любушка, милая! Александр, озорник, вязанье у меня спрятал куда-то, – поискала бы ты…

Любовь(берёт с дивана вязанье и даёт няньке). Вот оно.

Федосья. Ишь, бездельник. Нянчила, гадала – богатырь растёт, вынянчила – миру захребетника… Вот так-то и все мы, няньки. Ещё ладно, когда дурака вынянчишь, а то всё жулики.

Любовь(усмехаясь). Это верно, няня, не удались тебе питомцы… не удались.

Федосья. Ась? (Оглядывается, садится у стола, распутывая своё вязанье, и, как всегда, что-то шепчет. По столовой, разговаривая, проходят Пётр и Софья, потом Софья садится на кушетку, Пётр на пол, к её ногам. Затем вбегает Вера, садится рядом с матерью, поправляя растрёпанную причёску.)

Пётр(задумчиво). Мы пили чай, и он говорил, что настанет время, когда люди будут летать по воздуху так же легко и просто, как теперь ездят на велосипедах…

Софья. А о политике вы с ним не говорили?

Пётр. И о политике. Он обо всём говорит удивительно интересно.

Софья(настойчиво). А что он говорил о политике?

Любовь(иронически). Эх, мама, мама! Жена полицеймейстера.

Пётр(вспоминая). Я позабыл… Это тоже было хорошо. У него такие умные глаза. Но, мне кажется, он не жалеет людей – он сказал: погибнут сотни сильных, тысячи слабых…

Софья(тревожно). Отчего – погибнут?

Пётр(улыбаясь). Не помню… или, скорее, не понял я…

Софья(осторожно). Тебе не кажется, что он – революционер?

Пётр(протестуя). Нет, мама, что ты!

Софья(вздохнув). Они хитрые, Петя…

Вера(матери). Ты поругала Петьку?

Софья(торопливо). Да, да… Ну, рассказывай…

Пётр. Потом пришла барышня, Наталья Михайловна, и стала говорить о книгах…

Вера(ласкаясь). Мама, пусти меня к нему! Ведь вот у него бывают барышни…

Софья. Это неудобно. Я не знаю его.

Любовь. А ты находишь удобным для Веры знакомство с Якоревым?

Софья. Якорева знает отец…

Любовь. Разве это делает его приличнее?

Софья. Подожди, Люба… (Пётру.) Он знает, что ты сын Коломийцева?

Пётр(не сразу). Ну, конечно! (Встаёт, отходит прочь, сердито бормочет.) Сын Коломийцева… Ты говоришь об этом, как о заразной болезни…

Вера. Слышишь, мама? Вот дрянь Петька!.. Мама, пригласи его к нам, хорошо?

Софья. Я подумаю.

Вера. Ах, господи, у нас так скучно! Ходят одни полицейские, притворяются военными…

(Иван вошёл в столовую, заложил руки за спину, посмотрел на часы и погрозил им пальцем. Открыл буфет, налил вина, выпил, покачал головой и, расправляя усы, заглянул в гостиную.)

Федосья. Софьюшка, ты бы женила Александра-то! Верочке замуж пора… Детей-то сколько будет, а? (Беззвучно смеётся.)

(Пётр остановился перед ней, смотрит хмуро.)

Иван. Тут есть кто-нибудь?

Софья. Дети.

Иван. А ты?