Голоса из подвала

Голоса из подвала
М. С. Парфенов

Максим Ахмадович Кабир

HorrorZone
«Байки из склепа» по-нашему!

У мальчика Алеши плохая наследственность – его бабушка медленно сходит с ума, но об этом мало кто догадывается. Ничего не подозревающие родители отправляют Алешу в деревню на все лето. А бабушка в наказание за мнимое баловство запирает мальчика в темном страшном подвале. Долгими часами сидит Алеша во мраке и сырости, совсем один, перепуганный и продрогший… пока не начинает слышать «голоса». Они нашептывают ему истории, от которых кровь стынет в жилах. Рассказывают о жизни и смерти, любви и ненависти, предательстве и жестокой мести. Жуткие, но увлекательные рассказы затрагивают в душе что-то такое, что заставляет Алешу вновь и вновь спускаться в затхлую темень, чтобы услышать таинственные голоса…

Максим Кабир, М. С. Парфенов

Голоса из подвала

Рэй Брэдбери,

Роберт Блох,

Роальд Даль,

Ричард Матесон,

а также

«Сумеречная зона»,

«Калейдоскоп ужасов»,

«Байки из склепа»

и все-все-все —

спасибо за голоса в моей голове

Алеша спускается в подвал

Первый раз он очутился в подвале не по своей воле.

Алеше было шесть лет, и он гостил в деревне у бабушки. Годом ранее родители отдыхали там вместе с ним, но в этот раз оставили одного – отец привез в начале июня, а забрать обещал в августе. Мама сказала Алеше, что он уже достаточно большой и без них не пропадет. Сказала, что свежий воздух и солнце полезны для растущего организма, что им с папой надо уладить кое-какие дела, а бабе Нине с внуком «все веселей будет».

Алеша не возражал, ему и в прошлый раз в деревне понравилось. Особенно хороши были бабушкины пирожки, которые так здорово запивать парным молоком, после чего над губой появляются усы из пенки.

Он отправился к бабе Нине с радостью еще и потому, что тем летом родители вели себя странно, неприятно: папа постоянно ругался, а мама часто плакала или тихонько выла без слез. Какие такие «дела» им нужно уладить, Алеша не знал, но догадывался, что все это – ругань, слезы и «дела» – как-то взаимосвязано. Надеялся, что в деревне сможет переждать, а по возвращении все будет как прежде.

Вот только баба Нина тоже стала странной. Много спала и часами торчала у телевизора, даже если тот не работал – тогда она просто сидела в кресле не мигая, вперившись взглядом в матово-черный экран. Еще она иногда забывала, где что из домашней утвари у нее лежит. А однажды, когда к ним во двор заглянула соседка тетя Клава, соли спросить да утречка доброго пожелать, бабушка вместо ответного привета плюнула соседке под ноги и расхохоталась: на кладбище сходи – дед те отсыплет!

Алеша таким переменам в характере обычно доброй и отзывчивой бабушки удивился, даже расстроился. Но подумал, что, может быть, она просто болеет чем-то – и со временем, когда ей станет лучше, прекратит говорить и делать всякие странные странности. Да и что ему еще оставалось? Лишь скучать и надеяться, что все как-то само собой придет в норму.

В подвал бабушка его заманила хитростью: попросила Алешу принести оттуда горшочек с рассадой. Ты-то, говорит, молодой еще, у тебя-то ножки здоровые, а меня уж коленки вконец измучили. Так ступай, сказала, спустись по лесенке. Там внизу увидишь полочку, на ней – баночки, а за баночками-то как раз и горшочки с ростками. Выбери такой, где желтенький цветочек проклюнулся.

Сам Алеша стылого темного подземелья избегал и мимо дверного проема с ведущими под землю ступеньками старался, гуляя по дому, проскочить пошустрее. Прекрасно знал, что ничего там внизу нет, кроме полок с соленьями да горшками, но все равно боялся. Ему еще в прошлом году казалось, что в любой момент из черноты протянется длинная костлявая рука, схватит за волосы и потащит в пахнущую сыростью и мышиными какашками тьму. Но признаться в своих страхах Алеша никому не мог – ни маме, ни бабушке, ни тем более отцу. Стыдно было.

Стыдно да страшно. Но ведь и бабушке не откажешь! И главное – Алеша помнил, что мама просила бабе Нине во всем помогать. Говорила, что та уже старенькая и слабенькая. Говорила – правда, уже в другой раз, и не Алеше, а папе, но мальчик услышал и запомнил, – что бабушке недолго уже осталось. Чего там «недолго», Алеша умом не совсем понимал, но сердцем чувствовал, что речь о чем-то не очень хорошем.

Поэтому, собравшись с духом и даже на секундочку зажмурившись, он все же шагнул за порог подвальной двери. Спустился немножко, на пару ступенек, оглянулся в нерешительности на дверной проем, сереющий между темными, почти что черными стенами. Посмотрел на бабушку, которая стояла наверху и казалась необычайно высокой, ну прям великаншей. Хотел спросить, где тут свет включается: иначе как же ему сыскать нужный горшочек с желтым цветочком, если в подвале так темно, что зажмуривайся, нет – все без разницы, ничего не видать?

– Попался, воришка, – оскалила баба Нина желтые зубы.

И захлопнула за Алешей дверь.

С жутким ворочающимся звуком опустился в железные пазы толстый засов, отрезая путь наружу. Алеша в темноте закричал, заплакал, побежал к двери, принялся колотить по ней кулачками. Кричал, что никакой он не воришка. А яблоко в саду на земле подобрал, только чтобы девочке Фросе подарить, с которой позавчера познакомился, пока по деревне гулял. И что он завтра же найдет Фросю и попросит вернуть яблоко или купить такое же на рынке, если то уже скушала.

– Не ври мне, мальчик, – проворчала из-за двери баба Нина. Таким же злым голосом она соседку на кладбище за солью посылала. – Яблоки тут ни при чем, тем паче зеленые. А ты – ты специально сюда приехал, чтобы пенсию мою красть и в канаве в деревянный сундук складывать! Или думал, что я совсем уже старая, не соображу?

Алеша по малости лет про какую-то «пенсю» вообще ничего не знал. О чем и пролепетал, заливаясь слезами, в еле заметную белую щелочку между дверью и косяком из трухлявого дерева.

– Брешешь, – прошипела старуха с ненавистью. – Брешешь, сучий сын! Посиди-ка подумай, как врать и воровать в другой раз. Только знай, что зимой я в подвале этом двух бродяг схоронила за досками.

Онемевший от ужаса Алеша так и застыл перед запертым входом. А когда очнулся и снова замолотил руками-ногами по двери – баба Нина уже ушла. Шаркающие шаги, удаляясь, становились все глуше, пока вовсе не стихли, растворившись где-то в глубинах дома.

Алеша остался один, дрожа от страха и холода – здесь, в подвале, лето, видать, совсем никогда не наступало, а царила вечная стылая осень.

Какое-то время он еще пробыл возле дверей, прижимаясь лицом к узенькой щели и тихонечко хныча. Потом, смирившись с тем, что его не выпустят, отвернулся и посмотрел вниз – куда спускались ступеньки. И где, если верить бабушке, лежали спрятанные двое мертвецов.

Алеша представил, как раздвигаются доски настила и меж ними высовываются перепачканные землей пальцы. Снизу как будто даже гнилым пахнуло. Тогда он присел на корточки, обхватил руками колени, сжался в комочек в углу у стены и затих, напряженно всматриваясь в темноту.

Сидел так около часа или даже больше – дрожащий, голодный, зареванный. Прислушивался – к наползающей снизу тишине.

Весь превратился в слух. Слушал, и слушал, и слушал…

Пока не услышал их.

Голоса.

– Здравствуй, мальчик…

– Здравствуй, здравствуй, здравствуй…

Голоса звучали словно бы не в ушах, а внутри его собственной головы. Они не были злыми, они были… никакие. Разные и одинаковые одновременно. И Алеша не мог понять, говорят это дяденьки или тетеньки, дети или старики.

– Здравствуйте, – робко ответил он. – А вы кто – эти самые, кого бабушка тут похоронила?

– Нет, мальчик…

– Нет-нет-нет…

– Никого здесь нет…

– И не было никогда…