Анонимные собеседники

Когда мужчина положил трубку на рычаг, в соседнем подъезде в квартире на четвертом этаже автоматически отключился магнитофон.

Нина Васильевна занимала эту квартиру вначале вдвоем с дочерью, потом в течение уже многих лет одна. Муж давно умер, дочь вышла замуж, сейчас живет в Киеве, в столице другой страны.

В ее небогатую событиями жизнь молодой веселый оперативник с Петровки ворвался как романтический герой. Она, конечно, не сразу впустила его, изучила как следует красную книжечку, даже записала фамилию. Павел, так его звали, поначалу расспросил, обо всех соседях, кого она знает. Долго же пришлось ему слушать, она-то всех в своем подъезде знает. Нина Васильевна догадалась, что его интересует кто-то определенный, но прямо спросить он не решается.

Через день Павел заявился снова, принес вафельный тортик. Вместе посмотрели они «Санта-Барбару», выпили чаю. Нина Васильевна с радостью согласилась помочь милиции. Спасибо за доверие. Она, если надо, могла бы и посмотреть за кем-нибудь, хоть из окошка. Но, выяснилось, не надо. Магнитофон у нее Павел оставил – ничего не трогать, не выключать. И пошла писать автоматика. А Паша стал наведываться, кассеты менять. Заходит-то все с гостинцами, чаек, тары-бары. Нина Васильевна понимает, что это одни реверансы, охота ли ему со старой волчицей чай пить. И опять же, конспирация – а вдруг в этот самый час кто из соседок нагрянет, увидят его, и что им скажешь? А мы чего-нибудь наврем, смеется Паша. И сверкает своими белыми ровными зубами.

3

Шурик Шевчук, как только прослышал про излучение радиотелефона, сразу же купил удлинитель. Вставляешь в ухо фиговинку, а «Эриксона» подальше от головы – и никакого тебе опасного излучения. А звонят Шурику всю дорогу! Все встречи ведь на нем: телевидение, пресса, просители, избиратели, прихлебатели, холуи всякие, все на нем. Голову надо беречь. Вас ждут великие дела, граф! Сегодня он третий человек в Команде, а кое в чем, можно сказать, и второй, считая самого В. П. Тузкова!

Полный достоинства мраморный подъезд с вывеской «Общее дело» хорошо известен в Москве, да и во всей стране – ведь его так часто показывают в телерепортажах. Припарковав свой неновый «Пежо» у подъезда, облепленного дорогими машинами, Шевчук отмечает скромный облик своего автомобиля, просто отмечает про себя, не более того. Он без напряжения мог бы купить себе «Ягуар». Любое, скажем, интервью с В.П. стоит и десять, и пятнадцать тысяч долларов. Не говоря уже о других денежных делишках, которые проходят через Шурика. Но ему не нужна шикарная машина. Пока не нужна.

Совещание назначено на 11.00. Сейчас все подтянутся, у них не принято опаздывать. Чудовский завел военную дисциплину. Что будет, если опоздать? Накажут? Смешно как-то. Но пока еще никто не опаздывал.

Через залитый солнцем вестибюль перемещает свое крупное тело Ольга Федоровна Прокопчик, специалист по наговорам и дурному сглазу, важный человек в Команде. В какой-то удобный момент Шурик поинтересовался, верит ли сам В.П. во всякую хиромантию и другую продукцию мадам Прокопчик. «Не знаю, – добродушно рассмеялся тогда В.П., – хотя, говорят, эти штуки помогают и тем, кто не верит!»

Шевчук не верит. Но надо признаться, если говорить о судьбе, то в этом что-то есть. Возможно, какие-то провидцы способны проникать в высший замысел. Только не госпожа Прокопчик, она-то уж точно не способна!

Ощущение судьбы может возникнуть вдруг, ни с чего. Шурик уверен, что сегодняшний день для него очень важен, что-то случится, пока неясно, что именно, но это ощущение чего-то важного и, пожалуй, опасного сидит в нем с самого утра.

А вот и Левин, тоже фигура в Команде. Его сфера деятельности отчасти касается прессы, ТВ, то есть того, чем занимается Шурик. Но они прекрасно ладят, ведь по сути роль Левина сводится к поиску нужных людей, а идеология – это уже дело Шурика. У Левина нужные люди есть всюду, и он нужен всем, этакий местный «фигаро». Финансы, зарубежные и региональные представительства «Общего дела», гостиницы, путевки, авиабилеты, стоматологическая помощь на дому – всюду «фигаро», очень удобно и никогда никаких сбоев. Иначе нельзя, Чудовский, этот вояка, не потерпит никаких сбоев.

– Привет, Леонид Ильич! – здоровается Шурик. – Что вы думаете об опасности международного сионизма?

– Не будем ее преувеличивать, – равнодушно откликается Левин и сморкается.

Хронические свои сопли он словно упаковывает в платок, тщательно складывает его, прежде чем запрятать в карман. Такие манипуляции с платком проделывают фокусники, отвлекая внимание зрителей. Что это, безотчетно проявляемая увертливость? И чувство юмора у него присутствует, не то, что у мадам Прокопчик.

– Ольга Федоровна, вам удивительно идет это платье, вы и вчера, кажется, в нем приходили, – замечает Шурик, переключаясь на мастерицу экстрасенса.

– Похвальная наблюдательность, – отвечает она, настораживаясь; от Шевчука только и жди злых насмешек.

Втроем они поднимаются по торжественной мраморной лестнице в центральный офис В.П., штаб-квартиру «Общего дела».

– Вот если бы вы были легкомысленной девушкой, Ольга Федоровна, я бы знал, почему вы не переоделись, – монотонно рассуждает вслух Шурик. – Не сумели попасть домой из-за неожиданных любовных приключений; первое, что могло бы прийти в голову. Но вы ведь не легкомысленная девушка…

Госпожа Прокопчик не девушка, ей уже за сорок, и она не казалась чересчур привлекательной.

– Александр, ну что вы себе позволяете? – вяло возражает Ольга Федоровна, поддерживая опасный диалог.

– А что я себе позволяю? Можно подумать, я вас по попке похлопал, уже и пошутить нельзя! – удивляется вроде бы Шурик, а сам заговорщицки посматривает на Левина. Но Леонид Ильич умеет казаться непроницаемым.

Мраморная лестница, светлый широкий коридор – все это вполне прилично, но внутри, в офисе В.П. уже по-настоящему хорошо.

– Господа, – негромко заговорил Тузков, когда все расселись, – мы с Алексеем Алексеевичем хотели бы предложить вашему вниманию не вполне обычный материал. Прежде, чем вы его услышите, хочу предупредить о полной и безусловной конфиденциальности всего, что с этим связано. К нам попали стенограммы телефонных разговоров известного вам Ивана Дмитриевича Козинца с дамой из фирмы специфических телефонных услуг.

Валентин Петрович наслаждался эффектом: все встрепенулись и с воодушевлением ждали продолжения. В этом виделся не только естественный интерес ко всяким скандалам, но и искреннее радение за дело. Ведь они все вместе – Команда. Разве уничтожение его главного политического соперника не есть их общее дело?

– Предлагаю ознакомиться со стенограммами и обсудить варианты их использования.

– Речь идет о результативной компрометации Козинца, – рубанул Чудовский. – Можно делать пометки, – добавил он, – но прошу их с собой не уносить.

Вот так, как в детском саду.

Они слушали пленку впятером, сидя за огромным овальным столом из карельской березы в кабинете Тузкова: Чудовский, О. Ф. Прокопчик, Левин, Шурик Шевчук и сам хозяин.

– Давайте сделаем паузу, – предложил Тузков, и Чудовский послушно остановил запись. – Обменяемся пока первыми впечатлениями, там еще минут на пятнадцать, все такое же, потом можно будет послушать еще не раз.

Валентин Петрович сознательно приглушал голос, ему нравилось, что собеседники ловят его слова с напряженным вниманием.

– Не могу представить себе господина Козинца в такой роли, – задумчиво сказал Левин.

– Да уж, – отозвался Шурик, – легче представить нашу Ольгу Федоровну, идущую вечерком в гости с десятком контрацептивов в сумочке.

– Оставим это, Шевчук, – сказал Валентин Петрович. – Лучше поделитесь вашими впечатлениями.

– Клубнички не хватает, – заявил Шурик. – Может на той части, что мы не дослушали, есть погорячее?

– Горячее нет, – сказал Чудовский. Могло показаться, что он принимал вину за это на свой счет.

– Хотя бы об анальном сексе… – мечтательно сказал Шурик.

– Я согласна с Шевчуком, – неожиданно поддержала Ольга Федоровна. – Сам текст недостаточно острый. Остается только факт разговора с проституткой.

– Это не проститутка, – уточнил Чудовский.

– Тем более.

– Но славы Козинцу это не прибавит, – предположил Тузков.

– Не непременно, – возразила Ольга Федоровна. – Для некоторых групп избирателей его образ может даже стать привлекательнее. К тому же, вспомнят про недостойные методы, подглядывание в замочную скважину, посягательство на частную жизнь – все это мы уже проходили!

– Нам надо будет внятно объяснить происхождение пленки, – подал голос Левин. – И потом, не может ли это быть липой?

– Я задавал себе этот вопрос, – кивнул Валентин Петрович. – Что, если это подсунуто службой безопасности Козинца? Мы ухватимся, а на пленке совсем и не его голос.

– Вот, пронеслось в голове Шурика, на пленке не его голос! Затылком он вдруг ощутил дыхание судьбы, предощущение того важного, что должно с ним случиться.

– В самом деле, – сказала Ольга Федоровна, – мы обнаруживаем здесь общий тон неуверенности в своих поступках, слабость, даже невротичность, а ведь мы знаем господина Козинца совсем другим человеком. Но я не удивлюсь, если подтвердится, что на пленке именно он, такое бывает.

– Я решительно могу заверить всех присутствующих, что голос на пленке принадлежит Козинцу, – сказал Алексей Алексеевич.

– В целом текст не характеризует Козинца с негативой стороны, – осторожно заметил Левин. – Но позвольте узнать, есть ли возможность продолжить, как бы это получше сказать… в общем, подслушивание? Может быть, появится что-нибудь более откровенное.

– Не удивлюсь, если в интимном смысле это ожидание скорее всего окажется напрасным, – сказала Ольга Федоровна, перелистывая блокнот со своими записями. – Вполне вероятно, что не секс здесь главное, скорее исповедальность, элементы ролевой игры с анонимной собеседницей… Включается как бы карнавальное восприятие, меняются местами «верх» и «низ», можно то, что обычно нельзя, человек способен отключиться от всего обыденного, каждодневного, устроить себе праздник…

– Каждый день у него праздник…