Рядом с корытом стоял огромный сундук. Его крышка сама открылась, оттуда вылетела чистая одежда и набросилась на детей. Через минуту Толя был насильно одет в красные шаровары и белую рубаху с узором на вороте. На Рите оказался синий сарафан, а на голове – платок.
Тем временем со стены сорвались столовые предметы. Они самостоятельно расположились на столе. Деревянные миски, деревянные ложки, чашки и кувшин.
Баба Яга усадила детей за стол, а сама, громыхая заслонкой, полезла в печь. Толя и Рита переглянулись.
Злобная старуха вынула из печи большой чёрный горшок, обхватив его полотенцем, и поставила на стол. Подняла крышку – из горшка повалил пар. Баба Яга взяла поварёшку и разлила суп по тарелкам. После чего села напротив детей, подвинула им миску с булочками:
– А вот теперь и поужинаем.
Рита сглотнула слюни:
– Как вкусно пахнет. Толя, кажется, она нас не собирается есть.
– Не будь так уверена, – шепнул в ответ Толя. – Может, мы для неё слишком тощие, вот и решила откормить.
– Ой, – сказала Рита и отложила ложку, – бабушка, вы будете нас есть сейчас или потом?
Морщинистое лицо Бабы Яги исказилось то ли в усмешке, то ли в удивлении:
– Это чего же такое ты спрашиваешь?
Рита почти уползла под стол в смущении:
– Вы же Баба Яга? – тихо спросила она.
– Ну? Приятно познакомиться.
– Вы же едите детей? – ещё тише спросила Рита.
– Кто вам наговорил про бабку страстей таких? – изумилась Баба Яга.
Рита едва слышно сказала «Он…» и показала на брата.
Старуха уставилась на Толю страшными жёлтыми глазами:
– Я люблю деток, но не есть их, а кормить. Живу я тут в лесу одна, редко людей вижу… Есть грешок. Иногда я забираю из деревень голодных деток и сироток. Кормлю тут до отвала, да обратно уношу. Благодаря Доброму Кощею, у нас теперь много голодных и сироток.
Рита села прямо и схватила ложку:
– Прямо как наша бабушка. От неё тоже не уйдёшь, пока не наешься.
– Повезло твоей бабушке, что у неё заботливая внучка.
Рита застыдилась:
– Ну, мы редко у неё бываем.
– А это вы зря. Бабушка не вечная.
Рита едва сдержалась, чтобы не разреветься:
– Я обещаю, что буду навещать бабушку, когда вернусь.
Толя несмело взял ложку и попробовал суп. Он всё ещё не верил, что эта злая на вид старуха на самом деле не задумала какую-то гадость.
– Откуда ты, мальчик, узнал, что я ем детей?
Толя покраснел:
– Из… сказок…
– Это из каких таких сказок? Из тех, что наш Добрый Кощей рассказывает? Он вам и не такое наплетёт. Слушайте больше.
Голодные дети быстро съели всё, что было в тарелках, а Баба Яга подкладывала и подкладывала новую еду. Из кармана своего фартука она достала круглые очки в погнутой оправе. Их стёкла были мутными и поцарапанными. От того, что бабка протёрла их краем фартука, стёкла чище не стали.
Надев очки на нос, Баба Яга сказала:
– А теперь, Толя и Рита, рассказывайте мне всё. Да не врите. Я очки правды надела, любую ложь увижу. А вот ложь я не перевариваю.
Рита сдалась.
– Я больше не могу, – она зевнула и опустила голову. – Пусть Толя рассказывает.
Баба Яга помогла сонной девочке дойти до кровати и уложила спать.
Толю тоже клонило в сон, но он боялся, что это и есть хитрый план – усыпить их, а потом…
– Ну, рассказывай, как вы очутились тут? – Баба Яга поправила свои тусклые очки. – Зачем шастаете по Ходячему Лесу? Заблудились што ли? Но так до ближайшей деревни тысячу вёрст. Как вы живыми дошли досюдова, ума не приложу.
Превозмогая сонливость, Толя рассказал всё, что произошло.
– Ага, видела я это Чудо-юдовое. Носилось вокруг моей избушки. Всё искало диковинные вещи, чтобы Доброго Кощея ублажить. Стащило оно, значит, ваш камушек?
– И вот нам теперь надо в Стольный Град, – завершил рассказ Толя, – чтобы вернуть кристалл.
– Ой, зря вы, детишки, к Кощею путь держите. Не отдаст он вам ничего. Да и вас самих заберёт в свою палату чудных вещей.
– Но нам домой надо, к папе и маме.
Баба Яга закивала:
– Это само собой, небось, переживают, плачут. Я попробую вам помочь, хотя бы из Ходячего Леса выбраться.
Но Толя уже почти не слышал, он чуть не упал носом в стол. Баба Яга помогла ему тоже встать, довела до кровати и уложила:
– Утро вечера мудренее.
Засыпая, Толя всё-таки спросил то, что его мучило долгое время: