Бесы 3.0

– А зачем тогда в пригороде живёшь, да ещё на съемной квартире?

– Что ж мне, до пенсии с родителями жить? К тому же в эпоху моего и родительского переходного возраста у нас имелись, ну так скажем, некоторые разногласия. Папа и мама проработали всю жизнь инженерами на каком-то карьере с единственной записью в трудовой книжке, чем жутко гордились. Поэтому мои метания вызывали у них оторопь, раздражение и панику. Теперь мы все повзрослели, стало полегче. Правда, с десяток полезных советов за ночь я всё же получила. Ну там – пора замуж, пора рожать и всё такое. С консалтингом в отчем доме по-прежнему порядок.

– Оказывается, я ничего о тебе не знаю, – признался Оливин.

– Мужчинам свойственно. Недавно читала результаты одного психологического исследования. Там сказано, что мужчину в отношении с женщиной по-настоящему волнует лишь один вопрос – сколько у неё было до него партнеров…

Оливин вновь помрачнел. Он опять вспомнил, почему не находил себе места и не спал всю ночь.

«А Вас, Мария Александровна, я попрошу остаться».

Фраза Маммона не выходила из головы. Картинка того, чем он и Маша могли заниматься, оставшись наедине в кабинете, была слишком вызывающей. Он прекрасно помнил тот огромный совещательный стол, мягкое, похожее на трон, кресло председателя Ассоциации, удобный угловой диван и спрятанную за стеной душевую кабину. Он помнил, потому что сам проводил там несколько пылких совещаний с женой Маммона – Лилит. Однако то, что принято прощать себе, не прощается никому другому.

– Я всё понимаю, – сказала вдруг девушка, поцеловав его в щеку. – Прости.

Оливин было испугался прозрачности своих мыслей, но напрасно.

– Прости, что не предупредила. Даже не думала, что ты будешь волноваться. У нас же график. У тебя тренировки. У меня театральная студия. Вчерашние вечер и ночь – это ж совсем не по графику. Опять же конспирация…

– Да ну тебя, – Оливин усмехнулся.

– Ну вот, совсем другое дело, – обрадовалась Монахова. – Надо собраться. У нас важный тренинг.

Оба сделали несколько шагов вперёд и внезапно уткнулись в дверь с надписью «конференц-зал». За дверью было подозрительно тихо.

– Ого, похоже, нас ждут, – предположил Оливий.

– Поджидают, – поправила Махаллат, принюхиваясь к окружающему пространству словно дикий зверь.

– Что чуешь? – спросил Оливий.

– Чую опасность. Там за дверью наш злейший враг – Ариэль…

– Какой ещё Ариэль?

– Скоро увидишь…

– Меня зовут Ариэль. Вы меня прекрасно знаете. Родители всю жизнь трудились на заводе. Родители родителей тоже. Когда-то подобное с гордостью называлось «рабочая династия». Когда-то наш завод гремел. Чего здесь только ни делали. Трубы, литьё, проволока, калиброванный прокат. Завод был гордостью страны. Теперь от былой мощи и следа не осталось. Три обветшалых корпуса. А ещё вот это странное помещение…

– Конференц-зал, – напомнил кто-то.

– Ещё несколько дней назад это место действительно называлось конференц-залом завода «Серп и Молот». И это означало, что завод ещё жив. Раз есть конференц-зал, значит, есть что обсуждать, значит, сердце завода ещё бьётся. Но сейчас у данного помещения другое название. Загляните в интернет. Погуглите. Теперь это коворкинг-центр «Стимул».

Присутствующие зашептались.

– Очередной сюрприз от совета директоров… Ну да – кто мы такие, чтобы предупреждать о подобных мелочах, – продолжил Ариэль. – Какие-то вшивые акционеры, у которых на руках какие-то вшивые бумажки под названием «акции». Но хорошо, что нас сегодня собрали вместе. Хороший повод вспомнить о том, что у всех нас на руках есть акции, о том, что все ключевые решения, касающиеся деятельности завода, должны приниматься на общем собрании. Пора разобраться с тем, что происходит, расставить все точки над «и». А происходит вот что. Из-за нашей с вами разобщённости кучка горе-управленцев, провозгласивших себя советом директоров, творит всё, что им вздумается. Рабочих увольняют пачками, перед увольнением выкупая их акции за бесценок. Инженерный состав и менеджмент сокращают, а тем, кто остался, рассказывают сказки про кризис, про то, что нужно потуже затянуть пояса.

– Денег нет, но вы держитесь! – послышалось из зала.

– Именно, – Ариэль кивнул. – Но денег нет не у всех. У совета директоров их почему-то в избытке. Посмотрите, на чём они ездят, где живут, как одеваются? Отчёт о том, куда тратится заводской бюджет, мы с вами не слышали уже года три. Под разными предлогами общее собрание не созывается. А в это время заводские корпуса распродаются, а якобы устаревшее оборудование вывозится на металлолом. Скоро вообще ничего не останется.

– И нас всех выгонят! – крикнул кто-то.

– А вот это вряд ли, – Ариэль покачал головой. – Всех выгонять нельзя. Кто-то должен поддерживать тонущий корабль на плаву. Иначе не будет господдержки, банковских гарантий, субсидий и займов. Финансовый пузырь просто лопнет. Думаю, в планах всего лишь урезать нам зарплаты, уменьшить численность персонала. Сокращение издержек – так это сейчас по-модному называется. С этой целью наше «заботливое руководство» пригласило к нам сегодня лучших специалистов по промыванию мозгов, настоящих посланцев Ада…

На Оливина и Монахову воззрилось семьдесят ненавидящих пар глаз. Начало тренинга явно удалось.

– Ариэль нас действительно поджидал, – прошептал Оливин. – Но чёрта с два мы уступим.

Оливин глубоко вздохнул, приготовившись вывалить на собравшихся море разящих фактов и цифр. На своем веку он повидал много умников. Но всегда побеждал. Сейчас он расскажет о том, что такое современная металлургия и почему производство металла в России, а тем более в Москве, нерентабельно. Расскажет о мизерных зарплатах китайских и индийских металлургов, о передовых доменных печах и роботизированных прокатных линиях. Цифрами и фактами он докажет, что ничтожный планктон, находящийся сейчас в зале, не достоин и трети того, что сейчас зарабатывает. Что без сокращения издержек и диверсификации бизнеса «Серп и Молот» скоро погибнет. А ещё он пройдётся тяжёлым обухом по всяким там морализаторам и демагогам, которые вместо того, чтобы работать, лишь разлагают коллектив. Оливин уже видел картину того, как аудитория ему аплодирует. Однако…

Монахова вдруг тронула его за плечо и попросила:

– Давай я начну.

Не дожидаясь ответа, она заговорила тихо, едва слышно. Заговорила стихами…

Я воссоздам бессмертия полёт,
В биенье сердца, где любовь живёт.
И с высоты небес, где свет храню,
Почувствуешь любовь мою.

Любовь пылает в вечности огнём,
Частица вечности поёт в сердце твоём.
Счастливым если хочешь в жизни быть,
Учись понять, прощать, тепло хранить.

Источник счастья, вечности родник,
Познанье истины, твой жизни каждый миг.
К любви дорогу в сердце проложу,
Тебе, мой ангел светлый, я скажу:

Дари улыбки, счастье, свет вокруг,
Чтоб света и любви замкнулся в жизни круг…

Девушка замолчала. Неспешно обвела взглядом аудиторию и продолжила, но по-другому и про другое…

Кем полосынька твоя
Нынче выжнется?
Чернокосынька моя!
Чернокнижница!

Дни полночные твои,
Век твой таборный…
Все работнички твои
Разом забраны.

Где сподручники твои,