Шотландский ветер Лермонтова

– Хочу узнать, что у тебя на душе.

– А ничего, – подумав недолго, пожал плечами Лермонтов. – Просто я, кажется, наконец все понял, и оттого мне сделалось совершенно грустно.

– Ты про царя?

– В том числе. Видишь же, как все получается: людям, кажется, наконец-то нравятся мои стихи и проза, но все их мнения, даже сложенные воедино – ничто, прах и пыль, в сравнении с мнением царя. Он решил сжить меня со свету, и никто, увы и ах, не пытается ему в этом помешать. Более того – никто даже не допускает мысли, что можно противиться мнению престолодержца… Так что вера царя в то, что есть два мнения – его и неверное – возникла не на пустом месте, да-с…

Лермонтов смолк ненадолго, после чего добавил тихо:

– А самое страшное, Петр, что не вижу я у такой России будущего. Только мрак и смерть, медленную, мучительную. Одного поэта уже французиком угробили, теперь второго черед…

– Но ты же живой, – пробормотал Уваров.

– Надолго ли? – горько усмехнулся Мишель. – Де Барант оказался неумехой, но где гарантия, что в следующий раз мне повезет так же? Нет, здесь мне покоя не будет…

– Но где-то ведь он есть?

– Где-то… – эхом повторил поэт. – Ты знаешь, когда я только-только узнал о своих шотландских корнях, я мечтал когда-нибудь отправиться туда, в те края, чтобы посмотреть, откуда родом мои предки. Теперь же я всерьез думаю, что, возможно, мне следовало бы уехать туда и попробовать, что называется, начать жизнь с чистого листа?..

– Возможно, эта идея действительно неплоха? – осторожно заметил Уваров.

Говорить подобное ему было непросто: стоило представить, что Мишель навсегда покинет Россию, и в душе образовывалась пустота размером с гору Казбек. Но разве не в этом заключается настоящая дружба – желать товарищу лучшей участи, несмотря на собственные интересы?

– Возможно. Да только царь никогда в жизни документы на мой выезд не подпишет – я… да все мы, по сути, его крепостные. Сбежать, подкупив капитана в порту? Но это значит лишиться чинов, званий, вообще всего, что у нас есть… и если я готов принести такую жертву, то бабушка подобного не переживет, а я слишком люблю ее, чтобы так с ней поступить. Вот и получается, что я – точно заморский цирковой зверь в клетке: моя задача – веселить публику; за любую попытку открыть ей глаза меня беспощадно наказывают кнутом. C'est la vie (такова жизнь, франц.).

Те слова надолго запомнились Уварову. Прощаясь с Мишелем на следующий день, он пообещал, что обязательно приедет навестить поэта на Кавказ.

К тому моменту, как Лермонтов прибыл в расположение русских войск, «Герой нашего времени» завладел умами тысяч людей, но до сих пор оставался не прочтен царем.

* * *

2018

Дом Жени находился неподалеку от города Эверенс и озера Лох-Несс, известного, в первую очередь, своей легендой про чудовище, обитавшее в пучине. Меня всегда веселил не столько сам миф, сколько шумиха вокруг него: многие годы туристы приезжали сюда в надежде сфотографировать пресловутого монстра и раз за разом уезжали ни с чем.

«Как будто в мире нет ничего интересней, чем выдуманный диплодок!..»

Иронично, но никого из туристов не волновал тот факт, существовало ли чудовище на самом деле – народ все равно стабильно прибывал в эти края сезон за сезоном. При этом Лермонты, чьему существованию имелось множество подтверждений, никогда не вызывали подобного ажиотажа. Монстр в озере ведь куда интересней, чем предки одного из лучших поэтов в истории России…

Когда мы прибыли к экватору нашего путешествия, на Шотландию уже опустились сумерки.

– Ни разу мы еще засветло не приезжали, – усмехнулся я, сняв шлем. – Традиция практически…

Чиж, будто не слыша меня, спрыгнул с мотоцикла и решительным шагом устремился ко входу в дом.

– Специально ей за час написал! – бросил он на ходу. – Чтоб к приезду все готово было! Сейчас поглядим…

– Готово? – переспросил я. – Ты о чем?

Но Вадим уже распахнул дверь и зычно воскликнул:

– Женя! Мы приехали! Ужин готов?

И снова я вспомнил про Фингаск, но на сей раз – о нашем приезде, когда Вадим вот точно так же вошел внутрь, удивленный тем, что нас никто не встречает. Выбравшись из седла, я неторопливо побрел к крыльцу. На ходу достав сигару, раскурил ее и затянулся.

«Покурил бы, расслабился после дороги… куда так спешить?»

Я не успел толком насладиться сигарой, а Чижики уже появились изнутри, оба – и Женя, и Вадим. Женя была в джинсах и куртке, наброшенной на плечи поверх голубого джемпера; она улыбнулась мне и сказала:

– Привет, Максим. Вы нормально добрались? А то Вадим какой-то… перевозбужденный.

– Да вроде все нормально, устали просто, – пожал плечами я. – Много сегодня в пути провели. Только до тебя две сотни километров.

– И проголодались, – с легким укором сказал Чиж.

– Да все готово, чего ты, Дим? – хмыкнула Женя. – Пойду разогрею.

– Вот, давай, – веско произнес Чиж. – Мы покурим и придем.

Женя кивнула и снова скрылась внутри.

– Суров ты, друг мой, – сказал я, шутливо прищурив глаз.

– Просто заранее ж написал, – пожал плечами Чиж. – Вот и… А…

Он махнул рукой и полез за сигаретами. Мы покурили немного в тишине: Чиж о чем-то думал, я же смотрел по сторонам. Пахло зеленеющим лугом, привычно шумел ветер, который словно строгий пастух – овец, сгонял в кучу разбежавшиеся облака.

«К полуночи они вырастут до полноценных туч, как «Доширак» в кипятке, и прольются на землю ливнем. Как и два часа назад. И до этого. И еще раньше…»

– Все же классно тут, – сказал я. – Хорошо, что ты меня сюда вытащил.

– Мне тоже все нравится, – с улыбкой ответил Чиж.

Вадим немного лукавил – учитывая, с какой неохотой он ездил по историческим местам Лермонтов – но в его словах чувствовалось облегчение и сопутствующая искренняя радость.

– Но чего-то не хватает… – пробормотал Вадим.

Сжимая сигарету в зубах, он подошел к своему «Харлею», открыл кофр и, порывшись в нем, извлек бутылку виски – ту самую, что приобрел на пароме у хитрых одесситов.

– Вот чего! – радостно воскликнул Чиж, потрясая в воздухе трофеем.

– Так ты ее на этот день берег? – ухмыльнулся я.

– Ну а как же? – хмыкнул Вадим. – Надо ж отметить встречу с сестрой!

– Ну, пойдем в дом, – сказал я.

Остаток вечера пролетел быстро: мы, голодные, очень быстро растерзали приготовленный Женей ужин, потом посидели недолго, но разговор не особенно клеился. Всему виной была наша усталость: за этот день мы проехали порядка 500 км.