Ты называешь дождь по имени

На небе сияло солнце, облака, что, казалось, навсегда закрыли его, исчезали. Растворялись как дым в необъятной высоте. И воздух, что мы вдыхали, дурманил тем самым запахом. Помнишь его? Помнишь, как легкие наполнялись им?

Это воздух Вселенной, с которого только что было смыто все, что казалось лишним. Мир снова становился чистым, словно сам Господь решил сотворить его заново, пока мы тоскливо смотрели в запотевшее стекло вагона.

Я точно знаю, как такое счастье. Я найду его, протопчу дорогу. Пусть даже и в тех самых, пропитанных дождем тапочках. Ты ведь их не забыла?

Мне все еще кажется, что тот дождь так и не кончился. И я стою рядом с тобой, впервые произнося твое имя, глядя в самые синее на свете глаза. Вот только тебя больше нет рядом. И со мной остался лишь дождь. А я все также, как раньше, продолжаю шептать твое имя. Словно оно принадлежит не тебе, а этим холодным каплям.

ФИЛИПП. 18 ЛЕТ

Порой ты стоишь где-то на улице и, как потерянный в магазине ребенок, тревожно озираешься по сторонам. Родители ушли в дальний отдел за молоком, а тебя попросили стоять в очереди. И вон она уже подходит к кассе. Ты краснеешь; вытягивая шею, пытаешься разглядеть маму сквозь плотную толпу покупателей. А ее все нет… женщина за кассой бросает на тебя суровый взгляд, ты втягиваешь голову в плечи, словно так можно стать менее заметным. И вот, наконец-то, доносится знакомый голос:

– Вот и я! Не все еще выпил?

– Где тебя черти носят? – беззлобно ответил я, пожимая руку Илье. – Ты же знаешь —один не пью!

– За штопором бегал, дома забыл… или ты хочешь, как в прошлый раз – камнем бутылку открывать? – спросил друг.

– Нет уж, спасибо…

На прошлой неделе мы с Ильей едва наскребли денег на бутылку дешевого вина. Но открыть ее оказалось сложной задачей – ни штопора, ни какой-либо другой открывалки у нас не было. Идея отколоть горлышко куском кирпича оказалась фатальной ошибкой – неосторожным движением мы разбили бутылку. Земля быстро впитала в себя пролитое вино… вечер был безвозвратно испорчен.

В этот раз Илья решил не испытывать судьбу. Друг ловко выдернул пробку из бутылки, а я разлил вино в пластиковые стаканчики.

– Ну, за историю Древнего Рима! – громко произнес я.

– Поддерживаю!

Чуть больше месяца назад мне исполнилось восемнадцать. И теперь я мог официально покупать в магазине алкоголь. Мы с Ильей, моим другом и однокурсником, отмечали окончание сессии – вчера был сдан последний экзамен.

Я вернулся в город прошлым летом, в середине июня, чтобы успеть поступить в институт. Пять лет назад, вскоре после того дня, когда Мари, смеясь, рассматривала мои пропитанные дождем тапочки, мы с отцом уехали на Север. Папе предложили хорошую работу, и он принял решение переехать на несколько лет, пока я не закончу школу.

С тех пор многое изменилось – в то время связь на расстоянии поддерживать было сложно. Я больше не общался с Русланом и другими ребятами из школьной компании. Мы встречались как-то раз после моего возвращения, но… в общем, наши пути разошлись. И, должен признаться, я совсем не испытывал грусти по этому поводу.

Во время нашего отсутствия папа сдавал квартиру кому-то из своих приятелей. И он, видимо, даже не заходил в мою комнату – в ней все осталось на своих местах, только прибавилось пыли. Я снова подолгу глядел в окно, рассматривая холодные капли дождя.

Вернувшись, мне, наконец, удалось понять – чего же так не хватало там, на Севере… мы жили в маленьком вахтовом поселке за Полярным кругом. Выше нуля температура поднималась лишь на пару месяцев в году. И, скрипя валенками по снегу, заполнившему собой все пространство до горизонта, я вспоминал капли, стучавшие по моему подоконнику…

Если и стоит ехать на Север, то за тем, чтобы увидеть Северное сияние. Это чудо никогда не сотрется из моей памяти. Его невозможно описать словами и нельзя забыть. Причудливые сине-зеленые линии на темных небесах напоминали мне о том единственном, что тянуло обратно. Это сияние было так похоже на свет в ее глазах. Все эти годы я бережно хранил в своей памяти лицо Мари. У меня не было фотографии, я не мог зайти в интернет. Только память помогала мне вспомнить ее глаза.

В первую ночь после возвращения я не мог уснуть и до рассвета просидел на подоконнике, покуривая в открытую форточку. Наверное, это может показаться смешным – мне уже исполнилось семнадцать, а в моей голове по-прежнему жил образ одиннадцатилетней девочки. Под утро усталость все же заставила меня лечь в кровать и закрыть глаза. «Как же это глупо…» – подумал тогда я. А утром… утром все стало по-другому. Я решил начать новую жизнь. Тем более, для этого у меня было все.

Успешно сдав экзамены, я поступил в институт, на факультет истории. В северной школе был хороший учитель, и мы с отцом решили, что стоит попробовать продолжать учебу в этом направлении.

В первую неделю в институте выяснилось, что в одной группе со мной учится парень из моей бывшей школы, его звали Илья. Мы подружились, стали вместе ездить на учебу – он жил минутах в десяти ходьбы от моего дома. И, конечно, юношеский интерес к атрибутам «взрослой жизни» – алкоголю и сигаретам не обошел нас стороной.

– Ну, что, Фил, давай по второй? – сказал Илья, стряхивая на землю капли из стаканчика.

– За второй курс? – улыбнулся я.

– О! Точно! Но, боюсь, одной бутылки до пятого курса нам не хватит!

Мы с другом сидели «на бревнах» возле нашей школы. Прошли годы, но это место так и осталось лучшим убежищем для посиделок. Правда, были еще скамейки во дворе за детской библиотекой – мы в шутку называли их «читальным залом», но там, обычно, и без нас алкашей хватало.

– Илюх, у тебя деньги есть еще? – я выбросил пустую бутылку в траву. Она шумно разбилась, ударившись о камень.

– Сейчас посмотрю, – ответил друг, доставая из кармана кошелек. – Да, сотку можно смело пропить! А остальные – в заначку…

– Блин… – пробормотал я. – У меня только двадцатка. Придется бормотуху брать…

– Извини, брат, больше пропить душа не позволяет.

– В смысле?

– На дело нужно!

– На какое-такое дело? Чего задумал? – по глазам друга я понял, что Илья что-то скрывает от меня.

– Букет барышне одной покупать буду.

– Опа-опа! – потирая руки, ответил я. – Ну-ка рассказывай!

– Да я тут с девчонкой познакомился недавно. Ну, общаемся там… и вроде даже что-то наклевывается. Вот, думаю надо…

– Да ладно! – перебил его я. – Ты ж свинота та еще! Как с тобой девчонки общаются?

– Да ну тебя! – друг в шутку ударил меня кулаком в плечо. – Я, между прочим, весьма харизматичный джентльмен.

– Этого не отнять! – улыбнулся я. – И чего? И как? И чего молчал?

– Да ты знаешь… чтоб не сглазить. Да и рассказывать пока особо нечего.

– Ладно… темнила ты, Илья.

– Пошли лучше в магазин. Ради такого дела и гадости взять можно.

Минут через пятнадцать мы снова сидели «на бревнах», открывая новую бутылку вина. Начало темнеть, по-летнему жаркий день, наконец, подарил нам вечернюю прохладу. Мы с другом везде ходили с рюкзаками – папа однажды спросил – зачем я беру его на прогулки? А ответ был очень прост – я, как и мой друг, носил в рюкзаке свитер. Мы часто засиживались на улице допоздна, а сидеть на скамейке или «на бревнах» в футболке и куртке вечерами было холодновато.

Я разглядывал плывущие высоко над головой облака, пока Илья возился с молнией на свитере. «Опять заела, падла…» – ругался друг себе под нос. «Какая ерунда» – думал я, слушая его причитания. Вечер уютно накрывал нас полутьмой, до предела сужая окружающий мир. Вино, что мы купили в круглосуточном магазине, приятно бродило в голове. Мне едва исполнилось восемнадцать лет – впереди была целая жизнь.

– Слышь, Илья, кто-то идет! – сказал я, увидев приближающийся к нам силуэт.

– Где?

– Да вон, у школы…

Случайных прохожих в этом месте быть не могло – значит, кто-то целенаправленно шел к нам. Но мы никого не ждали.

– Илья, это ты? – послышался голос.