– Генрих Робертович, но мы ведь уже говорили. Мы полгода перезванивались, переписывались, встречались и говорили о моей, понимаете, о моей пьесе. А ни о каком не Лермонтове.
– Так всё– таки она ваша? – руководитель театра, спросил это как бы между делом, но его собеседник растерялся на полминуты.
– Какая разница? Моя, не моя… Вы же её читали и согласились, чтобы я её поставил у вас в театре. Даже и не согласились, а попросили. Вы говорили, что вам не хватает современной драматургии, молодой режиссуры…
– Конечно не хватает, и я рад что вы приехали. Но вот пьесу совсем не помню. О чём она?
Валерий Владимирович устало опустил руки.
– О любви, вернее её отсутствии, об одиночестве, о поиске себя…
– Да… – выдохнул Генрих Робертович. – Всё как у Лермонтова. Точно не хотите поставить Два брата?
Молодой человек устало покачал головой.
– Ну, нет – так нет. – неожиданно легко согласился главный режиссер. – За что же вы так классика не любите? Ну, да Бог вам судья. Может сразу поедите к Веронике Витальевне? Вы и вправду чем-то похожи. У неё прекрасная квартира, вам будет очень удобно. Сама она правда не в Лужске, но там её муж и собака. Или всё – таки в гостиницу? Ну как хотите. Пойдёмте посмотрим на ваши чемоданы. Иван Яковлевич их уже всему театру расписал: приехал, говорит, столичный режиссер с огромными баулами.
И Генрих Робертович повел совершенно растерянного молодого человека прочь из своего кабинета.
Глава третья
В небольшом репетиционном зале, находились двое. И лица этих двоих выражали крайнюю степень неудовольствия. Создавалось ощущение, что в тюремную камеру поместили католика и гугенота, но не дали им средств для взаимного уничтожения. И хотя Генрих Робертович и предупредил молодого режиссера, что проводить кастинг не стоит, но он все-таки настоял на своем и теперь пожинал плоды своего упрямства, щедро делясь этими плодами со своим визави.
– Знаете, – произнёс Валерий Владимирович. – Я видел вас в Чайке, в Шиллере, но у меня такое ощущение, что вы всё время играете, даже тогда, когда этого не надо делать. Давайте попробуем какую-нибудь, простую вещь. – он осмотрел небольшой репетиционный зал и взгляд его, не найдя ничего интересного, остановился на стуле. – Вот, просто поднимите этот стул.
Перед Валерием Владимировичем уже стоял и стул, и актер Антон Андреев, который пытался понять насколько серьёзна просьба режиссера.
– Попробуйте. – настаивал тот. – Это, на самом деле, не так просто, как вам кажется. Ваша задача, только поднять стул и ничего больше. Понимаете? Ни одного лишнего действия.
Антон аккуратно взялся за край спинки стула и приподнял его на полметра от пола.
– Не то! – победно закричал режиссер. – Не получилось. А я предупреждал, что это не так просто, как вам может показаться.
– Я не поднял его? – спросил актер, по-прежнему держа стул над полом.
Взгляд его не выражал ни капли раздражения или удивления.
– Нет! В том-то и дело. Вы показали мне, как вы его поднимаете, а я просил не делать ничего лишнего. Попробуйте ещё раз.
Андреев аккуратно поставил стул на место и стал внимательно его разглядывать.
– Поднимайте, поднимайте! – подбадривал его режиссер. – Не надо на него смотреть. Нужно просто поднять. – он всем видом выражал энтузиазм и крайнюю степень терпения. – Опять – не то. Сейчас вы показали, как вам не нравится задание, которое я вам дал. А мне надо, чтобы вы просто подняли стул. Неужели это так сложно. Вы ведь не в состоянии выполнить простого задания. Вы заметили? Что вы стоите? Вы не можете поднять стул?
– Ну, выходит, что не могу. – актер старался говорить ровно, но было видно, что он сдерживается, чтобы не сказать какой-нибудь грубости.
– А как вы собираетесь работать в театре? Как вы будете репетировать? Мне вот этого актерства не надо. Это не та пьеса, в которой можно не делать, а показывать, что делаешь. Мне нужно подлинное существование. Смотрите.
Режиссер сделал быстрое движение и поднял стул на уровень плеч и потом также легко опустил стул на место.
– Понятно? – спросил он, глядя с видом агрессивного торжества.
– Нет.
– Что именно вам не понятно?
– В чём разница? Нет, я понимаю, что вы подняли его не так как я, но и задания вы, как мне кажется, не выполнили.
– Вам кажется. – отрезал Валерий Владимирович. – А что я, по-вашему, сделал?
– Вы не только подняли стул, но и показали мне, как с вашей точки зрения это стоит делать и продемонстрировали своё превосходство. А ещё вы проверяли, замечу я это или нет. То есть вместо того, чтобы выполнить одно действие. Вы выполнили три или … четыре… Я не уверен. Но думаю, что я выиграл.
– С вами очень трудно работать. – сказал режиссер печально, как бы жалея о загубленной актёрской судьбе Максима Андреева. – Режиссеру надо доверять, а если вы не доверяете… – он не закончил свою фразу, предлагая актеру самому додумать, чем ему это грозит.
– Я пойду?
– Идите.
Антон уже подходил к дверям, как голос режиссера остановил его.
– Позовите пожалуйста следующего … – он запнулся, пытаясь вспомнить фамилию того, кого он ждал, и даже защёлкал нервно пальцами от нервного напряжения – фамилия никак не хотела вспоминаться. – Темненький такой, с проседью. Ну, вы знаете.
– Понятия не имею. – ответил актер холодно.
Некоторое время, оба стояли, молча разглядывая друг друга: Антон с показным спокойствием, а Валерий Владимирович с наигранным удивлением .
– Да? – прервал наконец молчание молодой режиссер. – А мне казалось вы давно тут работаете и всех знаете.
– Довольно давно, но я не понимаю о ком вы говорите.
– Вы и впрямь меня не понимаете. – заключил Валерий Владимирович с деланным огорчением. – Андреев его фамилия, по-моему.
– Андреев – это я. Но я уже здесь и звать меня не стоит.
И закончив разговор таким двусмысленным заявлением, Антон Андреев вышел из репетиционного зала. Оказавшись в коридоре, он несколько раз выматерился, совершенно не стараясь делать это тише, а даже напротив, желая чтобы оставшийся в зале режиссер его услышал, после чего выдохнул и направился в сторону актерского буфета, где его ожидал тот, чьё имя и фамилию никак не мог вспомнить Валерий Владимирович.
– Руслан, – сказал он, войдя в маленькое полуподвальное помещение актерского буфета. Тот к кому он обращался, в этот момент с аппетитом доедал солянку и не замечал или делал вид, что не замечает вошедшего.
Сам буфет, стоит, наверное, описать подробнее. Он состоял из небольшого помещения для посетителей, в котором были всего четыре круглых столика со стульями, прямоугольный стол на котором разместилось меню, блюдо с пирожками, блюдце с мелочью и самовар. А также кухоньки, которая к нашему рассказу не имеет никакого касательства. Столичные актеры, попадая сюда, смотрели на все убранство буфета с опаской, но ознакомившись с меню и главное с ценами, могли оценить очарование этого заведения и горько сожалели, что в столичных театрах, подобных буфетов уже не водится.
– Руслан, твою мать! – повторил Антон, добавив ни к чему не обязывающее между добрыми приятелями, ругательство.
– Ты видишь, что я ем? – ответил резонно его добрый приятель.
– Сейчас, я надеюсь, ты этой солянкой подавишься. – Добавил в сердцах, актер Андреев и пошел заказывать себе такую же солянку.
– Совсем плохо? – сочувственно спросил Руслан.
– Хотел тебе рассказать, но уже не хочу. Скоро узнаешь. Впрочем, можешь не торопиться. Пока он будет вспоминать твою фамилию, пока найдет завтруппой, пока будет ему объяснять кто ему нужен, пока тот будет искать тебя, ты успеешь …