Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Генриетта же подумала, что её дело совсем плохо. Похоже, Джек окончательно выжил из ума. И как с ним общаться, чтобы ненароком не вызвать его гнев?

– Ладно, не хочешь, не отвечай. Но предупреждаю – вечно ты молчать не будешь. Когда мы начнём с тобой играть в развивающие игры для взрослых мальчиков и девочек, ты ни на секунду не закроешь свой хорошенький ротик.

Девушка покрылась холодной испариной. Вот оно, то, чего она опасалась больше всего. Она не удержалась от очередного всхлипывания:

– Я… Я прошу вас, сэр, не причиняйте мне боли… Отпустите меня, ну пожалуйста… Зачем я вам? Я же обычная и ничем не примечательная! Почему именно я?!

– Хороший вопрос… – в гортанном голосе Джека послышалось искреннее недоумение. – Не буду вилять хвостом, красотка, и врать, что запал исключительно на твои буфера… Признаться, я не склонен приглашать незамужних дам к себе в апартаменты. Но ради тебя я сделал исключение. Как-никак мы с тобой чуть ли не старые давние знакомые. Если не больше.

– Я и понятия не имею, о чём вы! – выпалила Генриетта, всё больше убеждаясь в сумасшествии Прыгуна. – Я никогда вас и в лицо не видела!

– Верно, но тем не менее у нас есть кое что общее. Мы одинаково пахнем.

Вот тут Генриетта впала в полнейший ступор. Он неверяще смотрела во тьму, пытаясь переварить последние слова Джека. Подняла руку, морща носик, понюхала подмышку и обречённо покрутила пальцем у виска. О чём он вообще? Неужели о том, что ей срочно нужно принять ванну?! Полный бред! Хотя, если он решился поразвлечься с ней… Девушка окончательно приуныла.

– Признаться, сначала я не поверил своему носу… Но у меня, знаешь ли, чутьё, как у ищейки, и я привык полагаться на него, – разоткровенничался невидимый для дрожащей от холода и страха девушки Джек. – Теперь я вижу, что не ошибся. Ты исключительно пахнешь, дорогуша. Сама по себе вкусно и маняще. О, ты источаешь божественные ароматы страха, отчаяния, обиды и злости… Но помимо прочего ты обладаешь ещё одним интересным запахом.

– Совсем как ты? – брякнула Генриетта прежде, чем подумала о последствиях. Впрочем, чего она ему выкает? Поди не лорд, перебьётся. Пытаться воззвать к состраданию этого зверя пустое занятие. Так почему бы не попытаться поговорить с ним на равных? – Я не понимаю, о чём ты. Какой запах? Что ты во мне учуял такого особенного?

– Родственные связи, – без тени иронии ответил Джек.

Генриетта расхохоталась. Она смеялась и смеялась, пока не начала плакать. Её просто разбила всё это время копившаяся и требующая выхода истерика.

– Р-род-дственные с-связи? – согнувшись пополам от скрутивших её спазмов, насилу выдавила девушка, хватая ртом прохладный воздух темницы. – Боже, да я большей чуши в жизни не слыхала! Эй!..

Смех словно сорвал с глаз Генриетты непроницаемую завесу. Чёрт, а что если… Что если Джек просто перепутал её с кем-то?!

– Послушай, тебе не кажется, что произошла досадная ошибка, а? – с надеждой спросила, обращаясь к запертой двери девушка. – Тебе же наверняка нужна не я, а другая девушка. Ты спутал меня со своей давней знакомой или там с родственницей, не знаю… Я что, так уж и похожа на твою сестрёнку?

За дверью послышался какой-то шорох и сдавленная ругань. Очевидно, слова Генриетты на фоне разыгравшейся истерики не пришлись Попрыгунчику по вкусу. Девушка опасливо умолкла, напряжённо вслушиваюсь в повисшую в темноте тишину.

– Идиотка! – похоже, Джек разозлился. – Ты тупая недалёкая проститутка, что ты вообще можешь понимать в родственных связях? Ты хоть знаешь, какого это – быть частью кого-то, мирясь с тем, кем ты стал?!. Ты же полная дура! Как ты вообще можешь что-либо понять?!

Дикий рёв Попрыгунчика едав не сорвал двери с петель. Генриетта от страха сжалась, прикусив язык. Что так вывело его из себя? Что он несёт? Какую-то тарабарщину!

– Прости, прости! Я не хотела обижать тебя, – зачастила Генриетта. – Ты прав, я ничего не могу понять. Ну так объясни мне, чёрт тебя дери, в чём всё-таки дело и чего тебе от меня надо? Хватит этих странных намёков. Повторяю, я тебя знать не знаю, и ты не похож ни одного из моих родственников. И я лично не в курсе, чтобы мои родители нагуляли на стороне неизвестного мне братца!

– Сдаётся мне, нам нужно поговорить лицом к лицу, – внезапно с поразительным спокойствием хрипло сказал Джек. – Сейчас я войду к тебе. Но не пытайся сбежать. Твои попытки ни к чему хорошему, для тебя, не приведут. Я сверну тебе шею как курёнку, ты и пикнуть не успеешь.

В замочной скважине с воистину громогласным для насмерть перепугавшейся Генриетты скрипом провернулся ключ. Он хочет войти к ней! Войти! Девушка застыла на одном месте, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Она и представить не могла, что испугаться можно ещё сильней. Но она испугалась.

С противным визгом давно не смазываемых петель дверь отворилась. В темницу проник серый свет, показавшийся для глаз Генриетте ослепительно ярким. Тут же, в дверном проёме, возникла долговязая фигура, бросая огромную чёрную тень на пол. Генриетта невольно попятилась.

– Не дёргайся и закрой глаза, – рыкнул Джек, входя в комнату. – Сейчас я зажгу свет.

Генриетта послушно зажмурилась. Она слышал, как Попрыгунчик с громким треском захлопнул за собой дверь и, сопя, начал чиркать спичками. Запахло горящей серой, послышался металлический скрип. Девушка подняла веки. В комнате запылал прикрученный справа от двери газовый рожок. Джек пальцами раздавил горящую спичку и надел на рожок стеклянный колпак. Повернулся к замершей Генриетте и, ухмыляясь, сказал:

– Привет, подруга.

Девушка смотрела на него во все глаза. Высоченный, за семь футов, в длинном замызганном пальто и стоптанных сапожищах, с заскорузлым цилиндром на кудлатой голове, он был похож на опасного матёрого уголовника и опустившегося бродягу одновременно. Длинные, почти до колен, обезьяньи руки с поросшими чёрными волосами толстенными пальцами, словно вырубленное из камня грубое скуластое лицо, обрамлённое жёсткими лохматыми бакенбардами, крючковатый нос, неприятно изгибающиеся в постоянном движении мясистые губы. Глаза… Глаза были самым страшным и отталкивающим в облике здоровенного маньяка. Таких глаз Генриетта отродясь ни у кого не видела. Огромные, раза в два больше обычных, навыкате, круглые как у совы, жёлтые, в багровых прожилках, с вытянутыми чёрными зрачками. Глаза зверя, хищной ночной птицы, глаза демона из преисподней. Генриетта почувствовала, что тонет в них. Встряхнув головой, она яростно стиснула зубы. Нет, так не пойдёт. Она не собирается поддаваться наваждению. Пусть этот монстр сколько угодно сверлит её своим глазищами, она не уподобится жабе, покорно вползающей в разинутую пасть голодной змеи.

– Эй, чего застыла? Никак увидела кого-то необычного и странного? Хм, а ведь кроме нас здесь никого нет! – Джек, ехидно посмеиваясь, с преувеличенным вниманием посмотрел через плечо. – И за спиной у меня никто не прячется! Мы с тобой одни в этом гнёздышке. Конечно, не королевские палаты, но сойдёт.

Генриетта, оторвавшись от разглядывания Попрыгунчика, огляделась. Они находились в довольно просторной комнате с голыми кирпичными стенами и невысоким, с затянутыми вековой паутиной балками потолком. Окон в комнате, как и предполагала девушка, не было. Пол был покрыт пылью с отпечатками множества следов. Генриетта сразу сообразила, что кроме оттисков её узких маленьких туфелек, и отпечатков огромных сапожищ Джека, иных следов не было и в помине. Место, где она лежала, выглядело большой проплешиной в сером пыльном море. Комната была завалена всяким хламом: сломанные стулья, какие-то коробки, огрызки веревок, струганные доски, пара туго набитых завязанных мешков, какое-то тряпьё. В одном тёмном углу стоял растрескавшийся комод, в другом в беспорядке были навалены пустые стеклянные бутылки. Больше всего комната напоминала старую, давно никем не используемую кладовку, в которую заглядывают не чаще раза в месяц, и то лишь затем, чтобы добавить к грудам хранившегося здесь никчёмного скарба очередную списанную в утиль вещь. Разглядеть что-либо ещё мешал скудный рассеянный свет маломощного газового рожка. Насколько видела девушка, рожок у двери был единственным источником освещения в её тюремной камере.

Так что получается, что Джек запер её в кладовке какого-то частного дома? Обычно, если дом пустует и заброшен, то он обносится подчистую предприимчивыми делягами. А в этом просторном чулане на взгляд Генриетты было ещё предостаточно вещей, на которые вполне могли покуситься некоторые из её знакомцев со Дна.

– Тут холодно, – сказал Генриетта, выжидающе поглядывая на своего страшного тюремщика.

– Да уж, в этой дыре отопление не предусмотрено, – пространно ответил Джек. Ответил, не оправдывая надежд Генриетты. Где это – в этой дыре? И что он конкретно имел в виду, что не отапливается только этот пыльный каменный мешок без окон, или же не отапливается весь дом целиком? Хотя на счёт всего дома вряд ли. В конце концов, газ сюда подведён. А это значит, что жилище Джека в любом случае находится в пределах городской черты. – Но не переживай, я постараюсь тебя согреть, хи-хи.

– Ты здесь живешь? – спросила Генриетта с как можно более безразличным видом. – Милое местечко.

– Дура! – рявкнул Попрыгун, его уродливая физиономия пошла красными пятнами. Генриетта испуганно сглотнула вставший поперёк горла ком. – Ну конечно, я не живу в этой норе! В ней живёшь ты! И не пытайся таким манером выпытать, где находишься. Ты что, за идиота меня держишь, прошмандовка? Считаешь себя самой умной шлюхой в мире?!

Генриетта закусила изнутри щёку, чтобы не разреветься. Слёзы душили её, заставляя содрогаться всем телом. Сколько раз она слышала в свой адрес всяческую ругань. Сколько раз её поливали площадной бранью и грязью. Но она так и не привыкла к этому. И поэтому грубые слова Джека больно ранили её. Она была готова вновь разрыдаться, теперь уже на глазах у этого монстра, от унижения, обиды, страха и отчаяния.

– Заткнись, заткнись, я сказал! – взвыл Попрыгунчик, шагнув к ней. От его игривого настроения не осталось и следа. Он навис над опустившей руки вдоль туловища глотающей слёзы девушкой. На неё пахнуло могучим духом столетие не мытого тела. Да уж, Джек действительно благоухал, как помойка. И неужели он хочет сказать, что от неё воняет точно так же? – Не смей ныть, не смей!!

Он замахнулся на неё. Генриетта расширившимися от ужаса глазами уставилась на его кулак – огромный, размером с её голову, пять толстых пальцев с жёлтыми, изогнутыми наподобие когтей ногтями, сжатых до побеления костяшек. С каким-то отрешённым спокойствием Генриетта поняла, что ударь он её хотя бы раз и от неё мокрого места не останется. От соприкосновения этого чудовищного кулака с её головой, у неё позвоночник ссыплется в трусы. Приготовившись к смерти и напрочь забыв о вынашиваемых планах сопротивления, девушка крепко зажмурилась.

Но удара так и не последовало. Она услышала гулкое, хрипящее дыхание, раздираемое грудную клетку маньяка. Джек застыл в нескольких дюймах от неё, со свистом втягивая в широкие вывернутые ноздри холодный воздух, и бешено вращал налившимися кровью глазами. Она даже и представить себе не могла, чего стоило Попрыгунчику удержаться от того, чтобы не ударить её. Джек сам себе не верил. Ещё минуту назад ему казалось, что он раз и навсегда сотрёт со смазливого зарёванного личика этой хитрожопой шлюхи, вздумавшей водить его за нос, всю штукатурку. Он уже почти послал кулак в цель. Почти. Что-то опять остановило его, не позволило проломить её никчёмную тупую черепушку. Он не мог убить её. Попрыгун склонился к золотым волосам девушки и глубоко вдохнул. Запах. Вот в чём вся причина.

– Не испытывай моего терпения… И не вздумай реветь. Чшшш… – горячее прерывистое дыхание склонившегося над ней маньяка обжигало макушку Генриетты, а смрадное дыхание вызывало тошноту. – Чшшш… Слушай меня очень внимательно и запоминай. Тебя никто не спасёт. И тебе не сбежать. Даже и думать забудь об этом. Я не хочу, чтобы в твоей голове зарождались подобные идеи, поняла? Я не убью тебя. Если ты меня не вынудишь. А тебе лучше этого не делать. Потому что я буду убивать тебя медленно…

Джек противно захихикал, брызжа на полумёртвую от страха Генриетт вязкой слюной. Запрокинув голову, он засмеялся громче. Скребущий по ушам, мерзкий, рокочущий хохот Попрыгунчика разносился по всей комнате, отражаясь от завешанного грязной паутиной потолка. Генриетту чуть не вывернуло наизнанку. Только бы не зареветь, только бы не зареветь, вонзив ногти в ладошки, беззвучно причитала она, глядя себе под ноги.

– Надеюсь, мы договорились. Тебе придётся какое-то время провести у меня в гостях, так что сама понимаешь… Придётся нам как-то уживаться. Делить одну кровать на двоих! Ха-ха! Ладно, сучка, не вздумай обмочиться от страха, я чувствую, ты уже на пределе… Вообще-то, я редкий гость в этом клоповнике и тебе не придётся постоянно терпеть моё общество.

– Зачем я тебе? – обескровленные под яркой вызывающе алой помадой губы девушки дрогнули сами собой. – Я не понимаю…

Ответ Джека-Попрыгунчика огорошил её.

– Я и сам ещё не знаю, что мне с тобой делать, – с немалой досадой проворчал он. – Ты будешь ждать, пока я не придумаю. Я принесу тебе одеяло, чтоб ты не мёрзла, и ведро. Жратвы подкину, так что и с голоду ты не сдохнешь. А там посмотрим, киска. И не трясись ты так! Я не буду подглядывать… Твои прелести меня волнуют намного меньше, чем твой запах…

___________________________________________________

Его уволят. Как пить дать уволят. Выгонят с позором и без возможности возврата на службу. Чёрт, да с той характеристикой, что ему накатают в качестве доброго напутствия, его даже не возьмут сторожем на омнибусною стоянку! И это он ещё легко отделается. Если же ему впарят служебное взыскание по полной с обязательной в судебном порядке выплатой за материальный ущерб, нанесённый городу, то даже прозябание на хлебе и воде не спасёт – таких денег Джентри и за десять жизней не заработать. А она у него одна. И, похоже, зашедшая в конкретный тупик.

Джентри был мрачнее тучи. Только спустя какое-то время, когда ушла горячка и взведённые нервы малость поуспокоились, до него стала доходить вся нелицеприятная палитра только что произошедшего. Да, он выполнял приказ. Который официально не получал. Да, он делал всё возможное, чтобы спасти шкуру Крейга, но кому он это расскажет? Кто его будет слушать? В подобных случаях всегда находятся козлы отпущения, и Джейсон нынче как никто другой подходил на эту вакантную роль. Урон, который понёс родной город за последние дни, при непосредственном участии старшего инспектора, уже наверняка исчислялся в десятках тысяч фунтов. И это не говоря о жертвах среди мирного населения и нарушении дюжины писаных и не писаных законов. Нет, его точно уволят. Вот если б он притащил за шиворот к зданию Империал-Ярда закованного в наручники Невидимку… А так у него нет ничего. Станет ли Вустер выгораживать его или предпочтёт прикрыть собственную задницу? Вопрос, претендующий на главную тему дня!

Поневоле начинаешь задумываться о своей профессиональной состоятельности. Джентри скорчил кислую мину. Теряет хватку, стареет? Или просто не везёт? Последнее, в общем-то, при его работе явление достаточно частое. И настолько нелюбимое начальством, что оно, при очередном провале, и слушать не желает никаких оправданий. Не повезти может при игре в карты. В работе полицейского из отдела по расследованию убийств самого слова «невезение» не должно существовать.

Старший инспектор зевнул и уныло уставился в большущее панорамное окно, из которого открывался превосходный вид на внутренний испытательный полигон штаб-квартиры Объединённого Совета Учёных. Джентри искренне порадовался, что его пустили в вестибюль, не оставив мёрзнуть на улице. В вестибюле было тепло, войдя внутрь, он тут же расстегнул пальто. А вот снаружи… Погода вконец испортилась. Зябкий пронизывающий ветер всё крепчал, тучи окончательно заслонили небо, в наглую перекрыв дыхание солнцу. В воздухе мельтешила мерзкая холодная морось, скорее даже пыль, почти не заметная, но моментально оседающая на лице и одежде противной леденящей влагой. Джентри заложил руки за спину, держа в пальцах шляпу.

Было начало второго, они без дальнейших проволочек прибыли в Блумбери, а Джентри оголодал как волк. Насыщенные утренние часы разожгли в нём зверский аппетит. Но он не позволил себе ни на минуту отвлечься от основной задачи. Пока они с Крейгом тряслись в плацкартном вагоне допотопного поезда, следующего по курсу Столица – Блумбери – Кёркшир, пока ёжились в продуваемой ветром кабине старенького кэба, везущего их к расположенным за городской чертой зданиям Совета, Джентри был как сжатая пружина, не убирая пальцы с рукояток револьверов. Мало ли что…

Бёрка вместе с «Триганом» пришлось отпустить. Дальше следовать в примелькавшейся машине было опасно. Они распрощались на западном вокзале. Бёрк умчался писать рапорт и краснеть перед наверняка уже знающим все подробности их разгромного вояжа Вустером, а Джентри с учёным вовремя успели вскочить в вагон уходящего состава, запряжённого чадящим, как извергающийся вулкан и лязгающим, словно закованный в доспехи слон, паровозом одной из самых первых, уже не выпускаемых моделей. Тихоходный и прожорливый, тем не менее, он отличался достаточной надёжностью и неприхотливостью. Правда об удобствах и скорости мечтать и не приходилось. Тут древнему железно-колёсному ящеру и тягаться не приходилось с комфортным прытким «Триганом»…