Закон и честь. Часть первая. Дело чести

– Ты знаешь, я бы полжизни отдала, чтобы так всё и оказалась. Я была бы безумно счастлива, будь мой сын молодым бестолковым оболтусом, чьей главной проблемой был бы выбор очередной потаскушки на одну ночь. Увы, Стефан не такой.

– Простите, мэм, я не понимаю…

– Стефан идиот, – сказала, как припечатала Катрин. – Мой старший сын – умственно отсталый.

Элен опустила глаза, пытаясь собраться с разбегающимися, как стадо перепуганных овец, мыслями.

– Ради всего святого простите меня, миссис Гиллрой, – едва слышно шепнула Элен, старясь не глядеть на хозяйку дома.

Катрин прикоснулась кончиками пальцев к светло-золотистым волосам, поправляя безукоризненно уложенную причёску.

– Это далеко не секрет. В любом случае ты бы узнала об этой маленькой проблеме нашей семьи. Так пусть лучше о недуге моего сына скажу тебе я. Согласить, что встретив его, и не зная всей подноготной, ты бы попала в крайне неприятную ситуацию!

– Да, мэм.

– Да говори ты погромче! Господи, милочка!.. Можно подумать, ты кровно оскорбила меня. Не бойся, я не урежу тебе зарплату, – женщина издала негромкий смешок. Её льдистые голубые глаза пристально изучали потупившуюся Элен. – Ты как раскрытая книга, дитя. Вся на ладони. Я вижу всё, о чём ты думаешь. У тебя такое чистое невинное неиспорченное лицо…

Стефан не всегда был… хм, таким, как сейчас. Он рос вполне себе воспитанным и всесторонне развитым мальчиком. Но в один не самый благостный день он резко изменился. Из замечательного юноши мой сын в одночасье превратился в недалёкого, вернувшегося назад в детство идиота…

В жёстком твёрдом голосе Катрин прозвучала давно накипевшая горечь.

– Представляешь? Моего сына словно подменили. Он лёг спать одним, а проснулся совершенно другим человеком. Мой сын за одну ночь лишился рассудка. Самые лучшие доктора до сих пор не могут понять, как это произошло. Эти жалкие недалёкие тупицы! Они ничем не умнее Стефана! Коновалы. Думают, я не знаю, как покупаются дипломы и пишутся научные диссертации?..

Против воли на глазах девушки выступили слёзы. Отчего-то Элен до давящей в груди боли стало жалко этого несчастного паренька. Она ни разу не видела его, только сейчас узнала о его существовании, но не могла сдержаться.

– Можно спросить, миссис Гиллрой?

– Спрашивай, дитя, – Катрин приняла невозмутимый и скучающий вид. Напротив Элен вновь сидела властная холодная женщина, закованная в доспехи высокомерия и превосходства.

– Сколько лет Стефану, мэм? – Элен сморгнула с густых ресниц слёзы.

– Двадцать шесть. Месяц назад мы отпраздновали его день рождения. Стефан очень обрадовался торту и подаркам, ты бы видела!.. Он сошёл с ума шесть лет тому назад. Видишь, мой сын был немногим старше тебя, когда на его бедную голову обрушилась эта кара. Шесть лет. Шесть! А мы всё еще не знаем, чем ему помочь. И никто не знает. Сейчас Стефана взялся лечить доктор Аткинс. Наверняка ты слышала о нём. Ведущий психиатр, очень толковый специалист. Он лучший в своей области. Но даже он затрудняется пока сделать какие-либо выводы. Абрахам предлагал поместить моего сына в лечебницу, но я не позволила. Представляешь, мой сын, мой бедный Стефан в застенках Мерсифэйт! В этих ужасных нечеловеческих условиях!..

Прерывая Катрин, в гостиную вошёл дворецкий. Он бережно держал обеими руками серебряный поднос с чайными принадлежностями. Аккуратно поставив поднос на столик, старик откланялся и так же бесшумно и молча вышел. Элен заело любопытство. Уж не глухонемой ли он часом? За всё проведённое время в доме Гиллроев она не услышала от седовласого дворецкого ни словечка. Спросить же напрямую у Катрин девушка застеснялась. Она и так за это утро наговорила достаточно глупостей.

Катрин разлила по изящным фарфоровым чашкам парующий ароматный чай. Чайный сервиз по самым скромным прикидкам Элен стоил больше, чем отец зарабатывал на фабрике за месяц.

– Ну же, попробуй, милочка. Это крупнолистовой «Раджа», а не какой-нибудь суррогат из Портового района.

– С вашего позволения, мэм, – Элен взяла чашку с горячим напитком. Пахло изумительно. На вкус оказалось ничуть не хуже. Обжигаясь, под насмешливым прищуром холодных голубых глаз, Элен сделала несколько мелких глотков. – Очень вкусно, миссис Гиллрой. Спасибо.

– Не спеши. Этим чаем надо наслаждаться. Каждым вдохом его аромата и каждым глотком. Допивай и мы пойдём знакомиться с детьми.

– Так быстро?

– А к чему тянуть время? В обед я вызову дилижанс, съездишь домой собрать вещи. Уже начиная с сегодняшней ночи ты будешь жить у нас.

Элен поставила наполовину опустевшую чашку на поднос. Ей не очень хотелось такого быстрого развития событий. Катрин отдавала распоряжения, даже не интересуясь её мнением. Она единолично решала все вопросы, как будто Элен была её собственностью. Элен рассчитывала в случае удачного исхода назначенной в особняке Гиллроев встречи, по крайней мере, этот вечер провести дома с семьёй за ужином. Что ж, видимо, её планам сбыться не суждено. Отказывать миссис Гиллрой в данном случае было крайне нежелательно. Девушка постаралась скрыть огорчение. Но от пронзительного взгляда Катрин скрыться было совсем нелегко.

– Что-то не так, милочка? Ты вся изменилась в лице. Какие-то проблемы?

– О нет, что вы, мэм, – Элен заставила себя безмятежно улыбнуться. Аромат чая уже не казался ей таким восхитительным. – Просто это всё так неожиданно для меня… Я всего лишь немного растерялась, мэм.

– Привыкай, дорогая, – Катрин двусмысленно усмехнулась. – У тебя начинается новая жизнь.

___________________________________________________

За несколько месяцев до описываемых событий…

…Раскаты грома сотрясали чёрное ночное небо. Низкий плотный фронт угрожающе надувшихся туч стелился над самой землёй. В наполненных вот-вот готовой пролиться водой гигантских бурдюках ярко сверкали ослепительно белые всполохи. Иногда из набухающих туч вырывалась гигантская ветвистая молния, на доли секунды превращая непроглядную ночь в сумрачный день.

Погода словно сошла с ума, явно задавшись целью обрушить на землю всю свою ужасающую мощь. Стихия расходилась не на шутку. Холодный студёный воздух был наэлектризован и пропитан запахом озона, жгучие хлёсткие порывы ветра завывали в деревьях, тревожа их голые скрипучие кроны. Стали срываться первые капли дождя. Крупные, ледяные, готовые перерасти в чудовищный шквал исторгаемого разгневавшимися небесами ливня.

Громыхнуло особенно сильно, небо расколола колоссальная молния, осветив высившийся на скалистой возвышенности, поросшей жухлой, истерзанной только-только закончившейся зимой травой огромное строение из серого камня. Мрачная средневековая архитектура. Башенки, узкие окна-бойницы, забранные решётками, крытые замшелой черепицей многочисленные скаты крыши, неприступные стены. Молния ударила совсем рядом, вырисовывая скрытые тьмой подробности: тянущуюся по периметру здания ограду из высокой кованой решётки, силуэты множества толпящихся вокруг деревьев, ворота, ведущую к входным дверям домины тропинку.

Капли дождя с дробным стуком лупили по крыше угрюмого особняка с чёрными зеркалами окон без единого живого огонька. Казалось, что этот огромный, выстроенный сотни лет назад дом-крепость необитаем. Но это впечатление было обманчивым. И пусть старинное здание казалось погружённым в сон, в его недрах, самых глубоких и невидимых для посторонних глаз, в этот поздний полуночный час кипела жизнь.

Толстые каменные стены и сотни тонн грунта не пропускали изнутри ни звука, глуша любые крики. И поэтому никто не слышал истошных, разносящихся из-под земли воплей…

Погружённый в полумрак коридор наполнился звуками торопливых шагов. По каменной, высеченной в скальном основании здания кишке торопливо шли два человека. Две тёмные фигуры, практически неотличимые в темноте подземных казематов, отличающиеся только ростом. Один высокий, другой почти на полфута ниже. Можно сказать, они бежали, а их шаги рождали в каменных стенах звонкое эхо. Над головами спешащих людей через равные промежутки свисали горящие в вполнакала упрятанные в зарешечённые колпаки гудящие электрические лампочки. Чёрные суматошные тени неотрывно следовали за ними.

Новый истошный вопль, сильнее прежних, огласил закруглённые своды коридора, многократно усиливаясь и резко обрываясь на пике.

Один из людей, высокий, ускорил шаг. Подкованные каблуки его туфель выбивали из каменного пола дробный стук. Его низкорослому спутнику пришлось поднажать, чтобы не отстать.

– Она так орёт уже полчаса… Я ничего не мог сделать, сэр!.. Она не слушает меня…

– Почему мне раньше ничего не сказали? Так тяжело было подняться наверх? – безжалостно оборвал сбивчивые лепетания высокий, не сбавляя шага. – Ты же знаешь, что следует делать в таких случаях, Курт! Или от долгого сиденья на одном месте у тебя мозги совсем высохли?

– Сэр, я и подумать не мог, что это настолько затянется! Сэр!.. Она же и раньше вела себя беспокойно. Бывало, что и орала как резанная. Вы же сами знаете!..

– Но не в течение же получаса! – огрызнулся высокий, раздражённо размахивая руками. – Она что-нибудь говорила?

_- Нет-нет, сэр, я бы точно запомнил! Она только орёт как припадочная, – зачастил Курт, почтительно держась за спиной явно разозлённого собеседника. – Признаться, я сразу заподозрил, что дело неладно, но не хотел лишний раз вас тревожить. У вас выдался и так тяжёлый день. Я не хотел беспокоить вас по пустякам. Я думал… Думал, что она покричит да успокоится. Но она всё орала и орала, и я больше не мог…

Коридор плавно повернул направо, продолжаясь ещё на добрую сотню футов. Вокруг идущих людей почти ничего не изменилось. Те же каменные стены, гулкое эхо, тусклое освещение, низкий давящий потолок, сырость и тянущийся под ногами сквозняк. Единственным отличием были вмурованные в стены по обе стороны коридора двери. Всего их было четыре. Две с одной стороны, две с другой. Все массивные, из морённого дуба, с забранными толстыми железными прутьями окошками. И все запертые на мощные стальные засовы. Подземная сырость немилосердно обходилась с металлом, и поэтому петли дверей и засовы регулярно проверялись, чистились от ржавчины и смазывались.

– Впредь заруби себе на носу, что не стоит выжидать тридцать минут, боясь оторвать свой зад от насиженного места, а позвать меня! – высокий был полон нескрываемого раздражения. От быстрой ходьбы полы длинного расстёгнутого сюртука развивались за ним словно крылья огромной ночной птицы. – Ещё одно нарушение инструкций, Курт, и ты крепко пожалеешь о своей нерасторопности…

Новый вопль, звучащий уже намного ближе и от того более живой и пронзительный, хлёстко ударил по ушам. Курт невольно зажмурился и пробормотал вполголоса:

– Господи Иисусе, да её как будто кто невидимый на части режет… Как можно так орать?

– Как только войдём к ней, не вздумай и слова выдавить, понял? – высокий торопливо зашарил по карманам. – Стой у меня за спиной и держи свой рот на замке. Ясно?

– Я всё понял, сэр. Я буду нем как рыба! – Курт почти не скрывал своего облегчения. Кажется, опасность миновала. Чем ближе они подходили к источнику душераздирающих воплей, тем собраннее и спокойнее становился его хозяин.

Они остановились в самом конце коридора, в тупике. Напротив, них, из темноты, выросла дверь, означая конец пути. Прямо над дверью в таком же решётчатом колпаке находилась лампочка. Перегоревшая. Курт молча закатил глаза.