В краю несметного блаженства

Мистер Крауди дотянулся до пульта и сделал погромче.

«…об акции объявили с утра, после Субботней Уборки. Для трансляции сообщений были взломаны Сеть, радио и телевидение. Спустя час с лишним взлом был устранён.

По нашим данным, на штурм Министерства Культуры явилось чуть более пятисот десяти тысяч человек, активное участие в штурме принимала малая их часть. Сотрудники Надзора, призванные защищать Министерство Культуры, оказались моментально окружены толпой и либо перешли на сторону штурмовавших, либо были вынуждены защищаться непосредственно из самого здания. После проникновения в Министерство Культуры внутри началась перестрелка, которая в скором времени прекратилась и завершилась полным захватом здания.

Сам министр культуры, сэр Глейн Борг, и его заместитель Сандр Грун были прилюдно расстреляны неким мистером Крауди, предположительно одним из организаторов штурма и выразителем интересов толпы. Мистер Крауди произнёс речь, в которой обозначил, что штурмом Министерства Культуры дело не заканчивается и что запланированы подобного типа акции штурма зданий Министерства Безопасности, Службы Чрезвычайной Сохранности, а также Здания Правительства. Пообщаться с ним не удалось: по окончании своей речи он удалился в захваченное здание и более не появлялся.

На данную минуту окрестности Министерства Культуры остались практически безлюдными, но продолжают охраняться теми, кто не собирается покидать здание. Электромобили медицинской службы, постоянно прибывающие сюда, скорее не спасают людей, а занимаются сбором и вывозом мёртвых тел. Погибших насчитывается две с половиной тысячи, из них около сотни погибло по причине падения вертокоптера новостной компании «ИнтерНьюз», пилот которого был застрелен со стороны здания.

На этом наш оперативный репортаж в прямом эфире подходит к концу. Это были все актуальные новости по поводу главного сегодняшнего события – штурма Министерства Культуры. Если вы располагаете свежими данными и готовы поделиться ими с нами, то изложите их, отправив письмо на наш официальный электронный ящик. Адрес вы видите в новостной строке. Мы рекомендуем по возможности оставаться дома, воздержаться от посещений людных мест и ждать официальных заявлений. Мы сохраняем нейтралитет и стремимся максимально объективно передать суть происходящего, так что ни к чему не призываем. Спасибо, далее – небольшая пауза».

– Отлично, – удовлетворился советник. – Никто ничего не понимает, даже СМИ. Так ведь, «выразитель интересов толпы»? Ха-ха!

– Да, ничего не понимают. До сих пор надеются, что Правительство им поможет, что оно даст им ответы… Глупые.

– Вашей группе удалось договориться с Председателем? Он готов?..

– Пришлось засыпать его обещаниями. Он упорно сопротивлялся и не был готов пойти на такой шаг, пока мы не убедили его в том, что его семья получит гарантии безопасности. Он был отстранён от управления и свезён в поместье далеко отсюда. Когда нам понадобится – тогда мы с ним и закончим…

– А министры? Подговорены?

– Безопасности, Экономики, Науки, Медицины, Информационного развития. Убирать остальных не нужно: сами сдадут полномочия или подстроятся под новый порядок. Ну и, разумеется, для главы Надзора и Службы Чрезвычайной Сохранности уже заготовлены места в крематориях. Далее – по мелочам, перечислять не буду, на более локальных точечных уровнях. Основа – Научно-исследовательский Центр Изучения Послесмертия – претерпела многочисленные изменения, которые совсем скоро, прямо со следующей недели, начнут реализовываться в жизнь.

– Правильно. Послесмертие – это наша база, разрушительная и умаляющая ценность человеческой жизни идеология. Нельзя, чтобы Центром Послесмертия рулил проходимец.

– О-о, ты не разочаруешься, если получишь возможность с ним увидеться. Барн Вигель, агитатор, оратор с деспотическими замашками, на которого, несмотря на все перечисленные качества, подготовили сокрушительный компромат и вместе с этим сделали из него ручного пёсика. Он своё дело хорошо знает и сделает всё как надо, он устаканит работу в Центре.

– На тебя тоже тонна компромата имеется. Да и на меня, пожалуй. На всех нас.

– Ты бы пошёл на это дело, не будь на тебя материала? – уточняюще спросил мистер Крауди.

– А у меня была возможность выбора? Дружище, мы с тобой вышли из одной организации, но из разных её подразделений. И я, – начал зловеще шептать советник, – и я шёл изначально работать не по причине какого-то там компромата, а по причине патриотической, с целью помочь своей стране не умереть! Компромат на меня повесили лишь спустя год, как бы сковав цепями, чтобы я не дёргался и шёл до победного конца.

– В чём он заключался, этот твой компромат? Что за обвинение?

– Завёл роман с тамошней красоткой, потрахался с ней пару раз, и все чувства сами собой остыли. Только потом узнал, что она была подослана с целью проверить меня… Я не справился, «не преодолел свою похоть», как мне потом скажут, и был назначен простым советником, наблюдателем. У них есть видеозаписи, записи прослушки и прочее.

– И всё? – Мистер Крауди поражённо ахнул и встал с кушетки. Он подошёл к вешалке, на которой ровно висел его пиджак, расстегнул пуговичку кармана и вынул металлический портсигар с гравировкой. – Ты куришь? Будешь сигаретку?

– Не курю. И вообще, по законам страны курение запрещено. – С этими словами советник нарочито наигранно записклявил непродолжительным хохотом.

– Уж лучше стресс снимать курением, чем гулянками с девушками. Не правда ли, господин советник?

Мистер Крауди отстранил своего друга от окна, открыл окно и закурил наружу. Выдыхая ароматный дым в холодную пустоту, он попутно рассказывал:

– Я думал, они набирают к себе самых отъявленных ублюдков, а ты взял и в мгновение ока разрушил мои иллюзии. «Потрахался пару раз» – умора! Неужели за это действительно можно трястись?

– Лучше о себе расскажи, а не языком мели, раз такой крутой.

– Рассказать? Хорошо, рассказываю. Как ты знаешь, последствия Войны разгребались на протяжении десятилетий, и только недавно жизнь, за исключением своих особенных проблем, пришла в относительную норму. Я родился в руинах. Я никогда не видел своих родителей. У меня не было и нет имени. В архивах откопали какое-то семейное древо и нарекли меня Крауди, безымянным мистером Крауди.

Я жил по заваленным домам, обитал с уцелевшими членами раздробленных семей и занимался мелкой помощью. Пока всё общество довольствовалось тем, что избавлялось от Войны в своих искалеченных головах, я настолько привык к её смертоносному влиянию, что начал проводить кровавую параллель между собой и ней.

Первая проверка на прочность не заставила себя долго ждать. Я тогда покинул хижину, в которой прожил не больше недели, ибо стал тяжким бременем для её обитателей – матери и совсем ещё маленькой девочки. Нашёл приют в компании молодого вдовца, проживавшего в сохранившемся добротном домике на окраине. За два дня, которые мы провели не вставая из-за стола, за бутылкой пахучего спиртного, он поделился, что знает: его любимую жену на тот свет забрал не враг, а свой, причём знакомый человек, солдат. «Я узнал это по следам от его подошвы, – рассказывал он мне, находясь в изнурённом и сильно пьяном состоянии. Я тоже много выпил, но был в сознании. – Когда меня демобилизовали в связи с победой, я вернулся к себе домой и обнаружил на полу сухие чёрные следы со знакомым на них волнистым узором. Узор на классических военных сапогах имел кардинально другой рисунок, и я насторожился, а потом вспомнил, как мой давний приятель Виктор ещё вдали от дома кичился своими новенькими блестящими остроносыми сапожками. И их подошва, я вспомнил, идеально подходила под тот самый волнистый узор, что я обнаружил у себя дома. Все детали соединились в одну мозаику».

В общем, как выяснилось, этот Виктор, демобилизовавшись на несколько дней ранее, ворвался к моему тогдашнему знакомому, избил его жену и жестоко надругался над ней, а когда та оказалась мертва – небрежно сбросил её тело в погреб и сбежал. Причину такого подлого и крайне омерзительного поступка мы не знали, но знакомый поделился, что любовь Виктора погибла в первые дни Войны, что Виктор всё время страдал без женщины и что его переполняла дикая зависть, когда он слышал рассказы других мужиков о своих преданных хранительницах очага, ожидавших в смятении их возвращения. «Наверное, бес его, ублюдка, попутал…» – с болью во взгляде заключило покрасневшее от спирта лицо.

На следующий день, протрезвев, я пришёл к неутешительному выводу: Виктора необходимо грохнуть. Этот мерзавец был настолько уверен в том, что на него не подумают, что даже места жительства своего не сменил и по сути жил бок о бок к тем, беззащитную жену кого он убил с каким-то больным пристрастием. Вдовец выступил против моего плана. «Послушай, Крауди, – протянул он доброжелательно, – с момента окончания Войны прошло пятнадцать лет. Я в какой-то степени понимаю Виктора. Он был болен. Он не виноват. Виновата война. Я уверен, на глубине души он сожалеет о содеянном и сам желает себе смерти. Отпусти его, Крауди. Я уже смирился, я уже отпустил. Пятнадцать лет…»

Увидев, как бывший боец, прошедший все круги беспощадного военного ада, теперь извивался передо мной, умоляя пощадить убийцу собственной жены, я лично оскорбился этим и с ещё большим рвением стал готовить свой план мести. Да и видно было, что знакомому до жути стыдно за свою мягкотелость и что он, будь у него возможность, своими руками вытряс бы из Виктора его жалкую душонку: в процессе разговора он обидчиво, до покраснения натирал свои ладони, как бы не имея понятия, куда их применить.

Мистер Крауди выбросил давно переставший дымиться окурок, который весь разговор он продержал в зубах, и остановился на время, сказав, что сходит попить. Вернувшись с наполовину опустошённой бутылкой витаминизина, он вернулся на кушетку, поправил подушечку под головой и лёг, как на приёме у психолога, вытянув руки по всей длине тела. К тому времени советник подготовил вопрос:

– И что? Ты убил Виктора?

– А как же… Две ночи не спал, следил. У него так никого и не появилось за послевоенные годы, он был одинок. Совесть, должно быть, замучила. Дома убивать его я не рискнул: район был оживлённым, мог бы подняться крик, могло бы начать разлагаться тело, что немедленно привело бы к его нахождению и серьёзному расследованию. А от тела никак не избавиться: даже воды, куда можно было бы его сбросить, поблизости не имелось. На третий вечер Виктор был в баре, выпивал, а когда допьяна напился, поплёлся через тёмные закоулки к себе домой. В одном из таких безлюдных закоулков я нагнал его, сбил с ног, повалил на землю и вонзил заранее заготовленное лезвие прямо в шею. Нанёс ещё несколько ударов для уверенности и смылся. Убил…

– Всё? На этом всё закончилось? Слушай, так себе история. Истыкал до смерти какого-то гнилого доходягу в переулке…

– Не-ет, не беги вперёд паровоза. – Мистер Крауди демонстративно пошевелил указательным пальцем, успокаивая советника и вовлекая его в новую, ещё не раскрытую пучину кровавых событий. – Как я сказал ранее, это была простая проверка на прочность, некоторого рода посвящение в дело.

Вернувшись в дом к знакомому, я всё ему рассказал и добавил, что больше находиться у него не могу, собрал вещички и ушёл бродяжничать. А через три дня меня арестовали.

Начальник Нарпола (народной полиции) был сыном известного старого полковника, ушедшего в отставку и доживавшего свои дни на государственной даче близ города. Когда этот начальник узнал причину моего убийства, выражавшуюся в так называемой «военной мести» (я всё полицейским в деталях рассказал), то он, вместо того чтобы отправить меня в тюрьму, конвоировал меня прямо к своему старику на «парочку заданий».

Полковника звали Хельс. У него был выбит глаз, он ходил с вечно закрытым веком. Узнав от сына о моём поступке, он испытал неслыханную радость и добавил, что такого человека чести, такого человека дела, как я, искал долго. Наконец я получил объяснения, с какой целью меня сюда привезли. Я ожидал чего-то житейского и простого, работы по дому или сбора урожая, например, но когда мне сообщили, что цель моя заключается в устранении людей, то наружу просочился холодный пот. «Ты выполнишь для меня несколько заказов, – завуалированно изъяснялся Хельс. – Не бойся: это не простые смертные с ангельскими душами, а самая отборная зараза. Перебежчики, обманщики, мародёры, насильники, те, кто, прячась за спинами настоящих воинов, предавали и грабили. Ты сделаешь это, чтобы вонючих крыс настигла заслуженная кара, чтобы очистить общество, чтобы согреть мне душу на старости лет, в конце концов!»

– И сколько же «заказов» ты выполнил? – искоса смотря на мистера Крауди, поинтересовался советник.

– Двадцать три. Первые заказы были простыми, и поначалу убивал я, как верно выразился полковник, одних вонючих крыс, вонзая ножи в подворотнях… Но со временем крысы становились всё более крупными. Я получил оружие. Объездил, наверное, весь город и все его широкие пригородные окрестности. Расстреливал в автомобиле (тогда ещё были автомобили), расстреливал из автомобиля, притворялся гостем мероприятия, выжидал момент, убивал нужного человека при помощи пистолета с глушителем и исчезал. Посещал роскошные ужины, балы и деловые встречи. Последние задания выполнял на расстоянии из снайперской винтовки, которую сам же и приобрёл на деньги, заработанные от Хельса. Платил он очень много. Двадцать третий заказ проходил далеко от города, целей было не мене пяти человек, это были предатели высшего военного состава, из генералитета, они организовали оргию в огромном особняке. Я засел на расстоянии в один километр и принялся выжидать. Спустя два невыносимых часа они соизволили выйти на террасу с целью перекурить и тут же оказались в моём прицеле. Для этого заказа я заранее подготовил самозарядную снайперскую винтовку, что и позволило расстрелять их с одного магазина.

– Ты… – пробубнил советник, как заколдованный.

– Ты, наверное, хочешь спросить, почему я остановился? – прочитал его мысли мистер Крауди.

– Да, именно это. И ещё я просто-напросто удивился.

– Что ж… Начнём с того, что я по своей воле уже никогда не остановился бы. Не то чтобы кровопролитная работа доставляла мне удовольствие, но для человека, который до начала этой деятельности вообще не был знаком с оружием, получалось очень даже хорошо, на полупрофессиональном уровне, и это радовало. Ещё я осознавал полезность своего дела: те твари, что были унесены мной в могилу, того бесспорно заслуживали. Хельс никогда не вовлекал меня в их биографии, но у каждого из них в чертах лица, в манерах поведения, даже в мимолётных движениях виднелся нестираемый серый отпечаток ненависти ко всему живому. Даже у бездомного крысёныша – и то царская брезгливость, высочайшая самовлюблённость. Я бы продолжал гасить этих упырей налево и направо, пока какой-нибудь зоркий охранник однажды не прочитал в моих глазах лукавых намерений и не сработал бы на упреждение.

– И… почему же…? – всё пытался достать до истины советник, вращаясь возле кушетки, на которой лежал мистер Крауди, как доктор над умирающим больным.

– Полковник умер. Но ещё за неделю до его кончины по городу начали с неведомой скоростью распространяться новости о моих проделках. Тогда я впервые задумался о том, что зашёл далеко и что с каждым новым заказом я подвергаю себя всё большему риску. Хах, это было так необычно – усесться на веранде кафетерия (тогда и так называемые «кафе» тоже были: сейчас же одни столовые), попросить газетку и в первом же заголовке вычитать детали своего преступления, пропечатанные чёрными громоздкими буквами. Ощущение, словно живёшь от третьего лица и наблюдаешь за собой через призму произошедшего.

Полковник умер, да… Тяжело было это осознавать, но в финансовом плане, благодаря большим накоплениям от хорошо оплачиваемой работы, я остался независимым и мог себе позволить не работать. А государственная дача осталась стоять бесхозной, никому её так и не передали.

Сдал меня всё тот же начальник Нарпола, паскуда. Я тогда ошивался в районе дачи, находясь в раздумьях о дальнейшей своей жизни. Планировал идти дальше по тёмной стороне: связаться с нужными людьми, попасть к какому-нибудь авторитету, которому кто-то однажды перешёл дорогу, и под его эгидой продолжать избавляться от неугодных, но нет. Окружили меня автомобили Нарпола, а с ними – непонятные чёрные внедорожники. Вышла дюжина людей, все – злые дядьки с грозным оружием. Оказалось, что из нашей с тобой организации. Усадили во внедорожник, увезли за город, а дальше всё по накатанной. Ты и сам прекрасно знаешь об их этапах посвящения. И вот я здесь, выполняю цель, ради которой меня, не щадя, готовили столько лет. Выполню ли я эту цель? Как думаешь?

– М-да, не позавидуешь тебе… Выполнишь, конечно выполнишь, обязательно выполнишь. Нам и делать-то ничего не придётся: алгоритм уже вошёл в активную фазу. Мы просто наблюдатели. Следим за отклонениями толпы и в случае необходимости корректируем их.