Тринадцатая жертва

Показался трамвай. Заходящее солнце блеснуло на лобовом стекле жидким пламенем. Нинель перемахнула рельсы. Я же, ослепленный, наступил во что-то скользкое, рухнул на спину и распластался, задыхаясь от боли. На меня, закрывая небо, надвигалась черная, страшная тень. Мир утонул во мраке, лишь отполированный обод колеса сиял, точно карающий меч правосудия.

Отчаянно завизжала Нинель. Заскрежетали по рельсам тормозные колодки. Нет, поздно. Приговор приведен в исполнение. Острый, как нож гильотины, гребень, коснулся шеи. Но сверкающее колесо больше не вращалось. Трамвай замер. Теперь я видел светло-серые цилиндры тяговых электродвигателей, прикрученных к тележке толстыми болтами.

Нинель продолжала кричать. Кто-то, видимо, водитель, заглянул под вагон и облегченно вздохнул.

– Жив? – раздался радостный мужской голос.

Вагоновожатый за ноги вытянул меня на мостовую.

– В какой-то степени.

Я кое-как поднялся и первое, что сделал – раскрыл футляр и достал камеру. Фотоаппарат уцелел: падая, я инстинктивно прижал его к груди.

Нинель затихла. Она вздрагивала, глядя на меня, как на выходца из преисподней.

– Вот оно, – пролепетала журналистка. – Вот… Оно…

– Что оно?! – вскричал я, но Нинель ничего не сказала.

Я несколько раз щелкнул затвором – сфотографировал и Нинель, и трамвай, и даже вагоновожатого. Он коснулся носком ботинка темного пятна на асфальте.

– Масло, – сказал водитель, ни к кому не обращаясь. – Из чьего-то картера натекло. Зачем автомобиль здесь стоял? Ну, едем? И без того сорвал график.

– Вы не будете вызывать дорожную полицию? – едва слышно спросила Нинель.

– Зачем, мисс? Пострадавших нет. Все обошлось. Нет, если вы хотите провести несколько часов в полицейском участке, то я позвоню…

– Все в порядке! – торопливо выкрикнул я, схватил Нинель за руку и втащил в вагон. – Вперед!

Теперь я поймал на себе испуганно-удивленные взгляды пассажиров. Пожилая женщина на переднем сиденье ахнула. Нинель достала носовой платок и вытерла мне шею.

– У тебя след от колеса. Черный, до самого уха. Сейчас все в порядке… вроде бы.

Трамвай вздрогнул и покатил по Парк-Авеню. Я хотел расплатиться за проезд, но кондуктор замахал руками:

– Что вы, молодой человек! Вы такое пережили, что не дай Бог! Уж имеете право разок прокатиться бесплатно.

Тогда я отдал дайм за свою спутницу.

Очевидно, Нинель жила дальше от редакции, чем я. Перед остановкой я спросил, могу ли я ее проводить.

– В другой раз, – кокетливо ответила она. – По-моему, знакомиться с родителями еще рановато.

– Но я вовсе не это имел в виду!

– Вы, мужчины, всегда имеете в виду одно и то же, – Нинель провела ладонями по бедрам. – И все же я дойду сама. До завтра, Питер!

Я поцеловал ее маленькую руку с тонкими, чуть приплюснутыми на кончиках, пальцами. Нинель кивнула, принимая недвусмысленный знак внимания. Как только трамвай остановился, я вышел и медленно побрел по освещенной фонарями аллее. Далеко впереди желтела яркая точка – окно в доме миссис Хантингтон. К своему удивлению, я добрался до заветной калитки без приключений.

Глава 9. Нападение

Тетя Эдна набросилась на меня с порога:

– Питер! Питер! Я тебя еле дождалась! У меня беда! – запричитала она.

– Что-то случилось?

– Сломался стул! Мой любимый стул, он со мной уже сорок лет. Это единственное, что осталось от свадебного гарнитура. Память о счастливых временах…

Несколько секунд я переваривал сказанное. Потом вздохнул с облегчением:

– Давайте сюда ваш стул. Попробую его подлатать.

– Это может подождать, Питер. Может, сначала поужинаем?

Разумеется, от макарон по-флотски, заправленных томатным соусом, я не отказался. После мы долго пили кофе. Ни я, ни расстроенная миссис Хантингтон за время трапезы не произнесли ни слова. Наконец тетя Эдна показала мне сильно покосившийся резной стул. Казалось, «поставить его на ноги» сможет только квалифицированный столяр. Но все оказалось не так плохо.

Миссис Хантингтон проводила меня в мастерскую. Осмотрев стул внимательно, я заметил, что лопнули болты, которыми сиденье крепилось к спинке. Обод, стягивающий ножки, тоже отвалился – выпали саморезы. Я заменил болты и дополнительно укрепил стул уголками.

– Готово! Забирайте! – сказал я.

Тетя Эдна присела на стул и покачалась. Он не скрипнул, словно был вырублен из цельного куска дерева.

– Да ты кудесник, Питер! Обещаю, при любом кризисе ты без работы не останешься!

Я заметил на полке оружейное масло.

– Можно?

– Разумеется! А вам есть что смазывать?

Не говоря ни слова, я достал пистолет, разрядил и разобрал его на части прямо при квартирной хозяйке.

– «Баярд» тридцать второго калибра! – воскликнула тетя Эдна. – Подожди, Питер, у меня есть для тебя подарок!

Миссис Хантингтон испарилась вместе со стулом. На лестнице затихли ее уверенные шаги. Иногда стул ударялся о ступени и тогда негромкий удар эхом отдавался в коридоре.

Я вычистил, смазал и собрал пистолет. Оттянул затвор и нажал на спуск. Клацнул скрытый курок. Я хотел перезарядить и убрать оружие обратно в кобуру, но в дверях появилась миссис Хантингтон.

– Нашла! – она положила на верстак две картонные коробки. – У моего покойного мужа был такой же «Баярд». Он сейчас в музее военно-морского флота.

Я раскрыл коробку. Желтые тупоносые патроны с пулей, окрашенной в красный цвет, грозно торчали из упаковки, похожей на решетку. Тридцать второй калибр. Как раз для моего «Баярда». Ничего себе подарочек.

– Так ваш муж моряк? – рассеянно спросил я.

– Во время войны командовал эсминцем. Я всегда боялась, когда он уходил с конвоем. Знаете, он рассказывал, что союзные моряки редко видели врага. Просто соседнее судно вдруг взрывается и тонет. Тогда они подбирают людей и идут дальше…

Я ждал продолжения рассказа, но миссис Хантингтон молчала. На глазах выступили слезы. Она смахнула их платком.