– Тогда позовите его к нам. Передайте, что есть важное дело.
Коулмен откозырял и, как угорелый, ринулся к выходу. Вскоре он вернулся. За ним пружинистой походкой шел настоящий красавец – хоть сейчас на голливудскую афишу. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица и выразительными синими глазами, он был гладко выбрит и скромно, но опрятно одет. Охотничий костюм – толстая куртка с оторочкой, брюки и мокасины, сидел на нем, как влитой, а шляпа с полями гармонично дополняла его, если можно так выразиться, гарнитур. К широкому ремню несостоявшийся киногерой прицепил кобуру с револьвером и рог для пороха, старинное ружье он повесил на плечо. Ствол, как указующий перст, торчал из-за его головы на целый фут, несмотря на то, что я доставал незнакомцу макушкой только до подбородка.
– Томас Рид к вашим услугам! – произнес охотник с сильным ирландским акцентом.
– Здравствуйте, – я представился и, как мог, описал бедственное положение каравана. – Вы не боитесь лететь по воздуху?
– Как птица? – Рид не улыбнулся.
– Нет, – ответил я. – Как человек на гремящей повозке, катящейся по булыжной мостовой. Правда, рессоры к телеге добрые инженеры все-таки прикрутили. Ну так как?
Рид с опаской оглядел вертолет снизу доверху:
– Может, я поеду на лошади, а вы укажете мне путь?
– А техническое обслуживание вы мне сделаете? Я летаю со скоростью восемьдесят узлов, а ваша кобыла не на реактивной тяге! Предлагаете мне нарезать круги? Так никакого ресурса двигателя не хватит!
По-моему, Рид ничего не понял. Но этого я от него и не ждал. Он помолчал и сказал:
– Хорошо! Летим!
– Тогда отдайте ружье майору на ответственное, так сказать, хранение. Вряд ли он приделает ноги вашему драгоценному стволу. Мы не влезем в кабину с таким дрыном. А если что, вам и револьвера хватит.
Охотник немного поколебался, но все же вручил оружие майору. Я открыл окно со стороны второго пилота, подсадил Рида в кабину и пристегнул его к креслу. Потом забрался на свое место, снял с крюка на стенке наушники из толстой губчатой резины с микрофоном на проволоке и протянул их своему невольному напарнику.
– Это еще зачем? – изумился Рид.
Этот вопрос мне будут задавать слишком часто. Но пока я не придумал универсальный ответ и постарался объяснить, как мог:
– Представь, дружище, что ты сидишь в кузнице, а вокруг тебя девять кузнецов что есть силы лупят молотом по наковальне. Что-то вроде этого ты сейчас и услышишь.
Как только Рид снял шляпу и надел наушники, я запустил мотор, поднял вертолет и повел его обратным курсом. Леона еще не успела скрыться в туманной дымке, а мне уже показалось, что молодому охотнику все-таки придется мыть кабину. Впрочем, кроме меня никто в этом не будет виноват: в спешке я не позаботился о гигиенических пакетах.
Но, к чести Рида, он справился. Белый, как после укуса вампира, он сцепил руки в замок, зажмурился и дышал, широко раскрывая рот. Я тайком позавидовал его превосходным белым зубам.
Когда же я отыскал светлые крыши фургонов, посадил вертолет между знакомыми холмами и выключил мотор, Рид зашевелился и простонал:
– Господи, лейтенант. Как вы это выносите? Если я полечу с вами еще раз, меня отправят прямо в Бедлам.
– Дело привычки. Однажды мне довелось летать целый день и всю ночь. Да еще в тумане. Ничего, жив. Война есть война.
Я выбрался из кабины и помог охотнику спуститься. Морган, широко улыбаясь, терпеливо ждал, пока мы не закончим нашу мышиную возню.
– Можете его забрать! – сказал я, фамильярно толкнув Рида в спину. – Этого малого рекомендовал мне лично майор Рингвуд. Опытный проводник и, как говорят, отважный охотник.
– Вы оказали мне услугу, – чинно сказал плантатор. – Я всегда жду вас на своей гасиенде, офицер.
– Разрешите мне погостить у вас какое-то время, – обнаглел я. – Можно, конечно, жить и в казармах форта Индж, но мне бы не хотелось стеснять солдат. Я там как пятое колесо в телеге.
– Конечно, офицер! Здесь, на границе, никогда не помешают лишние руки, способные держать ружье. Кто знает, не будет ли войны с команчами или семинолами. Как только мы прибудем, я распоряжусь выделить для вас комнату.
Рид напряженно вглядывался в горизонт. Я тут же понял причину его беспокойства: небо затягивала черная туча – точь-в-точь как та, что перебросила меня сюда, в прошлое.
– Вам нужно торопиться, – сказал охотник, обращаясь ко мне. – Это северный ветер. Улетайте, улетайте, лейтенант!
– Северный ветер? – спросил Морган. – Что в нем такого?
– Он несет массу пепла, – ответил я вместо Рида. – И если вы не послушаете советов проводника, то, боюсь, мне придется возглавить отряд по откапыванию ваших остывших трупов.
Далеко в прерии выросло несколько смерчей. Черные столбы извивались в безумной пляске святого Витта и постепенно тянули к нам свои корявые руки. Два вихря столкнулись и рассыпались пороховым облаком, но новые великаны тут же заняли их место.
– Все от машины! – крикнул я и бросился в кабину. Вновь взревел двигатель, поток воздуха от винта сорвал с земли пепельное покрывало. Я взлетел и взял курс на форт Индж.
Глава 8. Почетный гость
Честный плантатор сдержал слово: он выделил мне просторную комнату с роскошной резной кроватью, массивным столиком и книжной полкой, сплошь заставленной увесистыми томами. Лишь одно имя на обложке показалось мне знакомым – Эдгар Аллан По. Наверное, Морган считал меня образованным человеком. Я действительно много читал в детстве, но на войне я получил массу острых впечатлений, так что пока мне вовсе не хотелось жить за других.
Вертолет мы поставили на площадку перед главными воротами, куда выходило мое окно. По утрам я любовался на это своеобразное украшение двора и внимательно следил, чтобы никто из вездесущих слуг-негров не подходил к машине ближе, чем на двадцать футов. Не хватало мне найти под капотом украденную бутылку хозяйского виски. Правда, как я узнал позже, подобного опасаться нечего: на этой гасиенде с рабами обращаются вполне пристойно, пусть иной раз на их эбеновые тела иногда опускается плетка надсмотрщика.
За неделю я перезнакомился со всеми обитателями особняка. Сразу после первого же завтрака меня подловил в гостиной сын плантатора с французским именем Анри. Совсем невинный, с темным пушком на верхней губе и длинными, до плеч темными волосами он, наверное, незаслуженно, показался мне изнеженным и избалованным мажором. Моя неприязнь объяснялась просто: слишком уж он был похож на хиппи, который плюнул мне в лицо в аэропорту Далласа после возвращения из Вьетнама. Тогда я догнал подонка, хорошенько встряхнул его за шиворот и, глядя в наполненные ужасом глаза, процедил: «Знаешь, что я тебе скажу? Мне все равно!» С этим напутствием я пинком под зад отправил «миротворца» в свободный полет до ближайшей сточной канавы.
С Анри же мы обменялись несколькими ничего не значащими, холодными фразами и больше не разговаривали, хотя я часто видел его на асотее – окруженной парапетом плоской крыше.
Высокий бесцветный блондин по имени Барни Холлиуэлл, двоюродный брат плантатора, пытался сделать из меня записного алкоголика. Он предлагал мне крепкие вина после каждого завтрака, и я едва отделался от назойливого виночерпия, сказав, что чувствую себя не очень хорошо. Конечно, хорошее вино – это дар богов, но от продукции местной винокурни у меня скрутило живот, и я целый день провалялся в постели с книгой. Это был атлас Техаса издания тысяча восемьсот сорок девятого года.
О дочери плантатора нужно рассказать особо. Мне довелось с ней встретиться, как только я оправился от неудачной дегустации спиртного. Рано утром, едва рассвело, я поднялся на асотею с полевым биноклем и долго разглядывал пойму Леоны и белые стены форта Индж, как меня окликнул переливчатый, точно звон серебряного колокольчика, девичий голосок:
– Мистер Ральф?
Я обернулся и увидел стройную девушку с волнистыми, спадающими на плечи каштановыми волосами и нежным, юным лицом. Ни у англосаксов, ни у немцев не бывает таких тонких черт и я подумал, что она наверняка француженка. Может быть, только по матери или отцу. Но во мне она не вызвала никаких чувств: ее рафинированной, стерилизованной красоте не хватало жаркого пламени, а в синих глазах безжизненно блестел только лед.
Девушка покраснела и отступила на шаг назад:
– Вы всех так разглядываете?
– Нет, лишь самых-самых красавиц. Тех, которые прекрасны, как луна и стройны, как акация.
Звонкий смех девушки спугнул с парапета маленьких птичек.
– Посмотрите в бинокль вон на то дерево, мистер Ральф!
Я не увидел в корявых, переплетенных между собой стволах ничего необычного.
– И что?
– Это и есть акация. Вы сделали мне плохой комплимент.
– Простите, мисс… не знаю вашего имени…