Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Когда мы съехались в 2010 году, возникла новая проблема. Находиться в постоянной близости друг с другом – чертовски опасно. Я занималась депиляцией, словно я десантник на тайной операции. Запасные лезвия и пинцеты я прятала по сумкам и по углам ванной. Настоящим спасением оказались соревнования по ММА. Дэйв залипал на диване часами, наблюдая за тем, как борются друг с другом безволосые мужчины, пока я тусовалась в ванной с моим нержавеющим пинцетом марки Tweezerman. Если Дэйв спрашивал, что я там застряла, я говорила, что давлю прыщи или жду, пока молоко из утреннего кофе проделает путь по моим кишкам. Это его затыкало.

Мне было легче признаться Дэйву в том, что я какаю, чем в том, что я выщипываю волосы. Если он узнает, что я волосатая, в его глазах я стану испорченной, сломанной. Как когда покупаешь подержанную тачку, а потом узнаёшь, что она полное дерьмо. Но также мне хотелось, чтобы он меня знал и принимал такой, какая я есть. Я знаю: когда мы обнимаемся, а я только и думаю, как бы так повернуться, чтобы Дэйв не увидел какой-нибудь волосок, вырвавшийся на свободу, это не укрепляет наши отношения. Если уж быть совсем честной, я бы это не писала, если бы мы не помолвились. Если бы я не скрывала волосатость в те дни, когда часто ходила на свидания, это уничтожило бы мой рейтинг на JDate[3 - Еврейский сайт знакомств.] и match.com[4 - Международный сайт знакомств.].

Не продашь ведь машину, если всем показывать, что у нее глубокая кривая пробоина на водительской двери.

Мне жутко не нравится так думать, но что поделать.

И раз уж я говорю о том, что мне не нравится, – это немного не в тему, но больше всего я ненавижу, когда другие девушки хвалят мои брови. В нулевых густые брови вновь вошли в моду. «Ох, какие пышные, красивые, вот бы мне такие», – говорят подруги. Комплименты обычно поступают от светловолосых, светлокожих женщин. Хоть бы раз густобровая женщина сказала что-то о моих бровях. Знаете почему? Они-то знают всю подноготную. Если бы светлые красотки знали, какую веселую жизнь нам устраивают эти две вредные гусеницы, они бы всплеснули руками и убежали прочь.

В общем, на лазер я ходила три года.

Когда подошел к концу последний визит, я попросила поговорить с менеджером.

«Процедура не помогла», – сообщила я ей.

Я хотела, чтобы подбородок был гладким, как кусок полированного гранита, или деньги назад. Хотя я знала правду. Лазер хорошо помогает при темных волосах: лобковых, под мышками, на мужской бороде. Все потому, что он реагирует на меланин в фолликуле. Что же до светлых, тонких волос вроде моих добрых приятелей на подбородке, то на них лазер не всегда действует.

«Лицо вообще капризное, – ответила менеджер. – Мы так всегда клиентам и говорим. Если хотите, мы запишем вас на еще один сеанс».

«Зачем мне еще сеансы, если за три года не помогло?»

«Лицо очень капризное», – повторила менеджер.

Я на нее уставилась. Менеджер захихикала.

«Почему вы смеетесь?» – спросила я.

Она выпрямила спину и расслабила челюсть.

«Это не смешно, – сказала я, повысив голос. – Я. Все. Еще. Волосатая!»

Я встала и вышла, не закончив разговор. Я ушла со знанием, что никогда не вернусь, хотя втайне мечтала запереться в одном из кабинетов с лазером и жалить себя в лицо на полной мощности, пока меня оттуда не выведет спецназ.

Я знала, что больна, но как еще обрести гармонию с собственным телом, если не сжигать кожу с помощью оружия?

* * *

После визита к врачу и посещения лазерной клиники я несколько месяцев пребывала в волосатых муках, подготавливая следующий шаг. Вместо того чтобы жить здесь и сейчас, избавляясь от каждой волосинки по мере ее появления (хотя этим я тоже занималась), я начала задумываться о странной иронии этой ситуации. Чтобы стать полноценной женщиной, мне необходимо избавиться от части себя. Но почему? Зачем стыдиться и бояться естественных проявлений женской природы? Необходимость быть безволосой заставляет меня скрываться от жениха, тратить тысячи долларов, чувствовать себя хуже других женщин.

Долгие годы я притворялась, будто у меня нет того, что очень явно присутствует. Это отнимает кучу энергии.

Я люблю получать ответы на вопросы, поэтому я притворилась репортером и позвонила в журнал Allure. Я попросила к телефону редактора рубрики красоты, Хизер Мьюр. Честно говоря, Хизер мне не нравилась еще до того, как мне удалось с ней поговорить. Мне не нравились ее взгляды, а к тому же ее имя ассоциировалось у меня с легким светлым пушком на бедрах, который даже сбривать не надо. И хотя я следую некоторым трендам красоты, которые пропагандируют журналы и сама Мьюр, в целом я против того, чтобы кто-то выдавал свое субъективное мнение за аксиому для миллионов женщин. Именно из-за таких, как Мьюр, я за последние пятнадцать лет перенесла столько боли во время удаления волос, что испытай я всю эту боль разом, исход наверняка был бы летальным.

«В целом вы хотите выглядеть как можно более ухоженно и чистоплотно, и устранять нежелательные волосы для этого тоже нужно, – объяснила Мьюр. – Ухаживайте за ними и будете выглядеть на все сто».

Во время разговора я хотела повеситься. «Но почему мы пытаемся избавиться от волос?»

«Чтобы быть более уверенными в себе, – ответила она. – И чтобы нас лучше принимало общество».

Эта телка явно была блондинкой. Я это чувствовала. В крайнем случае камбоджийкой.

Мьюр привела в пример комедийную актрису Мо'Ник, которая явилась на вручение награды «Золотой глобус» в 2010 году с волосатыми ногами, как притчу во языцех. «Это табу, всем было неловко, все смеялись, – пояснила Мьюр. – Вот пример девушки, о которой говорят: упаси господь».

Мьюр рассказала про тренды на бикини и процитировала Синди Баршоп, которая основала сеть салонов Completely Bare («Полная обнаженка», начальные буквы перекликаются с инициалами Синди). Салоны специализируются на лазерном удалении волос. Баршоп недавно попала в газеты, так как организация по защите прав животных PETA осудила ее лобковые парики из лисьего меха. Да, парадокс: Синди считает, что волосы надо выдирать, а потом украшать гениталии яркими перьями и мехом животных.

Я понимала, о чем говорит Хизер. Я сама только недавно попробовала бразильскую депиляцию. В октябре, перед днем рождения Дэйва. Специально для него я удалила все волосы на лобке, остался только маленький треугольник посередине («посадочная полоса»).

Дэйву понравилось. Очень.

Я расстроилась. «Что, тебе не нравится, когда у меня все натуральное? Когда я – это полностью я?»

«Это мне тоже нравится, – сказал он. – Ты мне нравишься в любом виде».

«Кажется, так тебе приятнее».

«Ты разве не специально сделала это к моему дню рождения, чтобы сделать мне приятное?»

«Да, но…»

Тут я поняла. Нет, ничего я не поняла. Я перенесла еще один болезненный ритуал, но зачем – не могла объяснить ни себе, ни своему бойфренду.

В конце концов, без волос на лобке странно. Когда-то я так гордилась волосами, а тут их не стало, и это вызывало одобрение. Будто бы у меня вместо вульвы птенец, розовый, только вылупившийся. Я засунула его в штаны, и теперь он потихоньку задыхается у меня между ног. К тому же я поняла, как мало ценила лобковые волосы, когда оказывалась в душе без мочалки. От мохнатки есть польза – и в самом деле немалая: например, она прекрасно помогает намылиться.

Я думала, что я одна такая смекалистая, пока не прочитала книгу «Голая женщина» Десмонда Морриса о племени, живущем на архипелаге Бисмарка в южном Тихом океане. Люди этого племени пользуются лобком, чтобы вытереть руки, когда они испачкаются или намокнут. «Прямо как мы полотенцем».

Впрочем, самое жуткое выяснилось, когда после депиляции лобковые волосы стали отрастать. Выглядело как лишай, а по ощущениям тянуло на ветрянку.

Вернемся к Синди Баршоп, нашей королеве чистоты. Раз уж Allure и другие журналы о красоте на нее ссылаются (конечно, это внушало страх за будущее Америки и психику всех волосатых женщин, ее населяющих) – то справедливости ради мне стоило с ней встретиться. Я отправилась послушать Синди Баршоп в ее салон на Пятой авеню.

Баршоп была участницей четвертого сезона реалити-шоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка». Это значит, что она высокая и худая, широкие скулы и надутые губы. Я из принципа уже была против нее.

«Это мода», – сказала Баршоп, сидя в своем заднем офисе – угловой секции салона, отгороженной стеклянными створчатыми дверьми от приемной, обставленной в стиле барокко. «В смысле мы все это знаем. У женщины не должно быть волос на лице. Оно должно быть ухожено. В других местах тоже нет волос. Никто ведь не говорит: „Давайте отращивать волосы на руках, выглядит классно!“».

А я? Я бы сказала.

«Как вы считаете, монобровь – это нормально?» – спросила я. У меня были волосы на руках, и хотелось сменить тему, просто чтобы интервью стало объективным, а информация могла оказаться полезной.

Синди подняла глаза от телефона; она писала сообщение, пока я задавала вопрос.

«А вы сами как думаете?»

Я думала, что хочу засунуть телефон ей в глотку. Вместо этого я перешла к следующему вопросу: «А бикини?»

«Полностью голенькое все, – ответила она. – Тут вообще без разговоров».

«А как же полоски, треугольники посередине?»

«Ой, это так устарело», – засмеялась она.