Ядовитый сезон

– Если так, она не позволила бы ему вернуться, – возразила Сейдж.

После этого разговора Леэло встала рядом с матерью и ждала, пока соберутся все, кто должен был прийти. Китти, разговаривавшая с членами совета, каждый из которых представлял примерно тридцать островитян, теперь подошла к девушкам.

– Церемония вот-вот начнется, – обратилась она к Сейдж и Леэло, сжав их плечи. – Вы должны спуститься к воде.

Леэло повиновалась, тщательно стараясь не испачкать ботинки. Берег здесь был грязным от тающего снега, сквозь который отважно пробивались побеги зеленой травы. Скоро весь остров оденется в весеннюю зелень. Леэло все еще будет Стражем, и, если не случится чуда, Тейт уйдет.

– Стражи, – начала одна из членов совета, хлопнув в ладоши. – Церемония начинается. Пожалуйста, возьмите свою лилию у советника Китти.

Китти стояла перед металлической чашей, наполненной водой. На поверхности плавали двенадцать белых водяных лилий, по одной на каждого Стража. Члены совета вырастили их в пруду, который эндланцам было запрещено посещать до окончания года их служения в качестве Стражей.

Китти с гордостью улыбнулась Леэло и Сейдж, когда те брали свои цветки. Когда все они собрались на берегу, остальные островитяне начали напевать прекрасную мелодию, которая была настолько воодушевляющей, насколько была печальной песня утопления. Впервые за день Леэло ощутила воодушевление, которое, должно быть, чувствовали остальные Стражи. К концу года она уже будет взрослой и сможет сама принимать решения.

Но в реальности все было не совсем так. Она не сможет даровать Тейту магию или вернуть маме здоровье. Леэло не сможет уберечь свое собственное сердце. Она вспомнила, как мама однажды сказала ей, что печаль и горе своего рода дар, напоминающий о том, что у тебя еще есть сердце, которое можно разбить.

«Когда ты перестанешь волноваться и горевать – тогда ты поймешь, что действительно потеряла себя», – сказала однажды Фиона. Даже тогда Леэло поняла, что она говорила о тете Китти, которая никогда не говорила о своей утрате или утрате сестры.

Опустившись на колени, Стражи положили лилии на воду, и те плавали, словно крошечные льдинки. Цветы медленно уплывали в глубь озера. В конце концов они пустят корни, пока яд озера не растворит их. Они продержатся дольше, чем птицы, или люди, или что-то еще, попавшее в воду. Но в итоге магия поглотит все, к чему прикоснулась, подобно зверю, пожирающему свою добычу полностью, ничего не оставляя.

Даже костей.

Глава шестая

Ярен сидел на пне возле озера, прямо напротив того берега, где островитяне выпустили в воду что-то похожее на цветы. Он обещал отцу не возвращаться и не собирался этого делать. Но каждый раз, когда отправлялся в лес на поиски еды, в его голове всплывала скорбная песня, и он чувствовал странное желание вернуться сюда. В первый раз на острове было тихо, без видимых признаков жизни. Не было никакой причины возвращаться.

Этим утром он отправился за крапивой и одуванчиками, единственными съедобными растениями, доступными ранней весной. Он снова оказался на тропе, ведущей к озеру. До него оставалось больше километра, когда Ярен услышал пение. И тут он наконец понял, где слышал преследующую его много дней мелодию. Он поспешил вперед через лес, забыв предостережение отца. Зловещая далекая мелодия была такой же реальной, как и человек, который ее пел.

Однако эта песня была совсем другой. Радостной, заставлявшей его ноги невольно постукивать по замшелым корням. Он начинал задаваться вопросом, правдивы ли истории об Эндле.

Прошлой ночью он встречался с компанией местных жителей в единственном баре Бриклбери. Его все еще считали чужаком, но чужаком с тремя красивыми достойными сестрами, и этого оказалось достаточно для приглашения.

Ярен вскользь спросил одного парня про озеро. Озеро Лума, как они называли его. Пустое озеро.

– Оно не совсем пустое, – сказал кто-то из деревенских. Его звали Ларс, он был высоким и долговязым, с копной рыжих непослушных волос. – Оно полно яда.

Он понизил голос:

– Волшебного яда.

– Волшебного, – повторил Ярен, делая глоток пива, чтобы скрыть смешок.

– Смейся сколько хочешь, – огрызнулась молодая женщина с густыми бровями. – Это правда.

Ярен склонил голову:

– Прости. Я не хотел насмехаться. Просто не верю в магию.

Брови женщины сошлись в две сердитые складки, и она умчалась прочь в поисках лучшей компании. Ярен скорчил гримасу Ларсу:

– Упс.

Парень наклонился ближе, прикрывая рот рукой, хотя ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным в оживленных разговорах маленького паба.

– Отец Мэгги был убит озером.

– Но если все знают про яд, почему ее отец полез в воду?

Ларс объяснил, что островитяне подобно сиренам из старых пиратских песен поздно ночью зазывают жителей деревни голосами настолько прекрасными, что невозможно устоять. Но хотя песня, похоже, преследовала его, Ярен не верил, что нечто подобное способно затащить его в воду. Только не после того, как Ларс описал смерть отца Мегги в самых ужасных подробностях.

Ярен наблюдал, как эндланцы танцуют вместе, их навязчивые голоса служили им единственным инструментом. Они кружили между деревьями, сверкая рогами, перьями и мехом, как будто стали лесными существами, а не людьми.

Юноша выпрямился, когда одна из девушек отделилась от толпы. С такого расстояния она была лишь бледным пятном на фоне деревьев. Ее корона была совершенно белой, светлее ее волос.

Она подошла к берегу, и на мгновение Ярен испугался, что она может войти в воду. Но она замерла у кромки, наклонилась и опустила что-то, что держала в сложенных чашечкой руках.

Он поднялся с пенька и тоже подошел к воде. Теперь Ярен стоял прямо напротив нее через озеро, и было так легко поверить, что эти чистые синие воды неопасны, а девушка на том берегу просто девушка, как его сестры. Несколько секунд она смотрела на то, что выпустила из рук, а потом встала, расправила платье и подняла глаза.

Ярен слишком поздно осознал, что вышел из укрытия деревьев. Он был так же виден, как и девушка. Невозможно, чтобы она его не заметила. На мгновение суеверия жителей взяли верх. Что, если она начнет петь? Хватит ли ему сил противостоять?

Он тут же отогнал эту мысль. Даже если он захочет добраться до Эндлы – а у него не было ни малейшего желания, – поблизости не было ни одной лодки.

Кроме того, девушка молчала. Она ничего не делала, просто смотрела. Издалека он не мог разглядеть черты ее лица и сомневался, что она хорошо видела его. Они были просто двумя безликими людьми неопределенного возраста, наблюдающими друг за другом через озеро, полное яда.

Поэтому, когда девушка подняла руку и помахала ему, Ярен решил, что нет ничего плохого в том, чтобы помахать в ответ.

Глава седьмая

Леэло ушла с церемонии раньше Сейдж. Она надеялась, что после церемонии будет чувствовать себя по-другому, обновленной. Что участие в обрядах посвящения поможет понять неизменный ход вещей на Эндле. Но девушка чувствовала себя той же, что и прежде. И все также Леэло не могла смириться с уходом Тейта.

Она заметила белый цветок крокуса, упавший с чьей-то короны, и подхватила, чтобы его не растоптали. Напевая тихую молитву впервые за несколько месяцев, она отнесла цветок к берегу, опустив на воду, как прежде лилию, но на этот раз как символ своего брата. В отличие от лилий, крокус почти мгновенно пошел ко дну, словно дурное предзнаменование.

Леэло встала, вытирая слезы, и увидела мужчину. Он стоял прямо напротив нее через озеро, наблюдая.

Она подумала о том, чтобы сбежать. Ближайшая деревня была на противоположном берегу с другой стороны острова, поэтому девушке было странно увидеть здесь человека. И при мысли о наблюдающем за церемонией чужаке ей стало не по себе. Это было сакральное действо на Эндле.

Но по какой-то причине Леэло медлила. Он был моложе, чем ей показалось изначально, возможно, на год или два старше нее, еще безбородый. У нее было острое зрение, которое, по словам Китти, делало ее хорошим Стражем, но с такого расстояния она не могла разглядеть черты его лица, только волосы цвета каштана.

Она даже не осознавала, что машет ему, пока он не поднял руку в ответ. Она тут же опустила свою, щеки стали пунцовыми, но она не убежала. Да и вряд ли он мог навредить Лесу оттуда.

Мужчина уронил руку, когда что-то упало в воду рядом с ним. Он посмотрел вверх на свисающие над озером ветви и раскрыл рот от удивления. Леэло подумала, что это сосновая шишка, но потом посмотрела на воду и поняла, что, должно быть, из гнезда выпал птенец.

Она охнула, прижав ладонь к губам, а юноша поднял илистую ветку и попытался спасти птицу, как спасала она лебедя.

Он скинул пальто и обернул им руку, прежде чем выловить крошечного птенца, поднес его к лицу, вероятно проверяя признаки жизни, и посмотрел на девушку.

Леэло знала, что на таком расстоянии это невозможно, но на один трепетный момент почувствовала, что их взгляды встретились.

Она неосознанно шагнула вперед, и ее ботинки оказались в опасной близости от воды. Он что-то закричал, и девушка замерла. Он покачал головой. Птенец не пережил бы падения, не говоря уже о яде, и отсюда она точно не могла помочь. Юноша углубился в лес и опустился на колени. Леэло потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он хоронит птенца.