Чирчик впадает в Средиземное море, или Однажды бывший советский пролетарий

Состав громыхнул, будто бы под колёсами решил покончить с жизнью Железный Дровосек, и встал. Пролетарий вышел, на прощанье расцеловался с проводницей и бодро зашагал к метро.

Кстати, удивительное совпадение, но в этот же самый день и мне с железнодорожными повезло. Я, к слову, тогда уже тоже в Москву приехал и тоже учиться. Но в отличие от моего героя, вёл спокойный и размеренный образ жизни.

И вот пока мой пролетарий бодро трусил к институту, подогреваемый надеждой, я как раз, устав от чрезмерного количества лекций и не дождавшись их окончания, шёл из института куда глаза глядят и забрёл в кинотеатр «Новороссийск». Времени до фильма оставалось достаточно, и денег ещё было на бутылку пива. Расточительство, конечно, в буфете кинотеатра пиво пить, но надо время как-то убить. И солидным человеком себя почувствовать, не без этого.

И вот сижу я в буфете, выпиваю по глоточку, задерживая во рту, чтобы с одной стороны растянуть удовольствие, а с другой – запомнить вкус настоящего пива. А то привык к тому разливному, что возле института в подвальчике под названием «Пни» разбодяживают. Вообще-то подвальчик так не назывался, он вообще никак не назывался, скромно притаившись в каком-то проезде в двух шагах от улицы Карла Маркса.

Бывало, конечно, что получив стипендию, мы с приятелями вдруг такими крёзами себя чувствовали, что не в «Пни», а в главный в Москве пивбар «Жигули» заваливались, что на Калининском проспекте. Вежливый и предупредительный официант моментально нам по графину пива приносил и тарелку соответствующей закуски. Так вот даже там, в пафосном баре, пиво было мутным и прокисшим. Правда, получив рубль, вежливый официант мутные графины тут же уносил и возвращался с прозрачными.

А здесь, в кинотеатре – бутылочное, не разбавишь. Так вот сижу я, прихлёбываю и вспоминаю, как однажды я поехал в Чебоксары, и вот тамошнее пиво мне запомнилось особенно! Может быть, вы, конечно, скажете, что мол, пиво здесь ни при чём, это у тебя язык был молодой ещё, восприимчивый к разным вкусам. Возможно.

Я туда, собственно, не пиво попить приезжал, а к знакомой девушке, что жила в Новочебоксарске. Папа новочебоксарской девушки меня и в деревенский свой дом свозил на несколько дней, привыкать. Привёз и оставил, а сам уехал обратно в Новочебоксарск.

Так там мы с его сынком из погреба нет-нет да и подтаскивали эмалированным чайником и домашнего пивка к себе на поверхность, когда водка заканчивалась. Пиво было некрепкое, но вкусное.

К сожалению, я снова забыл, о чём рассказывать собирался. Перечитал всё написанное выше и совсем запутался. Поэтому вернусь совсем недалеко, в кинотеатр «Новороссийск», где я сижу в буфете в то время, как мой пролетарий в институт входит, высматривая масляными глазками однокурсниц-москвичек на предмет одолжить рублишко. А я сижу и не подозреваю, что когда-нибудь жизнеописание моего собрата по ремеслу и однокурсника задумаю. А то бы я, конечно, забросил и кино и пиво, только бы за ним и таскался, скрупулёзно конспектируя его слова и любовные вскрики.

Ну ладно, пусть он пока высматривает свой рублишко, а мне надо всё же попробовать дорассказать, чем же это мне так с железнодорожными повезло.

Итак, я сижу себе в буфете кинотеатра «Новороссийск» и бутылочное пиво смакую, закатывая очи, как вдруг к моему столику подкатывается некий взрослый респектабельный и интеллигентный дядька и вопрошает веско:

– Можно?

– Пожалуйста… – проблеял я, удивляясь, – все столики свободны, и товарищ мог бы выбрать любой. Но тут же спохватился и закончил учтиво:

– Извольте.

Респектабельный незнакомец, стрельнув в меня глазами опытного охотника, по достоинству оценил последнее слово, широко улыбнулся и, даже ещё не успев пристулиться, взмахнул рукой в сторону буфета, с трудом удерживая равновесие:

– Шампанского нам!

Молодящаяся буфетчица с толстым слоем пудры на стареющем лице засуетилась, завскидывала вверх свой почти белый передничек и весело засмеялась, игриво поводя тоскливыми глазами:

– Закусывать чем будете, молодцы?

О чём она? Какая закуска? Через пять минут фильм начнётся.

Но респектабельный взрослый веско сказал:

– Две бутылки шампанского и шоколада!

Весёлая буфетчица проворно сбегала. Я смотрел на моего гостя с восторженной любовью, а он деловито и умело открутил голову первой бутылке и лихо разлил по трём двухсотграммовым стаканам тонкого стекла. За третьим стаканом он предварительно снова сгонял буфетчицу.

Выпили за знакомство. Он, оказывается, Вадик был, а она Люда. Но Люду после первого за знакомство тоста отвлекли, и она вынуждена была вернуться на рабочее место. Вадик её не удерживал и уж тем более я. Мне вообще в зал уже нужно было, там вот-вот киножурнал закончится. Но после стремительно выпитых первых двух бутылок Вадик зычно крикнул Люде в буфет, чтобы ещё пару несла. Я сделал движение в сторону кинозала.

– Да посмотришь фильм в другой раз! Посиди со мной! – с мольбой глянул на меня Вадик, – Мне так одиноко!

С детства имея склонность к математическому анализу, я трезво рассудил, что двадцать копеек за кино, это значительно меньше, чем халявное шампанское с шоколадом и остался.

Вадик пришёл в кинотеатр уже несколько навеселе, что не сразу было заметно, но сейчас он был уже изряден. Было бы подло бросать его одного и идти на кинофильм. Поэтому я повёл себя благородно, тем более, что двадцать копеек, это даже меньше, чем одна шоколадка.

Я всё гадал, кто же такой этот Вадик – атомный учёный или секретный дипломат. А оказалось – проводник поезда, и его поезд через несколько часов отчалит от близлежащего Курского вокзала. После кинотеатра я пошёл его провожать, и мы напоследок заскочили ещё в какую-то кафешку напротив. Там Вадик меня научил, как правильно пить пиво – нужно смешать полстакана пива с полстаканом сметаны. И хорошенечко размешать. И соли туда немножко, чтобы вкуснее было. Он сказал, что для потенции этот напиток очень хорош.

Напиток мне понравился, хотя меня тогда его чудодействие особо не интересовало, как-то без этого коктейля обходился. Тем не менее после кафешки с засметанненым пивом я в такую потенцию впал, что случайно в вытрезвитель попал.

Но я же сегодня не про вытрезвитель какой-то, пусть даже советский, собирался писать, а про пролетария, а его, оказывается, в институте ждал сюрприз – ему позавчера телеграмма была.

8

Саму телеграмму, никто с собой не захватил, но на словах было передано, что, мол, преждевременно из Гродно перемещаемся в Щёкино. Встречай, мол.

Под телеграмму ему не рубль, а целых три рубля дали взаймы, и он, не мешкая больше ни минуты, снова отправился на вокзал, только уже не на Белорусский, а на Курский. И если бы не коварный коктейль с чудодейственными свойствами, мы бы непременно с ним на вокзале встретились, где я как раз проводника дальнего следования потерял… Может, вместе в Щёкино и махнули бы.

Пролетарий уносился в сторону Тулы совсем уже ночью, часов в двенадцать, как раз когда молодые милиционеры меня в воронок заталкивали.

На станцию Щёкино поезд прибыл в три часа ночи и стоял всего одну минуту, а может, и не стоял вовсе, а лишь слегка притормозил, потому, что спешил в Симферополь. Студент пролетарского происхождения вывалился из вагона куда-то в беспроглядную темень и неохватный снег. И никакого города, только где-то вдали огонёчки как будто бы колышутся. Никто, кроме него, с поезда здесь больше не сошёл. Бывший пролетарий решил на всякий случай у станционного смотрителя справки навести о транспорте, но тот, махнув рукой в сторону миражирующих огоньков, велел пешком идти. Там даже тропинка какая-то натоптана была. И по этой тропиночке повлёкся мой бедный пролетарий, который последнюю свою кулебяку ещё в Гродно откушать изволил.

Но вскоре он сбился с тропинки. Не помню, говорил ли я, что зрение у моего героя не самое сильное место. Он, конечно, не такой слепец, как я – здесь я его обошёл, но ночью тоже ничего не видит. Если только огоньки. И вот где-то тропинка вильнула, чтобы обойти овраг, а пролетарий не вильнул, ориентируясь на огоньки. И тут же полетел в овраг. А в овраге снег ещё глубже. И огоньков никаких уже не видно. Выбирался из оврага мой пролетарий ползком, приговаривая: «Уже не долго, сынок», преследуемый голодным воем ещё не решающихся подойти поближе хищников. Но любовь и желание попасть в тепло не дали ему погибнуть. И он дошёл до огоньков. А там и общежитие какое-то нашлось.

Продрогший студент с полчаса тарабанил в дверь, пока, наконец, из-за двери не раздалось недовольное ворчание вахтёра. Услышав, что припозднившийся путник ищет общежитие производственного объединения «Азот» вахтёр отпер дверь и впустил с облегчением вздохнувшего студента.

Но, оказалось, что герой мой рано радовался. Нет здесь никаких командированных из Узбекистана. Видимо, они в другом общежитии. У «Азота» их не одно и не два, а несколько. И вахтёр начал звонить по другим общежитиям и уже первым же звонком попал куда надо. Заспанный вахтёр рассказал путнику, как туда добраться, и не успевший ещё согреться студент снова шагнул в студёную ночь.

Там долго стучаться уже не пришлось – тот вахтёр не ложился после того, как его разбудили телефонным звонком. Он признался, что да, какие-то командированные из Узбекистана, человек пятнадцать, в общежитие имеются, но только объект режимный, и никого сюда без особого распоряжения он не пустит. Приезжий забеспокоился и возвысил голос. Страж порядка предлагал дождаться утра или милиции.

На шум из комнат высыпали жильцы общежития – все пятнадцать человек. Увидев ночного гостя, они вначале опешили, как в знаменитой комедии при слове «ревизор», но быстро пришли в себя и, перебивая друг друга, поведали хозяину ночлежки, что это не диверсант, а их коллега и даже начальник. Что он случайно отстал от группы, потому что в поезде так напился, что выпал из вагона. Поэтому и опоздал на целые сутки. А они-де не стали объявлять на месте прибытия, что их должно было быть больше, рассчитывая, что начальника задрали волки. Но не случилось, дошёл таки, настырный.

И они понесли окоченевшего «начальника» в комнату, где жили самая красивая и её подруга, тоже очень красивая. Растроганный вахтёр суетился рядом и спрашивал, не надо ли ещё чего. Но узбекские гости заверили его, что нет, ровным счётом ничего больше не надо – ни отдельной комнаты начальнику, ни даже отдельной кровати. Разве только если водочки немного, чтобы растереть ночного гостя, дабы избежать обморожения. На это вахтёр только растерянно развёл руками, сокрушаясь, что свою выпил ещё вечером. Да, понимающе поцокали языками подчинённые «начальника», мы тоже, понадеявшись, что его всё-таки загрызут волки, с вечера ничего не оставили. Ну, ничего, авось до утра и без водки дотянет.

Студент, так неожиданно произведённый в конце своего долгого путешествия в начальники, до утра действительно дотянул.

А рано утром треть командированных на завод засобиралась. Треть потому, что завод работает непрерывно, и это был как раз первый день, когда их разделили на смены.

Пролетарию это очень удобно оказалось – большая часть народа всё время с ним, скучать не придётся. И сегодня утром очень удачно его бывшие комсомольцы как раз на завод идти не должны, поэтому, дождавшись одиннадцати часов, они с Сэмом, запасшись авоськами, вышли прогуляться до магазина, пока девчонки на стол соображают. Предварительно прошли по другим комнатам комсомольские взносы собрать. И хотя комсомольцев в группе больше не было, никто не отказывался.

Снег приятно похрустывал под ногами счастливого пролетария, и он совсем не думал, что там, в институте, потеряли его, наверное.

В маленьком магазинчике не удивились ранним покупателям – продавщица уже знала гостей из солнечного Узбекистана и спросила деловито:

– Сколько?

Тут друзья задумались – если брать белое, дороговато будет на всю компанию, красное выгодней, тем более оно здесь продаётся в трёхлитровых баллонах.

Сэм, как принято было в те времена в российской глубинке, любые алкогольные напитки называл вином. Вино разделялось на два вида: белое и красное. Белое – это водка, а красное – портвейн. Всё остальное никак не классифицировалось и интереса не представляло.

– А дай-ка ты нам сегодня лучше пару красненького! Или нет, давай лучше три! Для начала… – вслух размышлял Сэм.

Тут умный студент обратил внимание своего малоучённого собрата на то, что три банки вдвоём неудобно тащить – кто-то будет обижен. Пришлось, чтобы никому не было обидно, брать четыре. Обратная дорога показалась сильно короче, несмотря на тяжесть в руках.