Роботы не умирают (сборник)

Саманта не успела ответить. Ее дочь как всегда была права. Она запоздало крикнула в открытое окно:

– Будь осторожна, не пропусти свой автобус! – И сразу почувствовала себя немного беспомощной, потому что думала просто: «Будь осторожна».

Мелани быстро пошла ко входу. Она немного робела и не хотела давать неуверенности преимущества: в таких случаях нужно скорее действовать, иначе робость наберет силу и возьмет верх. Она уже была готова взбежать по лестнице и решительно открыть дверь, как споткнулась, увидев на газоне согнутого в три погибели человека в белом халате. Странный доктор опустился на колени, голову, насколько это было возможно, приблизил к земле, сосредоточенно рассматривая что-то, оказавшись в нелепой и какой-то детской позе.

– Вы что-то потеряли? – Мел сделала шаг к мужчине. Тот рассеянно повернул голову к девочке и поправил сползшие очки.

– Да нет. Вот, наблюдаю, – он смущенно улыбнулся. – Муравей тащил соломинку, а потом остановился, положил ее. Наверное, устал. И тут же подбежал другой муравей, решил помочь товарищу. Теперь они несут эту соломинку вдвоем. Интересно, да? – Он доверчиво, совсем по-детски посмотрел на Мелани. И она не смогла сдержать улыбку.

– Правда, интересно. Мартин говорил, что у муравьев коллективный разум.

– Верно, верно, – профессор закивал и начал подниматься с колен. Его рассеянность улетучилась, и теперь он серьезно рассматривал Мелани.

– А можно ли узнать ваше имя, юная леди? – спросил он галантно и немного шутливо.

– Я Мелани. Мы с Мартином учимся вместе, в одном классе, я сижу за соседней партой, той, что ближе к окну. А вы его дедушка, верно? Профессор кибернетики. Он мне о вас рассказывал. Скажите, можно увидеть его? Я не буду мешать, я буду совсем тихой. – Мелани выпалила все это одним махом и замолчала, чувствуя, что краснеет. Ну почему она такая несдержанная?

Профессор Стоун быстро закивал в ответ:

– Да, да, конечно, пойдемте. Зачем я буду мешать вам? Я очень рад, что у Мартина есть такой друг. Настоящий друг.

Он повел девочку ко входу, стараясь не делать слишком больших шагов. Несмотря на его усилия, Мелани все равно почти бежала, чтобы поспевать за ним. Сердце колотилось у горла, то ли от спешки, то ли от волнения. Сейчас, совсем скоро она увидит Мартина. Интересно, как он выглядит после всего случившегося? Наверное, он очень худой. А что она скажет ему? Ни в коем случае не упоминать родителей. Нужно будет рассказать о школе, ведь он так много пропустил, а скоро начнется новый учебный год. Вместе они быстро все нагонят! Скорее бы увидеть, как он улыбается…

Она не заметила, как, миновав белоснежные коридоры, они с профессором оказались перед дверью в палату. Профессор помедлил немного и открыл дверь, пропуская девочку вперед.

– Не бойся. Он чувствует себя лучше, чем может показаться. – Слова профессора едва донеслись до Мелани, будто она была где-то очень далеко. Она увидела Мартина. Осунувшееся лицо, бесстрастное, с закрытыми глазами, с торчащей изо рта трубкой. Безжизненная рука на покрывале повернулась кверху ладонью, беззащитно обнажив синеву вен и иголку капельницы. Мелани испуганно смотрела на пустоты под одеялом в тех местах, где должна была покоиться вторая рука, ноги Мартина. Она рассуждала, о чем с ним поговорить! Боже, как глупо, как нелепо, как страшно! В носу защипало, и глаза налились горячими слезами, чуть качнуть головой – и они прольются, потекут по щекам.

– Дедушка, он будет ходить? – Пытаясь оставаться взрослой и сильной, а не расплакаться в голос, сев на пол прямо здесь, в палате, она забыла про вежливость и назвала профессора этим домашним словом, так идущим ему.

– Ну что ты, что ты! Конечно, будет! Конечно, и ничего страшного здесь нет. Посмотри, какие у него теперь есть протезы. Получше твоих настоящих рук и ног. Будет и ходить, и бегать, и танцевать. Все будет хорошо, выше нос, Мелани! – Он аккуратно приподнял ее подбородок.

Мелани улыбнулась его словам и чуть сердито стерла со щек слезы.

– Я буду помогать! Можно, дедушка? За Мартином сейчас нужно ухаживать, а кто же должен это делать, как не друг? Я справлюсь, обещаю!

Профессор неуверенно посмотрел на девочку.

– А как же школа? И что скажут твои родители?

– Я буду приходить после уроков. А мама разрешит, я уверена! – Глаза Мелани засияли, она уже знала, что профессор согласится, что она сможет помогать Мартину выздоравливать, что уже завтра она придет сюда снова.

– Ну, хорошо, Мелани. Я не возражаю, если это не будет отвлекать тебя от учебы и домашних дел. А сейчас надевай халат, ты в больничном помещении, а Мартину нужно принимать лекарство. – Профессор говорил это, озабоченно набирая в шприц синеватую жидкость из ампулы. Мелани серьезно следила за каждым его жестом. Она не замечала, что халат ей велик, ей было не страшно смотреть, как игла входит в светлую кожу Марти, она уже полностью погрузилась в эту серьезную и деловитую атмосферу больницы, где каждая минута – для этого тонкого мальчика на взбитых подушках, а глупым вздохам и страхам просто нет места.

Такие и потянулись дни – дни для Мартина. Летом Мелани вставала утром, делала домашние дела и бежала на автобусную остановку, чтобы скорее отправиться в клинику. Братья на лето остались с бабушкой, и она была совсем свободна. Когда началась учеба, стало сложнее, но она все так же бодро открывала дверь в палату Марти и надевала белый халат, только теперь уже не с раннего утра, а после обеда. Она оставалась в клинике до вечера, помогая медсестре, профессору, просто разговаривая с Мартином.

Сегодня, как обычно, она вошла в палату, будто освещая ее – солнце так играло в ее волосах, отражалось в глазах, что она сама казалась домашним солнцем, по крайней мере солнечным зайчиком. Она проверила данные аппаратов (этому она научилась уже давно) – стабильно. Она привычно уселась с ногами на кушетку рядом с кроватью Марти и принялась рассказывать о прошедшем дне. Она рассказывала, помогая себе жестами и движениями бровей в наиболее эмоциональных моментах, затем достала книгу и стала читать. Она старалась отгонять от себя усталость, но голова сама клонилась к валику кушетки.

«На три минуты», – подумала Мелани и сдалась.

Но и во сне она видела эту палату, видела Мартина, лежащего неподвижно, себя, сжимающую его руку. Мелани настолько погрузилась в эту неподвижную жизнь, что сны ее превратились в последовательное переживание уже пережитого, будто видеозапись, поставленная на постоянный повтор. Как было страшно, когда у Марти случился тот приступ… Она заново видела себя рядом с его койкой, слышала свой голос.

– И мистер Сандерс, Том Сандерс, помнишь его? Он открыл секцию карате. Как только ты окрепнешь, пойдем туда вместе, он сказал, что возьмет меня, если я захочу. О тебе спрашивают учителя. А еще я сегодня читала книжку про НЛО, мне кажется, тебе бы понравилось. Только я не понимаю, почему они не хотят с нами общаться? Просыпайся скорее, Марти. Я бы так хотела поговорить с тобой обо всем этом.

И тогда она взяла его за руку. Она и раньше так делала, когда проверяла пульс, когда меняла капельницу, но почему-то ей было неловко брать Марти за руку просто так, ей это казалось чересчур сентиментальным. Но сейчас она забылась и взяла его за руку, как если бы они шли рядом, как прежде, будто ничего и не было. И тут тело Мартина неестественно выгнулось, откинулась голова, плечи развело в стороны. Мелани кричала о помощи и пыталась удержать изгибающееся тело. Конвульсии ломали Мартина, из его рта пошла пена, он хрипел, а все датчики будто сошли с ума, мигая красными лампочками. Ломаная кривая его сердечного ритма вдруг превратилась в тонкую нитку, тянущуюся под оглушающий высокий сигнал, а Мартин обмяк на койке.

– Дедушка! Скорее! – Мелани кричала, не замечая слез, катящихся по щекам.

Профессор уже вкалывал мальчику какой-то стабилизирующий препарат, но сердечный ритм не восстанавливался, продолжая свою высокую ноту неподвижности.

Мелани наклонилась к Мартину, она только сейчас ощутила, как легко он может уйти, оставив ее один на один с этим городом, школой, кошмарными снами и страхами.

– Мартин! Мартин, прошу тебя, не надо! Мартин, я же так не смогу! – Она кричала, наклонившись к койке, вцепившись в его руку.

– Мартин, ты слышишь меня? Ты должен быть сильным, ты должен жить. Нельзя сдаваться сейчас. – Профессор говорил негромко, голос его слегка подрагивал, он напряженно смотрел в лицо Мартина. Оно было бледным и бесстрастным, совсем лишенным жизни.

Профессор опустился на колени и обхватил плечи внука руками, он шептал ему на ухо:

– Не умирай, прошу, не умирай, ты нужен мне, ты мне очень нужен. Мальчик мой, прошу.

Мелани молча смотрела на них, забывая вытирать слезы, ее рот кривился от беззвучных рыданий, а она даже не замечала этого. Мартин умирал, и больше ей ни до чего не было дела, он умирал на ее глазах, а она не могла помочь, могла только молить его вернуться, молить Бога или тех разумных существ, что сотворили этот мир.

Профессор умолк, все еще стоя на коленях перед Марти. Тишина слилась с единой нотой, обозначающей смерть, – и вдруг прервалась. Прервалась бесконечная нота, тишина, смерть – так просто, всего лишь небольшой штрих на мониторе вместо прямой линии означал, что сердце Мартина забилось, означал новую надежду, веру, счастье, жизнь.

– Он жив! Профессор, он жив! – кричала Мелани, не помня себя.

– Спасибо, спасибо мой мальчик. Ты справился, ты смог, спасибо тебе. – Профессор осторожно пожал плечо Мартина. Он медленно поднялся с колен и подошел к окну.

– Теперь все будет хорошо, дедушка? – Мелани взволнованно следила за ним, не понимая, рад ли он.

Голос профессора звучал хрипловато, он ответил, не поворачиваясь:

– Да. Я надеюсь, что да.

Он надеялся, но он ничего не мог знать наверняка. Мартину предстояло перенести еще окончательное подсоединение протезов, его мозг будет соединен с компьютером… Никто не мог сказать, преодолеет ли он это испытание.

Мелани проснулась и резко поднялась на кушетке. На лбу выступила испарина, а щеки были мокрыми от слез. Она посмотрела на Мартина – он так же спокойно лежал на белых простынях, голова утопала в подушке, но он был жив, он был жив, а это значило, что он все еще борется. Она подошла к нему и аккуратно погладила его беззащитно раскрытую ладонь. Жаль, она не может отдать ему часть своих сил. Мелани снова легла и закрыла глаза. Вот бы заснуть без снов, просто отключиться и на несколько часов забыть обо всем.

Она не видела, что в эту минуту у Мартина дрогнуло левое веко, свело судорогой бровь. Подключенный к мозгу Мартина процессор вышел из режима сна и заработал. На мониторе открылся новый документ. На чистой странице появилась точка, затем еще одна и еще. Курсор перескочил на следующую строку, и на ней начали появляться буквы: сначала медленно, а затем все быстрее, будто бы ребенок начал бить ладонями по клавиатуре. Лист заполнился бессмысленным набором знаков и тут же очистился. На чистой странице заново начали появляться буквы, которые на этот раз складывались в слова: «Это Мартин. Я слышу вас. Ответьте мне!» Послание оканчивалось строкой восклицательных знаков. Если считать, что восклицательный знак – возможность выразить повышение тона, то Мартин кричал изо всех сил, срывая горло, но показать это мог, только расцарапав чистую строку этим частоколом палочек и точек.

Утром профессор прошел мимо монитора, сонно потирая небритые уже два дня щеки. Он проводил в клинике по несколько суток в эти дни. Его взгляд невидяще скользнул по монитору, посланию Мартина. Он посмотрел на девочку, спящую на кушетке, подложив ладонь под щеку. Приоткрытый рот, веснушки на носу, длинные ресницы подрагивают во сне – совсем малышка. Профессор вздохнул и с сожалением прикоснулся к ее плечу.

– Мелани, девочка, пора просыпаться. Мэри приготовила поесть, а Рон сможет подвезти тебя до школы.

Мел, будучи еще в полусне, начала подниматься, шарить ногами по полу в поисках обуви. Но осознав, что она еще не опаздывает, хорошенько потянулась и взъерошила свои рыжие волосы, запустив в них пальцы.

– Кажется, сегодня хорошее утро, да?

Профессор улыбнулся. И откуда только в ней эта энергия, этот свет? Чтобы он делал без этой малышки…