Адекватность

Я молчал некоторое время, не в силах перебороть ком у горла.

– Я люблю Вас… Мам, пап, я сожалею, что так все получилось, меня не было рядом, – в захлеб слезами я не мог поднять голову, со всех сил смыкая глаза, – Простите меня, за все мои глупости.

Большего мне не нужно было сказать им, эти несколько слов дались мне с таким трудом, что все накопившиеся эмоции, наконец, нашли выход, так что все мое тело съежилось от выплеска остатков горечи, сожаления, обид, слез и всего когда-либо недосказанного, я скрутился как немощное создание в агонии.

– Я знаю, тебе очень трудно. Но только ты сам можешь себе помочь. Доверяй людям, изливай им свою душу, и ошибайся в них, но живи дальше!

– Прости меня, тетушка! Я люблю тебя.

– Ты не виноват. Живи с воспоминаниями о нас, но не думай, что нас нет. Мы всегда рядом. Это так, не сомневайся. Этот день пройдет, и наступит новый. Ты справишься со всем. Верь в себя.

Я молчал, не в способности произнести вслух своих переживаний.

– Утром тебе станет легче, а сейчас приляг, тебе нужно поспать.

Я немощно забрался на свой диванчик, не отпуская рук Джеки со своих, и положил, наконец, голову ей на колени точно так же, как запомнил, я уснул однажды ночью.

– Уже взошла первая звезда на небе. С Рождеством тебя… Все будет хорошо, ты справишься…

Она напевала какую-то детскую мелодию, похожую на колыбельную, когда в падении в сон не разобрать больше слов, и слышен будто один только звук тонкого ангельского голоса, все больше теряющийся в собственном эхо.

24.

Все случилось точным образом, как сказала Джеки. Пришло Рождество и на утро от моего прошлого состояния не осталось следа. Перерождение свершилось.

Тем ранним утро, когда белила неба освещали линию горизонта вместо еще не появившегося солнца, я проснулся один и больше не искал Джеки, а прямиком двинулся к выходу.

Отсутствие боли, это было какое-то новое чувство для меня. Будто человек, изливший все слезы, не в способности больше плакать, я не мог больше испытывать удушение, и освободившись, наконец, с уз, в которых я сам себя пленил, я стал другим человеком.

Если долго не признавать реальности, то когда-то обязательно случится выплеск, это был мой вариант осознания реальности, заготовленный судьбой.

Словно все наставления, что я открыл для себя за эти дни с Джеки, всегда были моим кредо, но я был слишком слеп, чтобы самостоятельно разобраться во всем.

Покинув в последний раз дом тетушки, я огляделся, с теплом запомнив силуэт дома, окруженного полями и уже освещенного девственным утренним солнцем.

Я сел в свою машину, на которой приехал сюда впервые, вставил ключ в замок зажигания и несколько помедлил, прежде чем тронуться прочь, почтив в последний раз оказанную роль этого дома в своей жизни.

Никто не говорил, что будет легко. Мне грустно, что я остался один, но жизнь моя продолжается и она, явно, готовит для меня нечто, раз судьба была благосклонна ко мне.

Признать потерю близких, а для меня самых близких, людей было трудно, но еще труднее оказалось простить себя. Но я знаю, что мои родители и тетушка Джеки, как отныне я ее зову, прожили счастливую жизнь. Возможно, не полную всеми сбывшимися желаниями, но именно потому самую настоящую. И в память о них я должен двигаться дальше.

Радиоприемник в салоне негромко хрипел, издавая сплошной шум, так что я переключил его на проигрыватель диска. Символ паузы мигнул несколько раз, прежде чем в динамиках я услышал концовку той самой композиции Чарли Фетерса, под которую подъезжал к дому Джеки, или, как я запомнил все, под которую она танцевала тогда у себя во дворе.

Позже на приемах у психотерапевта мы договорились, что я больше не говорю о случившемся со мною, и тогда меня признают абсолютно здоровым, адекватным человеком, на чем мы и сошлись.

Ну а сам я, наконец, решился и рискнул, впервые за долгое время ощутив настоящую свободу и счастье от того дела, каким я теперь занимаюсь, и от жизни, в которую я обратил свою прежнюю, ранее полную чужих надежд, а отныне только собственных.

Я бросил учебу, и никто не мог меня отговорить, я был настроен на одно. Я искал свой пустынный пляж и, конечно, я его нашел.

Пусть мне пришлось проделать путь на другой конец земли, но я нашел свое место на ней.

Я изменился, и эти изменения меня очень радуют. Трудно объяснить все, что случилось со мной. Ведь все дело в мелочах, простых вещах, и их было слишком много, так что даже не сосчитать, не то чтобы вспомнить их все.

Помню, как пожилой абориген сосредоточенно и восхищенно разглядывал подаренный мною кусок мыла, то и дело, преподнося его к носу, чтобы который раз услышать его запах.

Жизнь в этих местах совершенно другая, не извращенная ее форма от той, какой она была задумана. Пожалуй, ее я искал.

Со мной рядом сидит весельчак Бони, ушастый и подбитый жизнью с виду, как я изнутри, пес, прибившийся ко мне по своей воле. Мой лучший друг, и я учусь у него преданности, в надежде когда-то встретить человека, разделившего бы со мной остаток жизни впереди.

Я вспоминаю своих родителей и Джеки, как они и просили, они живы в моей памяти, а значит, нет больше грустных мыслей.

Я не оставлю этого места, теперь это мой дом, хотя не уверен даже наверняка, где он находится на карте, да впрочем, к чему мне это?

Я сижу на пляже и окунаю руки в белый песок, наслаждаясь жизнью, как никогда ранее, и это все, что мне нужно для счастья.

В прочем, может, кто знает, я всего лишь в психбольнице, в своей палате и все вокруг не что иное, как самая банальная иллюзия, очередная фантазия моего разума…

lefin