Даруль Китаб. Книга II. Метафизика

Это, пожалуй, самая привычная аппликация, изображающая «биологическую эволюцию», и если её показать современному школьнику любой системы образования, на любом континенте, он непременно узнает в ней историю «происхождения» видов, на примере человека.

Но, дело в том, что, согласно мнению подавляющего большинства учёных, биологов и философов биологии, эта картинка совершенно не отображает данную научную теорию. Она неправильная именно с позиции автора, а не по каким-то религиозным соображениям, ибо «биологическая эволюция» говорит совершенно не то, что на ней изображено.

Существует огромная разница между тем, что представляет собой натуралистическое учение Дарвина и тем, как его понимает большинство людей, ибо его обыденное восприятие гласит, что теория эволюции – это вызов Богу, поэтому сознание мусульманина сразу отталкивает её уже на этапе артикуляции заголовка. Именно такой стереотип активно культивируется, как современными атеистами, так и богословами, которые всячески стараются оградить свою паству от её «пагубного» воздействия. Но, если хоть немного приглядеться, то можно увидеть, что демонизация этой научной доктрины совершенно не обоснована. Видимо осознав и пытаясь сбросить со своих плеч это суеверие, к концу XX века, через 150 лет после её публикации, Ватикан признал, что теория Дарвина не противоречит христианским канонам. В 2009 году, одно из центральных печатных изданий, британская газета «The Times» процитировала слова главы Папского совета по культуре, архиепископа Джанфранко Равази: «На самом деле, говоря об эволюции, мы говорим о мире в таком виде, в каком его создал Бог».

Может быть когда-нибудь мы, мусульмане, тоже перестанем её бояться и поймём, что это не более, чем научная теория – достаточно интересная, внятная и вполне убедительная, но всё-таки «теория» или по-другому «рациональное предположение» о том, как создавался этот мир по великому, мудрому замыслу его Создателя. Подобный синтез натурализма и метафизики образует собой понятие «научного теизма», именно такое соединение различных форм мышления, позволяет многим учёным исследовать природу через призму дарвинского учения, оставаясь на убеждениях Веры. Вполне возможно, что на сегодняшний день, с учётом имеющихся открытий и научных фактов, его теория – это наилучшее объяснение самого величественного и самого загадочного процесса в макромире – сотворения Жизни, поэтому она вполне имеет право на существование, и пусть себе обсуждается на различных интеллектуальных площадках наряду с другими теориями, развивается, корректируется и очень хорошо, что этим занимаются и мусульманские учёные. Не будучи специалистом в области биологии и антропологии, лишь скользнув по её поверхности, уже с очевидностью можно отметить – в этом научном воззрении нет никакой угрозы исламу, ибо ислам есть Истина, а что может угрожать Истине?! Это риторический вопрос и попытки интерпретировать это учение так, чтобы исключить из него «руку» Творца, не должны девальвировать его огромную значимость. Нам не следует поддаваться на эти «провокации», а попробовать рассмотреть его в духе Коранического посыла, тем более, что очень многое в этой теории тесно перекликается с Писанием.

Дарвин выдвинул две идеи.

Первая, это то, что все мы – человек, животные, птицы…все мы имеем общего предка, то есть обладаем неким родством. Он предложил эту теорию в виде, так называемого, «древа жизни» в котором сочеталось целостное представление о том, как взаимосвязаны все живые существа на нашей планете и как они менялись со временем. До этого, учёные были склонны классифицировать мир, как некую иерархию, в которой одни были выше и лучше других. Простые организмы находились внизу, в сложные – наверху. Это была, своего рода «лестница», по которой нельзя было ни подняться, ни спуститься и каждый всегда находился исключительно на своей ступеньке. Учение Дарвина опровергает этот постулат и предлагает нашему вниманию механизм биологического формирования и изменения видов, то есть некую историю о том, как мы пришли к тому, какие мы сегодня.

Обозначая этот тезис, он предложил механизм произошедших изменений, которые привели нас к биологическому многообразию, и эта вторая его идея. Дарвин отверг гипотезу Ламарка о «стремлении индивидов к совершенству» и предложил вместо неё совершенно иное прочтение развития организмов – «естественный отбор», фундаментальной основой которого являются три составляющие: борьба за существование, изменчивость и наследственность. Все животные производят больше потомства, чем может выжить, этот фактор запускает процесс борьбы за существование между особями, в которой побеждает наиболее сильная из них, при этом слабые или менее приспособленные к окружающей среде, погибают. Благодаря изменчивости и наследственности, приобретённые качества и свойства, помогающие данному индивиду выжить, он передаёт своему потомству. Таким образом, все особи отличаются друг от друга, но ключевой момент в том, что обладание конкретными различиями, может помочь ей выжить больше, чем той, которая этим не обладает, то есть градация шансов на выживание это не случайный процесс, это процесс «отбора» или, выражаясь научным языком, это процесс «селекции». Окружающая среда, словно, отбирает некоторые организмы, чтобы продолжить существование вида, а некоторые – обрекает на погибель, и если при холодном климате какой-то особе случайно досталась мохнатая шкура, то её шанс на выживание будет гораздо выше, чем у всех остальных. И если она выживет, то это произойдёт потому, что именно ей достался шерстяной покров, способный сохранять тепло, но достался он ей совершенно случайно.

Очень важно понимать, что «дарвинизм» – теория о конкретном типе эволюции, которая на уровне фундаментальных основ, была известно, как мы видим, со времён античности. Но в интерпретации английского учёного, после многолетних наблюдений, исследований и различных когнитивных практик, «эволюция» стала научной теорией, основанной на двух конкретных гипотезах и, как и любая другая научная теория, она не обладает грифом «абсолютная истина». У неё немало последователей в научных кругах, но и немало критиков, и как бы не убеждал в своей правоте самый убеждённый дарвинист или как бы не опровергал его сторонник альтернативной версии происхождении жизни, и тот и другой непременно сойдутся на трёх универсалиях.

Первое, теория Дарвина – это парадигма научных взглядов на процесс становления биологической природы, которая базируется на огромном количестве вероятностей и содержит в себе много допущений. У неё есть немало спорных моментов, именно, на концептуальном уровне, и на различных академических площадках активно обсуждаются иные, не менее интересные теории, например, «неомутационизм» или «неоламаркизм». Поэтому когда биолог говорит, что верит в эволюцию Дарвина, то в его случае «верит» означает, что он принимает вероятностные или иначе «предположительные» данные, которые брал за основу английский исследователь, разрабатывая своё учение.

Второе, по оценке учёных, 99.999% видов животных никогда не наблюдались. Нет их ископаемых, нет их изображений, нет их ДНК – нет ничего, то есть их биологическая ретроспектива нам совершенно неизвестна.

И наконец третье, в основу эволюционной цепи видов заложен принцип «гомологии», когда родство видов определяется внешним сходством его признаков, а сопоставимость различных частей сравниваемых биологических организмов указывает на общность их происхождения. Так, согласно основной гипотезе эволюционного развития человека всё началось с того, что наши далёкие предки, будучи обезьяноподобными существами, начали спускаться с деревьев, почему?! … остаётся только фантазировать. Они принялись собирать различные плоды, ягоды тянуться к верхушкам деревьев и так, постепенно их тела выравнивались, организм менялся, мозг становился больше и тяжелее, пока в конце концов, они не превратились в прямоходящие существа, всё более и более приближаясь к современному образу человека. В этом новом состоянии мы стали задумываться и стали применять для поиска еды всевозможные предметы, палки, камни, научились строить ограждения, защищаясь от агрессивных животных и благодаря своим когнитивным способностям, через миллионы лет эволюции мы пришли к сегодняшнему состоянию.

Примерно так, в сильно упрощённом виде, выглядит эволюционная теория происхождения человека – наша эволюционная история. Но, при этом даже самые активные её сторонники, такие например, как профессор Гарварда, биолог-дарвинист Ричард Льюитан, считают0 что мы должны быть очень осторожными с подобными версиями, потому что все эти истории похожи на сказку. У английского писателя XX века Редьярда Киплинга есть рассказ для детей о том, как у слона появился хобот. Однажды слонёнок подошёл к водоёму, чтобы напиться. Он опустил в воду свой короткий, на тот момент хобот, когда его вдруг схватил за нос крокодил, чтобы утащить под воду. В результате сопротивления, хобот слонёнка становился всё длиннее и длиннее, пока в конце концов, ни вытянулся. То есть, когда подобные сценарии эволюции звучат в научном сообществе, они похожи на сказки придуманные для несмышлёных детей. Почему?! Да, потому что их вероятностная основа и вероятностная основа появления хобота слона в рассказе Киплинга, совершенно одинаковы.

Одна из наиболее резонансных позиций дарвинизма, которая собственно и вызывает устойчивое отторжение в сознании верующего, это предположение об общем предке человека и обезьяны. Учёные давно обратили внимание на удивительное сходство между нами, как телесное – у нас очень похожи локти, кисти, форма черепа, так и когнитивное – думать, анализировать и даже считать. Тут ещё и генетики «подлили масло в огонь», когда объявили о сопоставимости ДНК человека и шимпанзе на 99%. Для простого обывателя такая информация означает почти полную одинаковость, однако на самом деле учёных крайне удивило как раз обратное, а именно, что отличия оказались настолько значительными – целый 1%. Но, тем не менее эта научная гипотеза, основанная на гомологии, вполне допустима именно в качестве «предположения», поскольку мы действительно наблюдаем определённую похожесть между представителями одного вида, которые в своей эволюционной цепи спускаются к общему предку. Но если мы применим эту гипотезу в отношении особей разных видов, считая, что их сходства указывают на общность их происхождения, то это будет большой ошибкой, поскольку в биосфере есть очень похожие индивиды, но имеющие совершенно разное «древо жизни», и тому масса примеров. Например, крылья птицы и летучей мыши – они похожи, имеют общие функции, но при этом, у этих животных совершенно разное происхождение. Такое явление обозначено в науке термином «гомоплазия», она противоположна «гомологии» и означает некую схожесть между особями разных видов, но не по причине общего предка, а, например, в следствии параллельных эволюционных процессов, которые привели организмы к одинаковым структурам. Подобным образом существуют гены, отвечающие за геолокацию летучих мышей и гены, отвечающие за геолокацию китов, но они возникли не из-за общего происхождения этих особей.

Так гомоплазия существует между различными видами животных на анатомическом, генетическом или биохимическом уровнях, но предлагать, на фоне такого сходства, идею об общем предке, всё-таки не совсем разумно. Она ярко звучит для поверхностного восприятия, но стоит чуть задуматься и она оказывается пустой, потому что в ответ на восторженные возгласы дарвинистов о 99% попадании ДНК человека и шимпанзе, можно отметить, что 80% наших генов идентичны генам мышей, а 99% – чрезвычайно похожи. Из-за поразительной схожести, кожу свиней часто используют для изучения лечебных свойств мазей и всевозможных косметологических препаратов, а пересадка человеку их сердечных клапанов уже давно представляет собой вполне заурядную операцию. И таких примеров, на самом деле, очень много.

Дарвинизм основан на множестве случайностей, предположений, допущений и все они могут быть опровергнуты. Эта теория основана на «методологическом натурализме», согласно которому всё в мире происходит исключительно по физическим законам и вне каких-либо эзотерических сил, управляющих Вселенной. То есть мы должны быть связаны с шимпанзе, муравьями или птицами, но не на основе доказательных научных исследований, а потому что так требует методологический натурализм, ибо он не допускает, чтобы современный человек появился, пусть в процессе эволюции, но сам по себе, как самостоятельное творение, отдельное от остальных видов животного мира. Так естественно-научный подход стал самым тоталитарным и бескомпромиссным способом прочтения мира. Они говорят так: «Или вы мыслете по нашим правилам, или мы вас изгоняем из науки. Или вы говорите на нашем словаре, или ваш словарь объявляется ненаучным бредом, мифотворчеством, чернокнижием и тому подобное». То есть они не хотят делиться дискурсами, не хотя вести диалог … «или будет по-нашему, или вообще никак». Хотя, следуя этой же методологии, теория ненаправленной биологической эволюции, в качестве объяснения происхождения видов, не имеет никакой практической научной ценности. Она нисколько не сужает и не расширяет пространство возможного. Её можно убрать, можно оставить – осмысление вопроса возникновения «жизни» от этого не станет ущербным. Как говорят критики этой теории, «научного навара от неё никакого». Но, тогда возникает вопрос … почему вокруг неё идёт такая ожесточённая борьба?! Ведь, если эта теория рационально «незначительна», то почему её считают самой резонансной и самой яркой вспышкой прогрессивной мысли?! Значит она всё-таки важна, и важна, видимо, ни сколько с научной, сколько с метафизической точки зрения, ибо не имея никакого эмпирического веса, она противостоит другому тезису о происхождении мира, который выводит нас за границы физикализма – «теистическая эволюция», то есть эволюция направленная, «Разумная» … эволюция, как часть дизайнерского проекта Великого Архитектора. Может быть эта теория тоже особо не влияет на научную практику, но она для нас чрезвычайно важна в своей экзистенциальной, теологической и, наконец, философской коннотации, указывая нам на Высший разум, как на сверх фундаментальное основание физического мира, мира материи и энергии, мира, который мы называем «реальностью». А это значит, что Бог не просто создал Вселенную и отошёл в сторону, как например полагают «деисты». Он наблюдает за нами, управляет нами, влияет и «вмешивается», когда, например, человечество подходит к краю пропасти. Такова глобальная картина мироздания, в которой переплетено зримое и незримое, физическое и ментальное, в которой огромное количество красок и полутонов, познанного и непознанного, поэтому существует ли Господь или нет – это центральный вопрос всех интеллектуальных дискурсов, играющий гигантское значение для осмысления человеческого миробытия. И именно здесь сошлись эти два концепта прочтения мира, где «натуралистической теория эволюции» выступает уже не как прогрессивная научная мысль, а как скрытый способ идейной метафизической борьбы с религией, как таковой. Мировой нигилизм создал себе площадку на базе «биологии» и теперь, скрываясь за её именем, ведёт атеистическую пропаганду под видом науки.

И до настоящего времени, говоря о дарвиновской теории, как о неком «похоронном марше» по религии, физикалисты подменяют теизм, основанный на рациональных доводах, примитивным подходом к Божественным Откровениям, особенно в части повествования о рождении мира. Они иронизируют над текстом Писаний о сотворении всего сущего за шесть дней, о том, как солнце плывёт по небу, они улыбаются над богословским утверждением о возрасте Земли, о том, что человек никогда не менялся с первого дня своего сотворения, о «сказочном» животном, которое выйдет в конце времён из глубины планеты и станет свидетельствовать о Боге. Натуралисты ошибочно воспринимают эти тексты, как некие научные теории, порочность которых указывает на несостоятельность всей теистической концепции мироздания. Они считают, что вместо этого «тёмного средневековья» их великий ум предложил миру взгляд на космическую реальность, который лучше всего отражает всё её многообразие, считанное наукой за последние 2 500 лет, поэтому даже, если «дарвинизм» несовершенен, но на рациональном уровне, это наилучшее объяснение жизни. Всё богатство земного бытия с её физическими и ментальными структурами, с интеллектом и чувственными переживаниями, математическими и геометрическими идеями, вместе с моралью, эстетикой, созерцанием, вместе с музыкой, искусством и гуманизмом, всё это физикалисты вмещают в естественнонаучный подход, опираясь лишь на материю, энергию и их случайные, ненаправленные взаимодействия.

Достоинство познания определяется не возможностью описать действующие физические процессы, а возможностью познать их смысл, их «метафизическую» основу, ибо всё, что происходит во Вселенной обусловлено не только «законами природы», но и некой фундаментальной причинностью или, говоря научным языком «каузальностью». Во фрагментарном мире нет никакой ценности, но достаточно осознать, что законы физики, действующие на одном краю галактики, одинаково актуальны для всего космоса, что закон сохранения энергии или закон всемирного тяготения, открытые учёными планеты Земля, в равной степени действуют и в галактике, например, созвездия Пегас, до которой более 1 млрд. световых лет, мы ощущаем трепет и восторг, но не потому что эти математические формулы открылись нам, а потому что они являют нам «Высший Разум», возвышающийся над всем необъятным макрокосмом, Который с высоты небес мыслит даже о самой мельчайшей частице, находящейся на краю мироздания.

Познание математических алгоритмов для пифагорейцев было частью мистических практик, вызывающих дрожание сердца, перед высшей трансцендентной силой. Процесс доказательства какой-нибудь теоремы в пифагорейской школе воспринимался, как медитативный путь возвышения к «Великому Учителю». Не сами математические «откровения», а их доступность воспринималась ими, как некий провиденциальный дар созерцания истин в их подлинных связях, поэтому затмение солнца, предсказанное Фалесом алгоритмическим расчётом, было вестником рождения совершенно нового, «космического» человека, который стал мыслить себя в масштабах Вселенной.

Натуралисты, в этом смысле лишают науку этого трансцендентного измерения, сводя весь процесс познания только к считыванию физических событий и явлений. Они ограничивают спектр познания вопросом «Как всё происходит?» и, при этом, снимают с повестки дня вопрос «Почему всё происходит именно так, а не иначе», убирая его за границы науки, как ненужный и совершенно бессмысленный, в лучшем случае отвечая на него так: «Таков результат эволюции». Мы способны увидеть законы Вселенной и алгоритмы взаимодействия её структур, но вопрос об их причинности и их познаваемости, объясняется просто – к этому нас привела эволюция.

И, тем не менее «биологическая эволюция» Чарльза Дарвина не является проблемой для мусульман или для авраамических религий, именно потому что это всего лишь научная теория, которая, также как и иные учения, соответствует определённой степени достоверности – более высокой, в сравнении с другими, либо более низкой. Она может быть воспринята, как проблема, если кто-то не до конца или неправильно понимает, что такое «наука».

Несколько лет назад в одном из Лондонских университетов, во время лекции по биологической эволюции около двух десятков студентов-мусульман встали и демонстративно покинули аудиторию. Позже они объяснили, что эта теория противоречит их религиозным взглядам и они не посчитали возможным участвовать в её рассмотрении. Но, как мы собираемся быть в авангарде познания Вселенной, если среди различных её интерпретаций появляется что-то, что противоречит нашему мировоззрению?! Есть другой вариант – оставаясь на фундаментальных коранических принципах, постараться изучить эту модель, рассмотреть её сильные и слабые стороны, увидеть в ней рабочую версию ответа на вопрос «как» и двигаться дальше к следующим степеням познания. И кто знает, может быть очень скоро, преодолев этот «страх чуждости», какой-нибудь исламский учёный откроет всему миру аят о могуществе Бога: «Когда АЛЛАХ желает чего-то, достаточно Ему сказать: «Будь!», и это происходит», в новых совершенно удивительных ярких красках.

Примерно до середины XX столетии все физики придерживались теории «стационарной Вселенной», согласно которой у неё нет начала, а следовательно она извечна. Галактики бесконечно удаляются друг от друга, освобождая тем самым пространство, где образуется новая материя, и это был настоящий вызов для любого мусульманина, ибо каждый верующий знает, что извечен только Господь.

Что бы сделал в то время исламский физик?! Отверг бы он из-за это науку или всё-таки продолжил бы свою работу?!

Научная доктрина о «стационарной Вселенной» преобладала в интеллектуальных кругах, пока ей на смену не пришла теория «большого взрыва», которая предполагает рождение Вселенной в результате определённой бурной реакции из некоего сингулярного состояния, то есть из некой точки, и с тех пор она непрерывно расширяется. Такое научное прочтение мира более соотносится с Кораном, но это не значит, что нам следует успокоиться, ибо как и всё в науке, оно тоже не истинно и у него тоже есть свои проблемные места, в том числе с богословской позиции. Так может мусульманам вообще не заниматься физикой, а подождать пока учёные других религиозных воззрений найдут такую рациональную теорию, которая будет нас полностью устраивать и только тогда, мы удостоим чести своего появления на авансцене науки?!

Противопоставлять науку и религию глупо и нелепо. Нельзя превращать университетские площадки для дебатов, где сталкиваются богослов и эволюционист, учёный и креационист, натуралист и мусульманин. Своим противостоянием мы только подогреваем угли этой совершенно искусственной вражды, которая в реальности не существует и которая посеяна деструктивными силами, и прежде всего мусульмане, должны сбросить с себя все эти стереотипы, потому что именно нам, уверовавшим в Бога и в Его сверхразумный замысел, Он поручил быть в авангарде прогрессивной мысли, а наши братья христиане и иудеи на этих интеллектуальных площадках, явно, не справляются без нас в противостоянии с нигилистической идеологией.

Биолог-эволюционист, мусульманин Фрид Хан, один из крупных современных учёных, работающий над проблемой сопротивляемости человеческого организма к антибиотикам, в своей беседе с философом биологии Ахмадом Сабуром отметил, что убеждённость в эволюционной биологии вывела его на эту научную проблему неустойчивости к препаратам, потому что он твёрдо верит в АЛЛАХА, в Ислам и всегда стремился следовать кораническому напутствию, согласно которому тот, кто спасает жизнь хотя бы одного человека, словно спасает всё человечество. Мог ли он сказать: «Я не буду заниматься этой сферой, потому что биологическая эволюция противоречит моей Вере»?! Наверно мог и это скорее бы произошло, если бы он не открыл для себя природу познания, в кораническом контексте Слова АЛЛАХА, Присвят Он и Привелик.

Хвала Господу Всемогущему, и среди мусульман есть учёные, которые работают в сфере «эволюционной биологии», хотя их совсем немного. Они исследуют, открывают новые идеи, чтобы помочь людям преодолеть современные биологические угрозы, болезни, пагубные геномные мутации и тем самым приблизиться к довольству своего Создателя.

Научные взгляды меняются. Мир открывается нам в новых парадигмах, рождаются новые теории – в этом и есть красота науки, ибо так задумал сам Всемогущий Господь. Он хочет, чтобы человек открывал этот мир постепенно, шаг за шагом продвигаясь от одной степени познания к другой, с одновременным осознанием ценности приобретённого знания, подобно тому, как Всеведающий АЛЛАХ обучал Своего пророка Книге мироздания, говоря: «Мы разделили Коран для того, чтобы ты читал его людям не спеша. Мы ниспослали его частями». Поэтому, если учёный мусульманин середины XX века исходил из модели «стационарной Вселенной», то он ничем не навредил своей религии, поскольку с богобоязненностью в сердце, он неустанно следовал главному повелению Создателя – продвигаясь от одной ошибке к другой, познавать Его знамения. И, кто знает, возможно через много лет наши потомки откроют новое прочтение мира, они выдвинут новую научную парадигму – яркую и предельно убедительную, будут работать над её изучением, всячески продвигать до уровня достоверности, возможно ею будет восхищаться всё человечество, но всё равно – это никак не стеснит сердце верующего, потому что он будет твёрдо знать, что за этой теорией придёт следующая, затем ещё одна и ещё одна, и так будет продолжаться до Судного дня, в котором нет сомнения – он и есть Истина, как и то, что этот мир создан непревзойдённым сверхразумом Всемогущего Творца.

Великий Исаак Ньютон, «отец» классической физики и примерный христианин, в одной из своих работ написал: «Я не знаю, как меня воспринимает мир, но я ощущаю себя маленьким мальчиком, который играя на морском берегу отыскивает камешек, более пёстрый чем другие, в то время как великий океан истины предстаёт моему взору неисследованным».

Истинна в том, что этот мир был отдан человеку и смысл нашей жизни не заканчивается смертью. Истина в том, что Создатель ниспослал нам Свой великий дар – «науку», посредством которой мы непрерывно познаём Его величие. Открывать мир, который Он создал, на уровне рационального познания – это значит укреплять свою Веру, но что немаловажно, это укреплять Веру других людей, наполняя их жизни Божественным светом. В сознании человека, наука трансформирует «мысль о Вере» в устойчивую «вероубеждённость», а это залог его счастливой жизни в обоих мирах.

Наука устроена так, что она никогда не удовлетворяется ответами на поставленный вопрос, поэтому Господь разрешил ошибаться, познавая Его творения, главное не останавливаться и непременно следовать дальше. Гипотезы, аксиомы, версии, предположения, опытный и экспериментальный расчёт – всё это наш когнитивный инструментарий. Они могут быть доказанными и оспоримыми, взвешенными и абсурдными, они могут корректироваться и меняться, важно следовать в направлении познания, пусть даже через «рвы и ухабы».

Когда речь идёт о теории эволюции Дарвина, мы не должны бояться, что отклонимся от своего «имана» (веры), если прикоснёмся к ней в своих рассуждениях, поскольку это допустимое «научное предположение», яркое, внятное, интересное, убедительное, но не Истина и мы не принимаем её в качестве духовного канона. Да она на него и не претендует, поэтому наверно следует ещё раз вспомнить о том, как работает «наука», выражаясь предельно незамысловатым языком, чтобы попробовать устранить в наших умах «смешение» натурализма с метафизикой.

Всемогущий АЛЛАХ, не просто так, создал этот мир познаваемым и, если бы Он захотел, то сделал бы законы природы недосягаемыми для нашего разума! Вместо этого, Он обучил человека символическим системам и одарил интеллектом, чтобы с помощью букв и цифр поведать нам о мире так, чтобы мы поняли Его рассказ. Показывая как правильно складывать эти символы в специальной последовательности, как составлять математические функции и алгоритмы, Создатель открывает нам дорогу, следуя по которой человек обретает эксклюзивную возможность уже сегодня, здесь и сейчас лицезреть Его Лик, познать магию предвосхищения – как с помощью букв и цифр можно описать какое-то явление или узнать, например, о существовании невидимой планеты, а сложив эти буквы и цифры по-другому, станет известно где она будет находится через год или тысячу лет. Законы Всевышнего идеальны, они потрясающе гармоничны в своих сочетаниях и переплетениях, но речь идёт не о каком-то банальном, сухо рациональном «порядке» – они изящны, они элегантны, как отмечают учёные, и это изящество и элегантность лежит в самом основании законов мироздания.

Если задуматься … что вело всех великих физиков к открытию фундаментальных законов?! Красота! Простая, открытая и настолько яркая, что невозможно устоять от воодушевления вновь и вновь окунуться в этот океан величия Творца. Нам, мусульманам, давно пора вспомнить о том, что Господь задумал этот мир на языке математики, физики, геометрии и молекулярной биологии, в старании, чтобы мы, люди были способны его постигать, в сочетании строгой рациональности и невероятной эстетичности его законов.

Итак, всё начинается с некой первопричины, которая побуждает исследователя задать вопрос. Существует несколько суждений по этому поводу. Платон и Аристотель, например, считали, что познание начинается с «удивления», Декарт ставил на первое место «сомнение», автор «теории осевого времени» Карл Ясперс был убеждён, что начало всему человеческие «переживания». Возможно все они были по-своему правы, но здесь попробуем пропустить этот дискурс и в качестве первоистока возьмём простое и очень позитивное свойство человека, называемого «любознательностью».

Тем не менее вопрос задан, исследователь переходит к стадии «наблюдения», после чего возникает некий возможный ответ, версия, то есть предположение или, более официальным языком, «гипотеза». Она сверяется с результатами наблюдений, методологически проверяется различными способами, расчётами, экспериментами и так, раз за разом, пока не примет максимально устойчивую форму, и если гипотеза, на протяжении долгого времени, отражает объективную действительность, она становится «научной теорией».

Научная теория – это высший уровень человеческого познания. Она обладает предельной степенью достоверности и определённости, которой только может достичь человек на данный момент времени.

В некоторых источниках бытует такое предубеждение, что «научная теория» где-то внизу, а например, «научные факты» или более громкое выражение «научные истины» означают незыблемые, неоспоримые вещи. На самом деле, это совершенно не так, и несмотря на то, что с точки зрения классического понимания, слово «факт» означает нечто абсолютно неопровержимое, в науке они тоже могут меняться и это совсем не те «факты», которые мы знаем на уровне повседневности, например, о шарообразной форме Земли, или что сумма углов треугольника равна 180°. Научные «истины» можно охарактеризовать, как общепринятые взгляды в науке – одни, более устойчивые, другие менее устойчивые, но и те и другие подвержены изменениям, как и всё в академической практике.

У науки есть одна очень важная функция – она делает нашу жизнь лучше, легче, комфортнее и интереснее. То есть она всегда благотворно влияет на нашу жизнь, поэтому мы считаем её чрезвычайно важной. Но проблема в том, что люди стали отождествлять фактор технико-технологической полезности науки с её истинностью.

Наука и истина, в нашем восприятии, стали абсолютно тождественными понятиями, мы смешали эти термины и сегодня для нас между ними нет никакой разницы, и это очень большая ошибка.

Среди основных научных методов, чаще всего применяется метод «индукции», согласно которому исследователь берёт определённое количество наблюдений и на их основе делает общий вывод. Например, некий учёный задался целью построить научную теорию, в основе которой лежит ключевой вопрос – сколько рогов может быть у носорога? После многолетних, кропотливых наблюдений, он видит носорогов, у которых только один рог и, на этой основе выдвигает общую гипотезу – все эти животные однороги. После многократных перепроверок, это утверждение становится составной частью научной теории, поскольку снова и снова он видит один и тот же результат – повсюду носороги, у которых только один рог. Но, вот он или его последователь встречает носорога с двумя рогами и тогда эта научная теория ставится под сомнение. Возникает, так называемая, проблема «индукции», сформулированная ещё голландским философом XVIII века Дэвидом Юмом, который утверждал невозможность абсолютного знания о мире. Он считал, что какой бы «научно доказанный» вывод, достоверный и убедительный, не был взят за основу научной мысли, он всегда может быть опровергнут новыми данными, которые способны поставить под рациональное сомнение любую гипотезу или даже любую теорию, и у вас всегда может родиться новое прочтение действительности, которое девальвирует предыдущее. Поэтому, по Юму, мы познаём не сами вещи, а их проявления, то есть их внешние признаки. Сам по себе внешний мир непознаваем до уровня непреложной истины, как и непознаваем его Законодатель, и с этим постулатом сегодня согласны большинство учёных.

Однако большинство людей подвержены стереотипному мышлению о том, что если наука «работает», значит она приводит к «истине» в буквальном, полновесном смысле этого слова. Когнитивные успехи, технические и технологические достижения создают ощущения точности и незыблемости их научной основы. Порой мы забываем о том, что выводы, гипотезы и, наконец, сами теории могут постоянно меняться. Можно быть твёрдо уверенным в каком-то академическом толковании структуры Вселенной или в каком-то алгоритме её движения, но адекватное восприятие науки гласит, что научные факты, в том виде в котором они нам известны здесь и сейчас, не являются абсолютными и могут измениться до неузнаваемости, и это как раз то, что предаёт науке особую красоту и значимость. Именно потому что у нас может быть множество прекрасных теорий, объясняющих мир, которые эволюционируют и на смену которых приходят другие, ещё более яркие теории, научная мысль является наиболее важным и наиболее достоверным способом познания действительности, всё время продвигая человека на качественно новый уровень осмысления реальности.

Трудно себе представить каким блёклым казался бы этот мир, если бы его сущность была понятна до уровня Абсолюта и нет никакой необходимости что-то ещё искать.

Во второй половине XIX века физикам казалось, что ничего нового в прочтении Вселенной открыть больше нельзя и серьёзных проблем в её осмыслении практически не осталось. Всё выглядело предельно устойчиво и понятно, пока в 1926 году немецкий ученый Вернер Гейзенберг, не сформулировал знаменитый принцип неопределенности. Суть его сводится к тому, что вопреки всем утверждениям, природа ограничивает нашу способность предсказывать будущее на основе физических законов. Выяснилось, что субатомные частицы макромира ведут себя совершенно непредсказуемо и непонятно до такой степени, что это противоречит здравому смыслу. Пространство и время на уровне микрочастиц настолько искривлены и переплетены, что там нет обычных понятий левого и правого, верха и низа, и даже до и после. Не существует способа сказать наверняка, в какой именно точке пространства находится в данный момент та или иная частица, и каков при этом момент ее импульса. Она может одновременно находиться во множестве областей пространства и времени. Субатомные элементы словно «размазаны» по всему спектру, мало того – не определен и сам их статус: в одних случаях они ведут себя как волны, в других как материальные структуры.

Всемогущий Творец так устроил этот мир, что его исследователям никогда не успокоиться.

Конечно, прямые наблюдения не изменяются, но глубокое заблуждение считать, что «прямые наблюдения» это и есть научные теории. И, если мы видим, что Земля имеет форму эллипса или что клетка состоит из элементарных частиц, то данные наблюдения истинны, ибо такова объективная структура физической реальности и для того, чтобы в этом убедиться, совсем не обязательно быть учёным, поскольку «наблюдения» может проверить любой человек. Но что делает учёный?! Он берёт эти научные наблюдения и, на их основе, строит некую «теорию», которая призвана объяснить какой-то макропроцесс или какое-то макроявление в общей картине мироздания. Это версия, вероятность, предположение с определённой степенью достоверности, подверженное изменениям, даже если эта теория имеет форму предельной устойчивости. Поэтому наука намного больше, чем простые наблюдения.

После многолетних исследований, Ньютон выдвинул научную теорию об устройстве Вселенной, которая «работала» и была базовой моделью на протяжении более двухсот лет. Она позволяла производить точное расчеты и прогнозировать движение небесных светил с удивительно точным попаданием, но вот пришёл Альберт Эйнштейн и доказал, что «ньютоновский мир» ошибочен. Это был очень серьёзный вызов практически всей академической науке. Многие учёные негодовали и утверждали, что идея Эйнштейна безумна, но сегодня она принимается всеми физиками и это наше сегодняшнее понимание Вселенной. То, что работало более двух веков оказалось неправдой в буквальном смысле этого слова, потому что возникли новые научные данные, наблюдения, новые когнитивные интерпретации, выводы и расчёты, которые оспорили эту модель. Унижает ли это, каким-то образом Ньютона?! Ни в коем случае! Ньютон был гениален, ибо своим высоким умозрением он привёл человечество к прочтению мира, адекватного именно для того уровня когнитивизма, и кто знает, состоялась ли модель Вселенной Эйнштейна, если бы до неё не было модели Вселенной Ньютона. Так работает наука и весь учёный мир прекрасно понимает, что вполне возможно наступит такое время, когда устройство мироздания по Эйнштейну будет поставлено под рациональное сомнение, в результате новых поворотов научной мысли. Именно по такому принципу развивается физика, химия, биология, медицина. Радикальные сдвиги в осмыслении мира происходят нечасто, но всё-таки происходят и будут происходить в дальнейшем.

Современный американский философ-эпистемолог Ларри Лаудэн в своей статье обозначил большинство научных теорий, которые «работали», но в последующем оказались ложными. В предисловии книги Оксфордского университета, где была опубликована эта статья, говорится: «Исторически существует множество примеров научных теорий, которые, как мы знаем, оказались ложными, но с практической точки зрения – крайне успешными».

Согласно философии науки, как уже отмечалось ранее, «наука» открывает нам действующие модели Вселенной, которые изменяются, дополняются или вовсе исчезают посредством других моделей. Вот почему в исследовательской работе допускается немало вероятностей, предположений, допущений, которые характеризуются различной степенью очевидности, как это хорошо описано в книге «Философия науки: новое введение» двух философов Оксфордского университета Джулиана Барксли и Филипа Китчера. Наука подвержена постоянному изменению, поэтому говорить о «научном доказательстве» крайне опасно, потому что этот термин порождает идею выводов «отлитых в металле». Теории могут быть пересмотрены, теории могут быть, со временем, признаны ошибочными, и если мы проследим историю науки, будь то физика, математика, химия или биология, то непременно увидим этот постоянный эволюционный процесс взглядов и убеждений

Наука – это способ понять насколько мы уверены в том, что нас окружает. Она разделяет реальность на очевидность и неопределённость, поэтому научный язык, это словарь «вероятностей», который составлен для ответа на вопрос «как», а не «кто» и это надо твёрдо помнить.