Среди «призраков»

В ответных письмах, которые мать старательно выводила по ночам, когда собирала деньги на марку, сообщалось много новостей о Мэтью и Марке, но никогда не упоминалось имя Люка.

Это письмо было таким же толстенным, как письма от бабушки Люка, но на нём стоял официальный штамп и адрес отправителя был написан крупными буквами: «ДЕПАРТАМЕНТ ЖИЛИЩНОГО ХОЗЯЙСТВА. ОТДЕЛ ОХРАНЫ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ».

Мэтью держал письмо в вытянутой руке, как мёртвых поросят, когда выносил их из сарая.

Едва увидев письмо, отец встревожился. Мэтью положил конверт на стол рядом с отцовской вилкой.

– Новость наверняка плохая, – вздохнул отец. – Так что подождёт. Зачем же портить обед.

И вновь принялся за курицу и пельмени. Только после отрыжки взял конверт и ногтем с грязной каймой его вскрыл.

– «Нам стало известно…» – прочитал он вслух. – «Ну насколько я понимаю…»

Потом стал читать про себя, иногда уточняя:

– Мать, что такое «фекалии»? Где этот словарь? Мэтью, глянь, что такое «обоюдность»?

Наконец бросил толстый конверт на стол и произнёс:

– Хотят, чтобы мы перевели свиней.

– Что? – опешил Мэтью.

Мэтью был основательнее Марка. Он не раз заявлял: «Вот будет у меня собственная ферма, займусь только разведением свиней. Постараюсь, чтобы правительство мне разрешило…»

Сейчас он заглядывал отцу через плечо.

– Думаешь, нас заставят за раз продать очень много свиней? Но мы сможем восстановить поголовье…

– Нет, – возразил отец. – Те люди в новых красивых домах не переносят запах свиней. Так что нам теперь запрещено их выращивать…

Он швырнул письмо на стол для всеобщего обозрения.

– Интересно, а чего они ожидали, начав строительство рядом с фермой?

Сидя на ступеньке лестницы, Люк едва сдержался, чтобы не выхватить письмо из подливки к курице и не взглянуть своими глазами.

– Неужели можно вот так… просто?.. – спросил он.

Никто не ответил. В этом не было нужды. Как только вопрос слетел с языка, Люк почувствовал себя круглым дураком и был рад, что его никто не видит.

– Со свиньями мы хоть как-то держимся на плаву… А нынешние цены на зерно… На что жить-то будем? – вздохнула мать, теребя в руке кухонное полотенце.

Отец просто на неё посмотрел. А через мгновение и Мэтью с Марком. Только Люк ничего не понял.

6

Через две недели они получили налоговое уведомление. В тот день отец, Мэтью и Марк погрузили поросят в трейлер и увезли. Большая часть отправилась на скотобойню, а малышня, за которых не получить хорошей цены, – на распродажу для свинооткормочных хозяйств. Через вентиляционное окошко, выходящее на улицу, Люк наблюдал, как отец выводил разбитый старенький пикап с прицепом. Мэтью с Марком сидели на заднем сиденье пикапа и следили, чтобы трейлер по дороге не отцепился. Уже после третьего захода Мэтью выглядел как побитая собака.

Когда они, трое, вернулись домой к обеду и отмыли руки, отец молча вручил матери налоговое уведомление.

Отложив деревянную ложку, которой помешивала овощное рагу, она раскрыла письмо, прочитала, и листок выпал у неё из рук.

– А что, это… – казалось, она производила в голове вычисления и наклонилась, чтобы подобрать бумагу. – Сумма чуть ли не в три раза больше обычной. Они, должно быть, ошиблись.

– Если бы, – мрачно покачал головой отец. – На распродаже я переговорил с Уилликером.

Дом Уилликеров, ближайших соседей, располагался в трёх километрах от Гарнеров. Из-за многочисленных предостережений: «Смотри, вот увидят тебя Уилликеры», – Люк представлял их в чешуе, как у чудовищ, и с острыми когтями.

– Уилликер говорит, что из-за этих распрекрасных домов налоги подняли всем. Наша земля подорожала, – продолжил отец.

– Разве это плохо? – живо спросил Люк.

Странно… казалось, он должен ненавидеть новые дома, вытеснившие родные леса и вынудившие его сидеть в четырёх стенах. Но, наблюдая, как заливали бетонные фундаменты, возводили стены и крыши, он в них чуть ли не влюбился.

Они наполняли его жизнь, как и разговоры с матерью, когда та приходила на чердак его навестить. «Отдохнуть у Люка» – так это называлось. Иногда она притворялась, что его комнату нужно срочно убрать, как испечь хлеб или прополоть огород. А то просто садилась и разговаривала.

– Э-э, нет. Хорошо, если бы продавали мы. А нас это не касается, – недовольно покачал головой отец. – Правительство хочет выжать из нас больше денег, только и всего.

Мэтью откинулся на спинку стула.

– Чем платить-то будем? – спросил он. – Сумма гораздо больше той, что мы выручили за продажу свиней, а её нам должно было хватить на жизнь надолго…

Отец не ответил. Притих даже Марк, который обычно за словом в карман не лезет.

Мать вернулась к плите.

– Сегодня я получила разрешение на работу, – тихо сообщила она. – На фабрику требуются рабочие. Если примут, попробую взять аванс.

От неожиданности Люк открыл рот.

– Ты уйдёшь на работу? – удивился он. – А как же…

Он хотел сказать: «А как же я? С кем я буду разговаривать, если никого не останется?»

Но вовремя одумался и замолчал. Что за эгоизм? Он огляделся. Маминым словам никто не удивился.

7

К середине сентября все дни стали похожи друг на друга. Люк вставал на рассвете, чтобы посидеть на лестнице и посмотреть, как завтракает его семья. Теперь все куда-то спешили. У матери работа на фабрике начиналась в семь. Отец готовил технику к уборке урожая. А Мэтью и Марк вернулись в школу. Только Люк мог неторопливо доесть недожаренный бекон и сухой тост. Масла он не просил, чтобы никого не беспокоить и нести к лестнице, да ещё притворяться из-за открытого окна, что забыл наверху позарез нужную вещь.

Как только семья выходила из дому, Люк возвращался в свою комнату к отдушинам: сначала смотрел сквозь ту, что выходила на улицу, – провожал Мэтью и Марка к школьному автобусу, потом сквозь другую рассматривал новые дома. Строительство почти завершилось. Особняки были размером с дом и сарай Гарнеров, вместе взятые. Они блестели под утренними лучами солнца, будто сложенные из драгоценных камней. Может, так и было, почём знать?

Каждое утро сюда по-прежнему прибывали толпы строителей, но почти все занимались внутренними работами. Они направлялись к домам с рулонами коврового покрытия, гипсокартоном, банками краски и надолго исчезали. Теперь у Люка появилось новое развлечение: к особнякам по свежеасфальтированным улицам приезжали роскошные машины.

Иногда они сворачивали на подъездные дорожки, и в какой-нибудь особняк заходили мужчины обычно в сопровождении оживлённо щебечущих женщин. Это наводило Люка на размышления. Он не отваживался спросить родителей или братьев, но предполагал, что люди присматривают себе дом. Как только он это понял, то стал тщательно изучать возможных соседей. Он слышал, как мать с отцом изумлялись, что владельцы новых домов не простые горожане, а знать. Эти люди были сказочно богаты. Могли себе позволить такую роскошь, которая простым гражданам и не снилась. Он не представлял, как они обогащались, когда остальные едва сводили концы с концами. Но отец никогда не произносил слова «богачи», не приправив его смачным ругательством.

Люди, мельтешащие вокруг новых особняков, и внешне отличались от членов его семьи. Среди них были стройные красавицы в облегающих платьях и коренастые мужчины, одетые как «чистоплюи». Так отец с братьями называли тех, кто носил начищенные туфли и шикарные модные пиджаки с брюками.