Ответом мне послужило лишь колючее молчание. Скорее всего, кандалы слишком сильно подавляли его способности.
Разочаровавшись, я начала отворачиваться от решетки – и тут кое-что привлекло мое внимание. Во тьме леса расцвел дрожащий свет. За ним, подобно призрачным свечам, зажженным невидимой рукой, последовали другие огни. И они продолжили появляться, распускаясь перед дормезом и освещая лес своим бледно-серебристым сиянием. Мне показалось, будто мы присоединились к одной из легендарных похоронных процессий Шантлера, во время которых на улицах зажигались тысячи молельных свечей, чтобы проводить скорбящих на их пути.
Но огни принадлежали виспам, духам Первого Порядка, что просыпались, когда мы проходили мимо, потревоженные жизнью и движением повозки. Виспы восставали из душ умерших детей и являлись единственным видом духов, которые были абсолютно безвредны. Даже тени вызывали головную боль и недомогания, если собирались в достаточно большом количестве – но никто ни разу не пострадал от виспов.
Расцветало все больше и больше огней. Я никогда не видела их столько в одном месте. В воображении возникли худые, испуганные лица на обочине дороги, тела, брошенные в городах. Дети умирали. Они умирали без благословения, в таком количестве, какое я не могла представить.
– Монашка. – Голос Восставшего звучал настойчиво. Не уверена, как долго он пытался привлечь мое внимание. – Этот металл освящен. Монашка? Ты слушаешь?
Я почувствовала странное покалывание в ладони и поняла, что прижала ее к решетке. Когда я отняла руку и взглянула на нее, Восставший пропустил по ней волну дрожи.
– Ты калечишь себя! – прошипел он.
– Нет.
Вот как это обычно выглядит. Я показала ему другую руку: шрамы, опутывающие ее паутиной, блестевшие в тусклом оранжевом свете дормеза.
Наступило долгое молчание. Восставший, должно быть, не замечал моих рук, пока они были покрыты кровью, в часовне. Я ожидала, что он станет насмехаться надо мной, но он лишь произнес странным тоном:
– Теперь волдыри появятся. Не делай так больше.
– Не буду, если ты поможешь мне, – ответила я.
Он замолк, пораженный. Затем его ярость взвихрилась подобно буре – черное рычащее облако обиды и злобы. Но он не мог ничего сделать, пока мое тело было в кандалах. Я почувствовала, как его гнев бессильно разбивается о меня и затихает словно отхлынувшая волна.
– Выгляни в окно, – бросил он, сдаваясь. – Если я и смогу что-то ощутить, то только через твои жалкие человеческие глаза.
– Мы движемся на юг через Ройшал, – объяснила я, снова повернувшись к перегородке. – Встретили множество беженцев.
Вкратце я поведала о некоторых подробностях, которые заметила, – например, о следах скверны и трупах в деревнях.
– Я слышала рассказы в Наймсе, но все хуже, чем предполагала – и быстро становится еще хуже.
Я ощущала, как Восставший осматривается. Он не пытался контролировать движения моих глаз, но я чувствовала странную удвоенную настороженность, пока он делил их со мной, и каким-то образом знала, что он замечает больше, чем была способна увидеть я сама. Его внимание привлекла вспыхнувшая в отдалении серебряная линия. Лунный свет отразился от широкой ровной ленты, извивающейся по холмам.
– Это, должно быть, то, что вы, люди, зовете Севр, – пробормотал он про себя. – Всегда ненавидел эту реку… Такой широкий участок проточной воды трудно пересечь даже Восставшим…
Он замолчал, оглядываясь по сторонам, чтобы разглядеть что-нибудь еще.
– Ну, я не вижу ничего полезного, – сообщил он мне наконец с каким-то неприятным весельем. – Печально.
Медленно я подняла руку к решетке.
– Стой! Ладно! Будь по-твоему, монашка. Есть одна вещь, которую я знаю наверняка. Нападение, которое мы отбили, – духи нацелились на ваш монастырь не случайно, и даже не для того чтобы убить нескольких монашек, как это ни прискорбно. Они были посланы туда, чтобы уничтожить мою реликвию.
Я резко села, выпрямившись.
– Что?
– Мне нужно говорить медленнее, чтобы твой жалкий мясной мозг не отставал? Они были посланы туда, чтобы уничтожить мою реликвию. Почти наверняка потому, что я был ближайшим достаточно сильным существом, чтобы остановить их.
В моем животе разверзлась яма. «Посланы туда», – утверждал Восставший. Что-то отправило их в Наймс, как командующий управляет армией. Я вспомнила, как одержимые привязали своих лошадей к монастырским воротам, взаимодействуя друг с другом так, словно выполняли отданный приказ.
Я набралась смелости.
– Яростный…
– Это был не Яростный. Яростные – одиночки по своей природе; он не стал бы вмешиваться, если бы кто-то его не заставил. И кто-то сделал это силой – от этих духов смердело Старой Магией.
– Это невозможно.
– Ты просила моей помощи. Не моя вина, если тебе не нравится то, что я говорю.
– Старая Магия не применялась уже сотни лет. Это чушь.
– Как и болтовня с Восставшим, но ты, похоже, прекрасно справляешься с этим. – Его голос сочился сарказмом.
– Я не это имела в виду. – В горле пересохло. – Никто не стал бы заниматься Старой Магией после Скорби. Никто не был бы так…
– Глуп? Если на что я и могу всегда положиться, так это на ободряющую вечность человеческого идиотизма. Дай твоему виду столетие или чуть больше, и они с радостью повторят те же самые ошибки, что едва не уничтожили их всех несколькими поколениями ранее. Духи смердели Старой Магией; это все, что я знаю. Что ты будешь делать с этой информацией, зависит только от тебя.
Я молча уставилась в окно, наблюдая, как сверкают среди деревьев виспы. Восставший ошибся насчет кандалов. Может быть, заблуждался он и насчет всего остального?
Но что, если это было не так?
Круг потратил десятилетия после Войны Мучеников на то, чтобы очистить Лораэль от всех следов Старой Магии. Даже после того, как война была выиграна – духов изгнали обратно, а семерых Восставших заключили в тюрьмы – причина Скорби осталась. Оставь все как есть, и это может произойти вновь или перерасти в еще большую катастрофу.
Самое страшное в Скорби было то, что она возникла случайно. Король Воронов так сильно боялся смерти, что усомнился в обещаниях Госпожи о загробной жизни. Он попытался провести ритуал, дарующий бессмертие, но вместо этого по неосторожности разрушил врата Посмертия. Тем самым он даровал земное существование всем, кто уже перешагнул этот предел. То же бессмертие, в своем роде ужасное небытие, проклятая полужизнь. Таково было зло Старой Магии. Она издевалась над теми, кто прибегал к ней, воплощая их желания самым худшим способом, который только можно себе вообразить.
Может, Восставший не был сбит с толку, а пытался обмануть меня. Но ему нет выгоды лгать. Мы были врагами, ставшими товарищами по несчастью, скованными одной цепью.
И если он прав…
– Предположим, ты говоришь правду. Зачем кому-то заставлять духов нападать? Какую пользу это принесет им?
– Зачем люди вообще что-то делают? – огрызнулся он в ответ. – Ты гораздо лучше меня можешь ответить на этот вопрос.
Я не была в этом уверена. Уже сейчас мне казалось, что с Восставшим легче вести беседу, чем с Маргаритой или Франсин. Решив не озвучивать эту удручающую мысль вслух, я взглянула на свои кандалы.
– После того как тебя изгонят из меня, что с тобой будет?
Ответ казался очевидным.
– Твоей реликвией будет владеть кто-то другой, да? Кто-то, кто имеет подготовку и сможет вернуться сюда и остановить все это.
Он долгое время не отвечал. У меня появилось плохое предчувствие.
– Сколько лет было претендентке, которая умерла в вашей крипте? – спросил он.