Неопалимая

Претендентка – он уже использовал это слово для описания сестры Жюльенны прежде.

– Я не знаю. Она была стара. – Перед глазами всплыл ее образ, шаркающий по катакомбам, похожим на паутинку волос, свисавших до пояса. – По меньшей мере восемьдесят.

Я ощутила странную боль со стороны Восставшего, укол какой-то безымянной эмоции, быстро подавленной.

– Возможно, она была последней. Не думаю, что Круг по-прежнему готовит для меня сосуды. Последние два – или три – были почти бесполезны. Подозреваю, что со временем знания о том, как владеть мной, были утрачены.

Я понятия не имела, когда в Лораэле в последний раз использовали высшие реликвии. Сотни лет назад, возможно, больше. Со временем необходимость в них отпала. Круг мог счесть, что подготовка новых претендентов не стоила риска.

Если не было никого другого…

– Эти люди двигались на север из-за меня, – услышала я свои слова. – Они прознали о том, что произошло в Наймсе, и думают, что я могу им помочь. Они думают, что я святая.

– Возможно, они правы. Ты достаточно мерзкая и раздражающая. Насколько могу судить, это одно из требований.

Я едва слышала, что он бормочет. «Такова воля Госпожи». Так сказала мне сестра Жюльенна в крипте. Что, если она имела в виду не только спасение монастыря? Это не казалось совпадением: люди нуждались в помощи, а я была здесь, проезжая мимо них, единственный человек в Лораэле, который владел высшей реликвией за последние несколько веков.

Но я не была святой. Меня даже не обучали. Я отрывками помнила несколько последовавших после битвы дней, но этого было достаточно, чтобы понять, что Восставшему по меньшей мере удалось частично завладеть моим телом. А без усилий сестер он уже взял бы контроль надо мной полностью. Сделай он это, и последствия были бы катастрофическими. Я ощущала его жестокие намерения так, словно они – мои собственные. Он без раздумий умертвил бы сестер.

В моих воспоминаниях преобладала еще одна его эмоция, более сильная, чем ярость, обида и голод, – сильнее, чем все они вместе взятые.

Страх.

Я смотрела, как свет отбрасывает переменчивые узоры на стену дормеза, прокручивая в голове идею, словно лезвие кинжала, когда изучаешь его на предмет зазубрин и царапин.

– Восставший, это правда, ты сделаешь все, чтобы не возвращаться в свой реликварий? – спросила я наконец.

Глава шесть

– Этот идиот священник понятия не имеет, что делает, скача с моим реликварием под открытым небом, – произнес Восставший на следующее утро, глядя сквозь решетку. – Видишь, монашка? Нас преследуют.

Снаружи над верхушками деревьев сияло восходящее солнце, сгоняя туман, укрывающий дорогу. Еще не очнувшись ото сна, я помедлила мгновение, прежде чем понять, что он имеет в виду: рябь в тумане, похожую на завихрения, взбаламученные проезжающими лошадьми. Всмотревшись, я разглядела полупрозрачную фигуру, украдкой скользящую в отдалении.

– Изможденный, – уточнил Восставший. – Его используют как разведчика. Они скоро атакуют. Лучшего шанса для побега у нас не будет.

Леандр ехал впереди, окруженный рыцарями в освященных доспехах. Было не ясно, кому принадлежал укол неприязни, который я ощутила при виде него, – мне или Восставшему.

После того, что я разузнала вчера, казалось очевидным, что духи будут продолжать попытки уничтожить реликвию святой Евгении. Но в отличие от меня, Леандр не бодрствовал полночи, допрашивая Восставшего.

Я склонилась к решетке, пытаясь разглядеть его кольцо с ониксом.

– У него есть мощная реликвия – она связывает Кающегося. Разве он не заметит, что что-то не так? Предупредит ли его дух?

Восставший глухо рассмеялся.

– Нет, до тех пор, пока человек сам не позовет его, а я сомневаюсь, что он может позволить себе использовать духа случайно. Посмотри, как сидит священник. Чтобы контролировать реликвию, ему приходится истязать себя.

– Ему приходится что?

От Восставшего донеслось краткое удивление, а затем последовала настороженная пауза, словно он размышлял, не раскрыл ли случайно слишком многого.

– Это то, что делают люди, когда духи, привязанные к их реликвиям, пытаются им противостоять, – наконец ответил он. – Существует огромное количество различных техник. Плети, власяницы, терновые пояса. Раньше было очень популярно спать на гвоздях. У меня был один сосуд, который часами стоял на коленях на щебне, читая молитвы – как я понял, исключительно чтобы одолеть меня скукой. – В его тон вкралось подозрение. – Разве ты не прибегала к укрощению, когда использовала на себе кинжал в крипте?

– Не специально, – откликнулась я, глядя на заживающие следы на запястье. – Просто предположила, что тебе это не понравится.

– Какая прелесть. Быть мерзкой для тебя, должно быть, естественно.

Я безразлично пожала плечами. Тогда мне в голову уже закрались мысли о том, чтобы сделать кое-что похуже. Несмотря на соглашение, которое мы заключили прошлой ночью, я знала, что не могу доверять Восставшему в его части сделки. Теперь, когда у меня больше нет кинжала, возможно, придется прибегнуть к другим мерам, чтобы удержать его под контролем. Я была уверена, что смогу что-нибудь придумать. В конце концов, спать на кровати из гвоздей ненамного хуже, чем в одной комнате с Маргаритой.

Восставший продолжил говорить, но я уже перестала слушать, изучая Леандра. Мне и в голову не приходило, что его жесткая поза и прямая спина могут иметь физическое объяснение. Он выглядел так еще в Наймсе.

Он казался слишком молодым для владельца такой мощной реликвии. Уже один этот факт заставлял меня задуматься, не был ли он одним из немногих людей, способных контролировать ее. Если бы реликвия могла достаться кому-то старше и опытнее, то, скорее всего, так бы и случилось. Я мало что знала о Кающихся, только то, что они были редкостью даже для духов Четвертого Порядка – настолько, что их не включали в наши уроки. Реликвии, связывающие их, очевидно, еще более редки; Круг, вероятно, прилагал большие усилия, чтобы найти подходящих кандидатов для владения ими.

Я вспомнила, с каким презрением Леандр отзывался о менее значимых реликвиях. Иронично, но, если бы он не был слишком высокомерен, чтобы пользоваться реликвиями Первого Порядка, как матушка Кэтрин, то смог бы легче совладать со своей и почувствовал бы Изможденного, что шпионил за нами.

Матушка Кэтрин. Без предупреждения в моей голове промелькнуло воспоминание: крик сестры Айрис и матушка Кэтрин, обмякшая в ее руках. Ни в одном из моих отрывочных воспоминаний о том, как я потом лежала в постели в лихорадке, не было ее, лишь сестра Айрис и другие монахини. Матушка Кэтрин должна была находиться там. Если бы она могла, она бы пришла.

Я не могла думать об этом, не сейчас. Отмахнулась от мыслей и пристально всмотрелась в свои руки, повернув их ладонями вверх, вызывая воспоминания о жаре и агонии и позволяя им захлестнуть меня волной, сжигая все остальное в пепел.

– О чем ты думаешь? – ворвался в мои ощущения голос Восставшего, звучавший низко и ехидно.

Я поняла, что молчала несколько минут.

– Ни о чем.

Мне действительно не хотелось говорить об этом.

– Ты лжешь, – прошипел он. – В твоем отвратительном монашеском мозгу всегда что-то происходит. Ты собираешься предать меня, не так ли? Ты уже думаешь о том, чтобы нарушить свое обещание.

– Что? – Сначала обвинение Восставшего меня просто удивило. Затем горло сжалось от гнева. – Нет, не думаю!

– Если ты вообразила, что сможешь одурачить меня…

– Ты провел последнюю неделю, пытаясь завладеть моим телом. Из нас двоих я должна больше беспокоиться о предательстве.

– Ха! – Восставший неприятно напомнил о себе снова. Я чувствовала, как он мечется внутри моего разума, словно зверь в клетке. Затем он злобно зашипел. – Ты даже понятия не имеешь, что мне предложила. Ты обещала, что если я помогу тебе, то сделаешь все, что в твоих силах, чтобы я не вернулся в свой реликварий. Действительно осознаешь, что это значит? Чем жертвуешь?

К сожалению, я осознавала. Это означало, что мы застряли с этим Восставшим очень надолго. Моя душа никогда не познает покоя. Я буду страдать от жалкого, нечестивого, оскверненного существования, постоянно опасаясь одержимости, отравленная благовониями и освященной сталью.

Но это было правильно. Возможно, я еще не осознала самого страшного. Когда делала предложение, не знала, что Восставший окажется настолько болтлив.

Он все никак не замолкал и в данный момент злорадно ворчал.

– Раньше ты использовала перспективу вечного заточения в твоей компании, чтобы угрожать мне.

– Я знаю, что ты чувствовал, когда мы сражались в часовне, – произнесла я сквозь стиснутые зубы. – Ты скучаешь по тем ощущениям. Тебе нравится находиться в человеческом теле.

– Это не значит, что я хочу находиться в твоем!