Мелодия Бесконечности. Книга вторая: «Симфония чувств». Том первый

Мелодия Бесконечности. Книга вторая: «Симфония чувств». Том первый
Маргарита Андреева

Таинственный незнакомец помогает юной Маргарите пережить большое горе… Станут ли они друг для друга судьбой? Что несут в себе всё повторяющиеся странные сны? Какие тайны хранят в себе сама Маргарита и её друзья? Кто он, загадочный юноша, второй претендент на любовь девушки? Любовно-фантастическая история, такая себе сказка для взрослых. История о добре и зле, о любви и прощении и о простых человеческих радостях. Но тише, не спугните историю, она уже началась…

Мелодия Бесконечности

Книга вторая: «Симфония чувств». Том первый

Маргарита Андреева

© Маргарита Андреева, 2021

ISBN 978-5-0053-6211-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0053-6212-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга вторая. «Симфония чувств» – Новое начало

«Мы чудесным образом исцеляемся в присутствии того, кто верит в наш свет, даже когда мы блуждаем в своей тьме».

Марианна Уильямсон

Одно из мудрых изречений гласит: «Окончание чего-то одного всегда есть началом чего-то другого».

Томас Мертон писал: «Мы созданы для любви – пока мы одни, жизнь бессмысленна, смысл рождается, когда появляется кто-то важный. Тайну своей жизни не откроешь, размышляя в одиночестве. Смысл жизни – тайна, и открывается она в любви, через того, кого мы любим».

До чего же приятно было вновь пройтись по любимым улицам с близкими и дорогими людьми – теперь Маргарита и Даниэлла вместе с матерями и подругами могли посвятить больше времени прогулкам, легко дыша родным воздухом, походам по магазинам, присматривая одежду для беременных и для новорожденных – во всем разнообразии модных фасонов и ярких расцветок, и неспешным посиделкам в маленьких кафе, наслаждаясь любимым горячим латте с лазаньей и фруктовым салатом. И всё вокруг дышало приближающейся осенью, что c каждым днем явственнее ощущалось в наполненных прохладной свежестью и влагой предрассветных туманах.

Молодой хирург вернулся к работе в клинике, а Джанъян при помощи Дугласа Айронса и Ондзи пытался начать своё дело и постичь азы ведения бизнеса, и тоже приобрел собственное авто марки «Феррари» красного цвета. Оборудование было уже закуплено и доставлено, штат персонала (за исключением одной вакансии, оставленной специально для Александры, приезд которой ожидался в скором времени) набран, а в помещении для клуба начаты были ремонтные работы. Расписывать стены клуба предложено было Витриченко-старшему, на что тот с удовольствием согласился и уже даже набросал несколько приблизительных эскизов. Витриченко же младший, нам более известный под именем Марк, принимал активное участие в подготовке к проведению Недели моды в Париже – кастинги и съемки сменяли друг друга яркими красками и вспышками фотокамер, как пестрые картинки в детском калейдоскопе, не давая времени на грустные мысли. Да и сама эта грусть была какой-то легкой, со сладким послевкусием дорогих сердцу воспоминаний. На все настойчивые попытки молодых моделей привлечь его внимание он делал вид, что не понимает их намеков или очень устал – собственно, большей частью так оно и было, так что тут он особо не кривил душой. Но это, всё же, возобновило слухи о его нетрадиционной ориентации, что, впрочем, сейчас его совсем не занимало. А на душе скребли кошки, и печаль тяжким грузом давила на сердце – как бы ни хотел он вытравить эту безответную любовь, на это потребуется время, но он отвлекался, с головой уходя в работу. Даже отец заметил печаль в его глазах – и отнюдь не из-за бессонных ночей за чтением после утомительного съемочного дня. В предвкушении встречи с Александрой, Витриченко-старший весь словно сиял, и видя его таким, Марку и самому становилось легче.

Доктор тем временем записал готовящихся стать матерями жену и сестру к специалисту-гинекологу, своей хорошей знакомой – доктору Софии Николае, принадлежащей к общине румынских цыган и использовавшей не только традиционные методы и лекарственные средства, но и релакс-водотерапию, креативное рисование, кулинарию, музыкотерапию, да и, собственно, была приятной и доброй молодой женщиной лет тридцати, которая и сама имела маленького трехлетнего сынишку – Патрика, очаровательного, живого и любопытного малыша. Однако же это не самое невероятное, а невероятным обнаружилось то, что она оказалась родственницей той самой Шанты, матери знакомой маленькой цыганки – Марии, что несказанно обрадовало Маргариту, у которой появился ещё один приятный повод лишний раз их увидеть, обучаясь цыганским гаданиям и основам фитотерапии.

Печалиться Маргарите пришлось, когда они провожали её отца в Авиньон для выяснения обстоятельств загадочной гибели друга и его супруги, которые до сих пор были покрыты тайной, обещав вернуться как можно быстрее.

– Папочка, ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Возвращайся поскорей, – на прощание Маргарита с неистовой силой обняла отца – она всегда умела ценить каждую минуту с близкими людьми, а последнее время она ощущала эту потребность особенно остро.

– Я люблю тебя больше, – Шарль-Анри поцеловал дочь и жену, попрощался с ребятами и отправился к терминалу, когда начали объявлять посадку, отправившись по тайному следу в поисках отгадок по волнующему его предмету.

Но впереди у них ещё два грандиозных повода для радости – им предстоит отметить торжества бракосочетания Евангелины и Питера и Рафаэля и Ями, которые обещали быть просто фантастическими.

А к вопросу визита в мэрию для подтверждения регистрации их с Джоном отношений по законам этого мира Маргарита отнеслась более капризно, не желая заниматься им, пока находится в положении, мотивируя тем, что хочет рядом с ним выглядеть самым наилучшим образом, когда сможет позволить себе парикмахера, косметолога, маникюр, педикюр и красивое платье, в котором она не будет похожа на русскую куклу на чайник, и никакие доводы мужа о том, что именно сейчас она для него выглядит прекраснейшей женщиной, не могли её переубедить.

Тогда договорились вернуться к этому позже. Отвлечься от этой полемики помогло своевременное предложение Ондзи принять участие в новом захватывающем фотопроекте. В качестве партнерши по съемочной площадке Танака-сан предложил попробовать свои силы златовласой Даниэлле, а остальным разрешил присутствовать и понаблюдать за волшебством рождения снимка. Минимум косметики. Только естественность и натуральность, подчеркивающая врожденную прелесть – и роскошные богатые декорации, контрастирующие с ней.

– Прошу вас, леди, встаньте вон там – подле статуи ангела, – мужчина сопроводил свои слова легким жестом, и Даниэлла повиновалась.

До сих пор не верилось, что сам именитый Найджел Баркер ведет эту фотосессию – представительный мужчина, в каждом движении которого, каждом жесте, каждом взгляде чувствовалась порода: высокие скулы, четко очерченный подбородок, добрые глаза темно-кофейного цвета, обаятельная улыбка и трогательные ямочки на щеках – и в зрелом возрасте он не утратил юношеского обаяния и без труда сводил с ума женщин даже переступив сорокалетний рубеж. Начинавший как модель, вращавшийся много лет в модном бизнесе, он обладал безупречным вкусом и одевался всегда элегантно – просто, изыскано, не кричаще.

– Хорошо, мистер Баркер, – девушка грациозно прошла на своё место, придерживая длинный подол, всё ещё озадаченная тем, почему он отвел ей такое странное место, в то время как остальные модели окружили бесконечно печального Ондзи на респектабельном кожаном диване цвета вина, хоть ей, как и всем, были выполнены макияж и прическа, и надето на ней было изящное небесно-голубое вечернее платье.

– Умница, – одобрение светилось в его улыбке, потом фотограф обратился к азиату: – Ондзи-сан, готовы, мы можем начинать съемку?

– Да, я готов, – Ондзи поправил воротник-стойку черного сюртука, расшитого серебряной нитью.

– Так… хорошо, – мистер Баркер по-отечески опекал молодых моделей, но всегда соблюдал с ними субординацию, будучи наставником требовательным, но справедливым и откровенным, – голову слегка вправо, руку – чуть дальше, – поначалу он ненавязчиво руководил съемочным процессом, но, потом решил уступить моделям право свободы импровизации. – Прекрасно, просто замечательно, не побоюсь даже сказать, что идеально, – полностью удовлетворенный проделанной работой, он закрыл объектив фотоаппарата и искренне поаплодировал участникам. – Благодарю всех, мы отлично поработали, а теперь – небольшой перерыв, и переходим к следующей сцене.

– Мистер Баркер, мне переодеваться в это? – все ещё не совсем понимая идею, но доверяя его опыту и профессионализму, Даниэлла сняла с вешалки, приготовленное специально для неё платье нежно-лилового цвета на тонких бретельках и с открытой спиной, выполненное из тончайшего атласа.

– Именно в это, – кивнул Найджел, и девушка отправилась с вещами в гримерную.

– А теперь потренируемся, – когда она вернулась, то обернулся даже скучавший всё это время мистер Айронс, Баркер довольно хмыкнул, а у молодого азиата начисто отнялся язык, и все слова замерли на устах. – Делаете шаг по лестнице и одновременно отпускаете перо, что держите в руке – мы должны сделать кадр, пока перо парит в воздухе.

И вот он – изумительный в своей магии кадр, продолжающий начатую идею – вся, словно светящаяся изнутри, стоящая на широкой мраморной лестнице, белокурая девушка (на этот раз её золотистые волосы оставили распущенными), полным участия взглядом своих ясных глаз смотрела на юношу, преклонившего колено на несколько ступеней ниже, протягивающего руку к падающему в его ладонь белоснежному перу.

– Потрясающе, леди! – Баркер улыбнулся ей, снимая с шеи фотокамеру. – Работая с вами, я получаю невероятное удовольствие, – он сделал знак рукой, распуская съемочную группу на перерыв. – Сейчас можете немного отдохнуть, и мы приступим к финальной сцене – не забудьте ваш плащ, леди, мы будем снимать сцену на улице.

Группа разошлась на легкий ланч. Весь день, кроме момента самих съемок, Ондзи старательно избегал златовласую, чего она не могла постичь, а побеседовать с ним возможности так и не представилось.

Когда же она вышла на последнюю фотосессию, Ондзи понял на неё глаза и замер… захотелось сощуриться, как если бы он смотрел на яркое солнце.

Первые заморозки в этом году пришли рано. Пушистые резные снежинки медленно вальсировали с хмурого неба, низкого и серого от слоистых облаков, мягко лаская щеки и губы. Он вдохнул морозный воздух и выдохнул пар изо рта:

– Ангел, – прошептал азиат и ощутил на губах влагу растаявших снежинок, точно незаметный воздушный поцелуй, а белокурая, и правда, походила на ангела – в длинном в пол белом платье, легко обтекавшем её стан, и в серебристом с отливом – таком же длинном плаще с капюшоном.

Мужчина выглядел сейчас таким потерянным и одиноким с бледным замерзшим лицом и покрытыми инеем ресницами, что златовласая, напрочь забыв о том, что идет съемка, неосознанно подалась вперед, присела перед Ондзи, взяв за руку и согревая его озябшие пальцы своим дыханием.

А он смотрел на Даниэллу – такую светлую и чистую, как этот снег, и такую же хрупкую и недосягаемую. Как снежинка тает, когда сильно сожмешь её в руке – можно только смотреть, иначе разрушишь всё волшебство. И эти её глаза, что пронзали душу насквозь – цвета небесной лазури… только туда – в его душу, лучше никому не заглядывать, дабы не ужаснуться увиденному. И нет числа его грехам, что тяготят его, и нет искупления вине. Больно бывает не только от боли, страшно бывает не только за совесть… Он стал свободен от притяжения своей боли – крики невинных – не более… Незаметный след белого крыла… пепел и зола… Если это и есть та самая любовь, которую воспевали все поэты и романисты от средневековых трубадуров до авторов современных бестселлеров, то, почему же ему так гадко, как ещё не бывало в жизни? Это и есть хваленая любовь? Внутренности скрутило от острой боли, он попытался улыбнуться, но мышцы лица свело судорогой, а по заледеневшей щеке заскользила горячая слеза. Конечно, у него были женщины, много женщин, но, даже имен их он не мог на утро вспомнить. А сейчас всё было совершенно иначе, но мужчина давно уже разучился во что-либо верить и что-либо чувствовать. Отчего становилось ещё больнее и ещё невыносимее. Он потерял контроль над своими эмоциями. Весь его мир, к которому успел привыкнуть за длительный срок своего существования, с первой космической скоростью летит в преисподнюю ко всем чертям, а может, он просто заново ему открылся? Цунами накативших чувств прорвало ту плотину, которую азиат с таким трудом выстроил, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной. Таким, как он, не положено счастье, Ондзи не имеет права роптать на судьбу. Тогда почему его так тянет к белокурой? Почему так манят её глаза и губы, гладкая кожа и золотистые локоны волос, стройное тело?

– Это невероятно! – уже не выдержав, со своего места подскочил Дуглас Айронс, усиленно пожимая девушке руку. – Вам удалось вытянуть из него такие эмоции! Я преклоняюсь перед вами, леди. Снимаем, снимаем крупный план его лица, не отвлекаемся – продолжаем, это именно то, что нужно, – по ту сторону объектива на щеках от улыбки проявились знаменитые ямочки, уже успевшие стать визитной карточкой Найджела Баркера.

– Прошу прощения, но на сегодня – всё. Все свободны, – неожиданно резко прервал это всеобщее веселье Ондзи, пошатнувшись. Он оперся о стену, а лицо его с каждой секундой становилось бледнее.

– Всё в порядке, господин Танака? Вам плохо? Вы нездоровы? – ошарашенная Даниэлла только лишь успела повернуть голову в его сторону, когда Дуглас Айронс проводил азиата до машины, как тот и попросил, отказавшись от медицинской помощи, и вся группа, притихнув, замерла на мгновение, а потом высыпала к воротам вслед за отъезжающим авто. – Подумайте ещё раз, может, всё-таки в клинику? – поинтересовавшись напоследок.

– Ничего, это просто переутомление, это пройдет, – автоматически ответил азиат, а глазами искал глаза белокурой…

Здоров ли он? Похоже, что нет. Он болен, и болен серьёзно… ею…

Она – омовения кристальная волна, для неё сотворена из невиданных огней наша вселенная… Она – отрава, что взамен алой крови у него течет под кожею… Она – избавление от оков и разгадка тайных снов, что надеждой расцвели над обреченным полюбить… Искушения змея, что впилась в самое сердце, исходящее кровью… Тайна неба и земли… Озарение любви… Где улыбка, где слеза?

И сказать самых простых, но самых важных три слова «я тебя люблю» окажется для него невозможным. Даже если бы она и была свободна, то никогда не полюбила бы такого, как он – созданиям Света и созданиям Тьмы не дано быть вместе. Что бы он мог ей предложить? НЕТ! Пустоты и боли нет там, где сияет чистый свет!

– Винтер, опусти стекла, впусти воздух в салон, и поворачивай в клуб, – распорядился Ондзи.

– Мы разве не домой едем? – его помощник был крайне удивлен.

– Можно и домой, если ты мне составишь компанию за бутылкой, – молодой мужчина расстегнул несколько верхних пуговиц своего камзола. – Я собираюсь сегодня хорошенько напиться.