– Вот как! Ты смелая девушка!
– Со здравой долей безбашенности, – сказала я, потянулась вперёд и погладила шею Бумеру. – Красотыч, тебя неправильно назвали Бумером. Чёрный Бумер – это фи, Бэ-Эм-Вэшка четырёхколёсная, ты круче!
Меня распирало от эмоций, как воздушный шарик от гелия.
– Аккуратнее, – заметил Кирилл. – Вы с ним не очень-то знакомы, он может запросто склонить голову вперёд, и ты полетишь кувырком по всем правилам аэродинамики.
Я насторожилась.
– А почему ты говоришь про аэродинамику? И когда мы перешли на «ты»?
– Ровно в тот момент, когда ты потеряла свою супер-гламурную кепку.
– Ой, потеряла… Это Версаче, – я схватилась за голову, ощутив мягкий взрыв на макушке.
– Ничего, я найду. А что заставило тебя пойти на такой эксперимент?
Я взглянула на Кирилла, уверенно сидящего в седле, и поняла, что он мне нравится. Не такой красивый, как Дэн или тот Мессершмитт с задранным носом, но чрезвычайно обаятельный. И пока мои гормоны не перепутали эйфорию от скачек с чем-то большим, а я не заинтересовалась им серьёзнее, надо было срочно переходить на уровень дружбы.
– Лучше расскажи мне ещё о лошадях! – попросила я. – Кажется, ты везде был и много знаешь.
От такого предложения ни один мужчина не откажется. Дэна стоило начать расспрашивать о бейсболе и его золотом Астон Мартине, как он сразу забывал, сколько я потратила на туфельки или на серёжки от Тифани. А Кирилл был мужчиной. Но всё равно сначала сказал:
– Ты мне нравишься. Чем больше люди знают про тебя, тем больше у них возможности ограничить твою свободу.
– А я своей дорожу, – не без гордости кивнула я.
– И это похвально, – он взглянул на валуны посреди степи, не то естественные, не то останки каменных баб эпохи неолита; потом на ручеёк, струящийся рядом, и сказал: – Итак, о лошадях. Легенду хочешь?
– Люблю сказки на завтрак, мифы на обед, предания на ужин.
А ещё меня тянуло петь.
– В древности у китайцев была легенда о «небесных конях», которых, кстати, народы по ту сторону Каспийского моря называли аргамаками. Китайскому императору мечталось заполучить аргамака себе лично и снабдить армию, потому что китайские низенькие скакуны никак не могли противостоять высоким индоевропейским. Ну, как любая практическая нужда, очень нужная правительству, быстро превращается в легенду, так и обычные быстроходные кони из степей превратились в потомков летающих драконов, несравненных, мощных и способных на чудеса.
– Хорошее воображение у китайцев!
– Как и у наших редакторов новостей. По легенде, дракон выходил из пещеры, видел обычных кобылиц, пасущихся у подножья горы, оплодотворял их. И потом рождались потомки небесных коней. С другой стороны была и другая легенда: что если коню-дракону, вышедшему из пещеры при виде кобылицы, отрубить голову, то его брызнувшая кровь превратится в стадо небесных коней – аргамаков.
– Жуть какая!
– Самое забавное, что подобная легенда имелась и у казахов, и у тюрков, и у персов, и даже у якутов. В интерпретациях, конечно, но суть едина. А ещё мифического коня связывают с магией воды. Если китайцы превратили его в дракона, то казахи – в змею. И даже кельты отличились, предложив некоего водного духа Кельпи, который обращается в коня, чтобы уволочь в речку хорошеньких девиц и там съесть.
– Надо же, как много ты знаешь, ты наверняка историк!
– Почти угадала. Я конструктор ракетных двигателей.
Я расширила глаза.
– А разве такими бывают конструкторы?
Он меня передразнил:
– А разве такими бывают деревенские девушки?
– Хм, ну ладно.
Мы выехали из-за лесополосы, усаженной кряжистыми дикими абрикосами, которые местные называют жердёлой, и мне в глаза бросился замок на холме.
– А ты часом не господина Гродского гость? – догадалась я.
– Его, – широко улыбнулся Кирилл. – Это проблема?
Я закусила губу.
– Не думаю, что твоя.
Синеглазый знаток легенд и коней захохотал заразительно, хоть и негромко.
– У меня вообще проблем нет.
– Совсем? – удивилась я.
– Как говорят в дзен, «если совершишь ошибку, лучше сразу рассмеяться».
– То-то ты очень смешливый, – заметила я.
– Мы все ошибаемся, – с видом буддийского монаха заявил Кирилл.
– Угу, и всё граблями в лоб.
– Ну, кому-то нравятся звёздочки в глазах.
«Вот уж непотопляемый Будда…» – мысленно фыркнула я, потому что любого нормального человека, который тонет под весом собственных проблем, подобное раздражает. Я не Будда, мне всплывать и всплывать, несмотря на то, что утро замечательное!
Мы проехали ещё немного. Уже показалась железнодорожная насыпь и переезд. А я вспомнила о своей войне, о которой совершенно случайно чуть не забыла из-за прекрасных впечатлений. Но гость с Юга уедет, а мы с Гродским останемся! Мне по-прежнему нужен вектор действий, ибо работу я пока себе не придумала. Я перебрала в пальцах кожаные поводья и спросила:
– И надолго ты к Гродскому?
– Думаю, нет. Хотя это вопрос спорный.
– А есть что-то такое, что он терпеть не может? Кроме людей, женщин и сметаны в пластике?
Кирилл хмыкнул и пожал плечами, потом всё же вспомнил:
– Рок-н-ролл и ложь.
– Прекрасно! – расцвела я, ибо у меня вновь зародилась идея, причём не только план мести наглому Чупа-Чупсу.