Я моргнула. Желейная Надежда всплеснула руками в нетерпении и тут смекнула:
– Ну да ж, ты не местная! Барын в общем! Гродский, – она мотнула головой на замок. – Вроде скупает.
– Подавится, – совсем ласково улыбнулась я, с восторгом перебирая в голове услышанные прозвища. Какой простор народного творчества!
В глазах желейной дамы возникло понимание, словно она узнала в инопланетянке вдруг «свою».
– Ой как! Уже познакомилися с Чупа-Чупсом?
– Успели, – поджала я губы. – А почему Чупа-Чупс?
Надежда поморщилась и приглушила голос заговорщически, оглядываясь на замок:
– Больно умный. Доча там горничной, ага. Так говорит, Мессершмитт себе цены не сложит! На колидоре табличку повесил: «Только умным». И запер. Сам ходит! Один то есть с мозгами, остальные, мол, дураки…
Я присвистнула и мысленно потёрла руки: у меня намечается союзник.
– Неслыханно, какое высокомерие! Я думала, он только мне вместо соседского приветствия на дверь указал.
– Тебе?! – вытаращила глаза Надежда и ещё больше приняла меня душой, судя по взгляду и расползшейся навстречу груди. – Так я же и говорю: барын. Туды к нему не подступись, – закивала она. – Глава просил коров не пугать самолётом, как бы не так – летает! Маршырут, говорит. Девки в клуб приглашали, куды ж! В магазин зашёл как-то, нос воротил, мол, грязно и колбаса не та – почему в деревне молоко не домашнее и зачем сметана в пластике. Санитарами грозил, теперь мыть приходится. Тёмку, деверя моего, уволил за то, что раз всего на работу выпимши явился! А кто не выпивает? Сарай чинить – не зерно собырать! Ни с кем не знается, одно слово – барын!
Мои глаза загорелись.
– Ага, то есть и ваш деверь Тёма, и глава посёлка, и владелец магазина, и продавщица, и девушки местные, все вы не любите этого спесивого поклонника феодализма? – заинтересовалась я.
– А чыво ж его любыть? – сложила руки на животе Надежда.
У меня на душе стало хорошо, как от сливочного масла с мёдом.
– Так приятно познакомиться с вами! – подхватила я под руку опешившую Надежду и затараторила: – Даже не представляете, как! А я подумала: домик такой милый достался, может дачу устроить? Скрываться мне не от кого, а недвижимость зря пропадает, я тут пару раз в детстве была, решила подышать воздухом предков, знаете ли. Жаль, чаем угостить не могу, печку включить не получается, но воды попить с батончиками милости прошу!
– А шо там с печкой? – оживилась Надежда и поторопилась освободиться. – Дай погляжу!
Я впустила её в дом. Оказалось, что просто был пуст газовый баллон. Но меня взяли на абордаж, утащили в третий дом второй улицы после кустов и сторожки. В гуле домочадцев, телевизора и хит-парада Русского радио из телефона волоокой громадной девицы по имени Оксана меня накормили борщом, поставили на стол что-то страшно спиртовое, в чём я решилась только губы смочить. И, кажется, приняли в семью. Мне стало тепло-о-о. И вольготно!
Всё-таки ничто не сплачивает незнакомцев, как общий враг! Тем более, если он Чупа-Чупс, Мессершмитт, Бабовоз и барин…
Я захмелела и расслабилась. Наконец, люди, благость! Наелась, как у бабушки. Ванёк радостно крутил на пальце спиннер, девица сидела в телефоне, муж Надежды – в футболе по телевизору, а сама хозяйка вываливала на меня ценную информацию о том, кто с кем и как у них в деревне, а я уже не воспринимала. Запомнилось только, что хлеб привозят по понедельникам, средам и пятницам. Но зачем мне хлеб? Там глютен. А я за ЗОЖ.
После стопочки мне хотелось спать и просто кивать головой. Надежда меня спрашивала и сама отвечала:
– В Москве же холод собачий зараз? Ай-яй-яй, а тута лето вон. В этом году особо раннее. И дорого наверное, цены не сложить? А таки скольки вот така прычёска на волосах? Да ты шо! А тапочки эти? Не, СПА у нас нету, но баня у Олифиренки хорошая. Пускае за деньги. Ой, смотрю, ты уже куняешь! Завтры увидимся! А зараз иди, Мила, иди. Вон прямо-прямо и в горку, не заблудишься.
Меня выпроводили за ворота, вручили одеяло, и я пошла, расслабленно тая, растворяясь в темноте, в песнях сверчков и мерном потрескивании цикад. Небо с большими звёздами, словно их выделили жирным на клавиатуре, раскинулось надо мной и было необъятным, чернильным. Пахло чем-то исключительно экологическим и травяным. Тьфу, это навоз! Чуть не наступила.
В спортивном худи стало прохладно, я накинула одеяло на плечи. И вдруг за пустой сторожкой увидела что-то большое и чёрное. Я замерла, моё сердце тоже.
Существо возвышалось над кустом и не шевелилось, поражая грандиозным, почти мистическим обликом. У меня ослабли коленки, захотелось сесть на корточки и спрятаться под одеялом, чтобы непонятное Оно меня не заметило. Но существо мотнуло головой и с характерным фырканьем тряхнуло гривой.
– Коник, – выдохнула я, и на душе отлегло.
Я подтянула повыше одеяло, чтоб не наступать на концы, и пошла к нему навстречу. Вороной конь что-то жевал и шелестел губами. Я приблизилась, увидела блестящие, как звёзды, глаза. Снова чувство мистическое и даже волшебное охватило меня, а с ним – настоящее благоговение перед этим огромным и таким природным существом, гораздо лучше приспособленным к травам, сверчкам и простору, чем я.
«Наверное, лучше обойти, лягнётся», – остерёг здравый смысл.
«А погладить?» – возразил самогон во мне.
Я шагнула ближе. Конь повернул ко мне голову и, мерцая влажными глазами, сказал приятным мужским голосом:
– Нехорошо такой красивой девушке бродить по ночам одной.
А?..
Глава 7
Милена
– Не хорошо такой красивой девушке бродить по ночам одной, – заявил конь и ласково фыркнул.
– А я же одна, – вздохнула я, когда удалось вернуть на место челюсть. – У меня никого нет.
– Совсем? Какая жалость, – кивнул конь.
– Нет, жалеть меня не надо! – упрямо мотнула я головой. – Я всегда выкарабкиваюсь. Сама. И сейчас выберусь.
– Похвальная стойкость, – сказал конь.
Я шагнула к нему и погладила шею.
– Ты красивый…
И вдруг от чёрной массы кустов отделилась мужская фигура и заявила голосом коня:
– Спасибо! Обычно я сам делаю девушкам комплименты.
Я расширила глаза, посмотрела на мужчину, коня, включила фонарь в телефоне. Конь шарахнулся в сторону и побрёл в ночные заросли. В ярком свете направленного луча незнакомец зажмурился и закрылся рукой.
– Не стоит так резко!
Я насупилась, подтянула выше одеяло и бросила:
– Самозванец!
И пошла гордо дальше, стараясь не покачиваться и не потерять одолженную спальную принадлежность. Гравий и сухая земля заскрипели под ногами, а я топала по ним, уверяя себя, что ничуть не боюсь. Меня догнали шаги, дыхание, присутствие.
Бархатистый голос произнёс:
– Это было забавно! С конями меня ещё не путали!