– Я тоже.
– Но ведь ты, а я никогда…
– Я видел твои пробы, Катрин только что мне их показывала. Хвалила.
Я почувствовала себя идиоткой, покраснела и пожала плечом.
– Правда? Но я же не умею, я просто расслабилась и думала, что меня выгонят к вечеру за несоответствие.
– Не выгнали. Пригласили пожить в дом к продюсеру, может без расшаркиваний, однако приняли в команду, а ты решила выгнаться сама?
– Нет, – замялась я, – прости. Столько совпадений, всё очень быстро и странно.
– Что странно?
– Всё, что происходит. Кажется, я была не готова. – Я стянула носок с канделябра, не зная, куда его приткнуть.
– Жизнь – вообще странная штука, сложно поддающаяся объяснениям, не замечала? Знаешь, когда я приехал на кастинг из Твери и был три тысячи трёхсот сорок пятым, я так легко не сдался. Мне было семнадцать, в кармане пара штук, и одни кроссовки с джинсами на все времена. Но я спел и сказал: «Возьмите меня, вы не пожалеете».
– И они?
– Посмотрели внимательнее и взяли.
– Сам не жалеешь об этом?
– Ты серьёзно? Нет, конечно. Я пахал, пашу и буду пахать, чтобы добиться того, чего хочу. Моя работа – это мой кайф.
– Но ты уже выиграл международный конкурс.
– Это только первый прыжок с трамплина. Приземлиться я планирую в Голливуде и с Грэмми в руках.
– Ого…
– А Катрин Беттарид – вторая, кто поверил в меня после учителя по аккордеону в музыкальной школе. Она ни капли не ангел, местами стерва и тиран, но она гений продюсирования. Она слышит музыку, видит людей, ловит тренды и не успокаивается на этом. Ей нужно больше! Значит, болота не будет! К тому же Катрин независима, умна и до неприличия богата. Мне повезло, что её занесло на родину предков именно на тот самый конкурс. Совпадение? Судьба? Какая на хрен разница? Я решил не выбрасывать свой шанс, как мусор, а ты… Уговаривать не буду.
Он стоял у двери с явным разочарованием на лице, не выпуская из пальцев вычурную ручку двери. Ощущение, что сейчас он выйдет, и я не увижу его больше и не почувствую, вдруг окрасилось страхом, гордость отступила на второй план.
– Жаль, – выдохнула я, замирая, – что не будешь. Всегда хотелось, чтобы меня поуговаривали.
Он усмехнулся.
– Выбирай сама.
– Ты зашёл, чтобы… – я запнулась, подбирая верное слово. В голове крутилась всякая глупость.
– Пригласить тебя поужинать и прогуляться. Но, видимо, зря.
– Я очень хочу есть, – призналась я, вспоминая невкусное печенье и кофе часа два назад.
– Я тоже ещё не обедал.
– Тогда идём?
?
Ночной Париж создан, чтобы примирять и ставить всё на свои места. Мы брели в направлении Лувра, внезапно восставшего перед нами светящимся чудом света и также быстро пропавшего, когда мы пересекли площадь и направились от Шателе к Риволи. Группки парней, громкие споры; молодёжь прямо на асфальте перед гротескной громадиной центра Жоржа Помпиду, ночные павильоны со всякой всячиной, фонтаны, переходы, похожие на крыло динозавра.
Огоньки окон, запахи кофе и китайских специй из забегаловок с прилавками с горками отчаянно зажаренных креветок на шпажках, куриных крылышек в соевом соусе и всех видов риса; звуки сирен и гул машин, обрывки музыки из-под ярких пятен кафе, забитых под завязку. Ловко шныряющие официанты между круглыми столиками; посетители, занявшие все стулья лицом к улице и вызывающие зависть моего прилипшего к спине желудка.
Наконец, нашли себе место и мы. Заказали что-то незатейливое. Финн отошёл очень быстро и начал шутить так, словно никакой размолвки между нами не было, и это чувство – что мне легко с ним и хорошо, и что я знаю его тысячу лет, закрепилось в душе прочным якорем. Он так заразительно улыбался! Я совершенно растаяла, решив, что буду ему верить. В конце концов, это приятно…
?
– Сколько тебе лет? – спросил Финн, игриво крутя в пальцах вилку.
Огоньки иллюминаций на столбиках уличного кафе отражались в его глазах, как новогодний праздник.
– Двадцать три, а тебе?
– Двадцать шесть, я старше. И кем ты работала в своей прошлой жизни?
– Я и в прошлой, и в настоящей жизни историк, – соврала я, вдруг не желая говорить такое социально не значимое «секретарша». – Просто в отпуске.
– Оу! Неужели сидишь над бумагами в пыльной библиотеке в старинных чёрных нарукавниках и в сексуально сдвинутых на нос очках выискиваешь никем не найденный исторический факт?
– Почти.
Я рассмеялась, а Финн продолжил рассыпаться лукавым фейерверком улыбок и искорок:
– Я угадал, я молодец! Так и представляю, как ты гонишься за фактом с лупой по огромной старинной книжке, а эти коварные мелкие буковки убегают от тебя, крича: – Финн презабавнейше сымитировал писклявый голос мультяшек: – «О нет, Боже! Она нашла нас! Спасайся, иначе она получит Нобелевскую премию!»
От смеха у меня выступили слёзы, и я, тщетно пытаясь быть строгой, заявила:
– А вдруг я не книжная крыса, а русская Лара-расхитительница гробниц?
Финн смерил меня взглядом. Заглянул под стол, осмотрел с обеих сторон. И мотнул головой:
– Неа. Во-первых, не русская. Во-вторых, все мумии восстанут при виде такой короткой и соблазнительной юбочки, и тогда уже придётся убегать тебе: «А-а-а! Не ловите меня! Я историк, а вы артефакты, это я за вами охочусь! Ой, помогите, они тянут меня в склеп!»
Я подыграла ему, изобразив внезапную радость:
– Вау! Как я люблю склепы! Да это же сокровища инков! А что в следующей гробнице?! Жезл фараонов? Йухуу, только его я и искала!
Недружелюбный официант пялился на нас, а мы хохотали, как школьники. Финн вдруг взял меня за руку, посмотрел мягко и обволакивающе:
– А ты забавная.
– Я? Да. А почему ты решил, что я не русская? – тут же притихла я, ощущая тепло его руки, в которой моей стало очень хорошо.