Останься со мной

– Назло?

– Нет. От мусора избавлялась.

До меня постепенно начинает доходить, что ни черта она не такая же, как и прежде. Жестче стала, взрослее. Раньше не мог просчитать ее поступки, потому что дичь творила несусветную, теперь же не могу прочитать, потому что закрыта.

Чего-чего, а закрываться Вознесенская точно не умела. Пожар, цунами, брачные игры розовых пони – все как на ладони было. Теперь нет. Теперь она…чужая. Я не чувствую от нее привычного отклика и от этого поднимается дурацкое, обиженное разочарование. Будто ждал конфету, а ее нет, отдали другому.

– Ты так и не сказал, что здесь делаешь.

Я молча рассматриваю ее, испытывая какую-то дикую тоску. Мне чертовски не хватает того, другого Ежика.

– Я не знаю, – жму плечами, – просто увидел тебя снова и захотелось…посмотреть поближе.

– Без проблем. Смотри, – поворачивает лицо в одну сторону, потом в другую, – ну как? Все в порядке?

Она меня бесит.

– Так себе.

– Прекрасно, – пропускает мимо ушей мою убогую шпильку, – теперь, когда твое любопытство удовлетворено, я надеюсь, что ты уедешь и больше никогда не появишься на моем горизонте.

Посылает она, как и прежде, с душой. Хоть это не меняется.

– А то что?

– Да ничего, Демид, – Лерка разводит руками, – просто ничего. Ты мне не интересен. Я не хочу тебя видеть. Вспоминать прошлое – тем более.

– Думаешь, я хочу? – цежу сквозь зубы.

– Понятия не имею, чего ты там хочешь. Но меня это не касается. Поэтому будь добр, не появляйся тут больше. Не следи за мной, – она поднимает указательный палец, обрывая мой протест, – мне это не нравится. Иди к своей Вобле…Или как ее там. А меня просто оставь в покое.

Говорит, а на лице ни одной эмоции. В глазах пусто. Мне даже хочется ее встряхнуть, чтобы разозлилась. Не хватает той самой дури, которая раньше кипела и безудержно выплескивалась наружу.

– Ты переоцениваешь…

– Да-да, я помню, – бессовестно перебивает и щелкает замком, – надеюсь, мы поняли друг друга, и я больше не увижу тебя тут?

И ведь не шутит. Никакого кокетства, никаких игр. Холодная просьба. Что ж так тяжело дышится, а?

– Конечно, не увидишь, – я снисходительно хмыкаю. Вполне искренен, и даже верю самому себе, – любопытство удовлетворено.

– Вот и чудесно, – Лера скупо улыбается, – счастливо оставаться.

Руку на отсечение даю – она облегченно выдохнула. Будто избавилась от досадной проблемы. Это царапает.

– Цветы забыла! – напоминаю, когда она уже на улице и хочет закрыть дверь.

– Дарю. Тебе они нужнее, – не оборачиваясь, фыркает и уходит.

А у меня внутри не пойми что творится. Злюсь, бешусь, задыхаюсь от иррационального бессилия и разочарования. Мне не понравилась наша встреча. Я после нее в полном раздрае и чувствую себя обделенным.

Я ждал другого. Других слов, других взглядов, а получил только холод.

Хотя с чего должно быть иначе?

Все правильно. И Лерка молодец, что не начала жевать сопли и рыдать у меня на груди. Но, черт подери, почему так тошно? Мне кто-нибудь может это объяснить?

Смотрю на ее ромашки. Они меня раздражают самим фактом своего существования. Стаскиваю их с приборной панели, сдуваю насыпавшуюся желтую пыльцу и пестики-тычинки обвалившиеся с цветов.

Засранка! Специально ведь кинула!

Внутри букета торчит карточка, украшенная до тошноты банальными сердцами и плюшевыми медведями. Конечно, я ее достаю и читаю.

«Самой прекрасной девушке на свете. Считаю минуты до нашей встречи. Твой А»

Руки оторвать этому А. И ноги. И то, что между ними. Что это вообще за романтическая бредятина? Я уже хватаюсь за телефон, чтобы связаться с безопасниками и натравить их на Вознесенскую. Узнать все про нее, про этого неведомого А.

Еле останавливаюсь. Бью себя по рукам и откидываю мобильник на сиденье. Нельзя! Бессмысленно! А я не делаю того, в чем нет смысла. Я, мать его, оплот логики и здравомыслия!

Срываюсь с места, но возле мусорных бачков бью по тормозам и вышвыриваю в них дурацкие ромашка.

Лерка снова вывела меня из себя, но похоже теперь ей на это совершенно плевать.

Глава 4

О-о-о, как меня трясет. Мои бедные рученьки и ноженьки ходят ходуном, а зубы стучат так, что слышно на другом конце улицы.

Я видела Барханова. Барханова, мать его! На расстоянии вытянутой руки. Сидела рядом с ним, дышала одним воздухом. Если бы захотела – могла прикоснуться. Ну или по крайней мере отхлестать веником по морде.

Я честно пыталась уйти и сделать вид, что не заметила его. Ладно, первый раз удалось – в пятницу для себя решила, что он что-то забыл в агентстве или ждет свою сушеную даму сердца. Но сегодня, меня аж тряхнуло, когда увидела его у крыльца.

Он реально думал, что не замечу? Или что настолько тупа, что не смогу понять, что это он, потому что машина новая, незнакомая? Так я не то, что поняла, я почувствовала, каждой клеточкой, еще до того, как увидела. Перетряхнуло так, будто к проводам подключили и двести двадцать врубили.

Уже почти ушла. Даже до остановки добралась и была готова забраться в маршрутку, но не смогла. Вернулась. Потому что надо было сказать, надо было поставить точку, пока она не расползлась муторными многоточиями.

Вроде удалось отыграть роль каменной стервы? Удалось ведь, да? Я старалась изо всех сил, несмотря на тот бедлам, что творился внутри. У меня такого гремучего коктейля в жизни не было. Когда идиотская радость, смешивается с ненавистью и желанием убивать. Все это поверх совершенно неуместного томления внизу живота и трепещущих коленок.

Но всю эту чушь перекрывал страх, что он узнает про Макса, и тогда наступит Армагеддон. Только сын и позволил удержаться на плаву.

Когда мы с Демидом расстались я долго думала, говорить или нет о ребенке. Не сказала. Потому что не доверяла. Чего ждать от мужчины, который привык всех прогибать под себя? Он бы меня наизнанку вывернул, а потом бы равнодушно смел останки под коврик и пошел дальше. Я и так еле пережила наш разрыв. Столько слез, столько боли и обиды – хватит на всю оставшуюся жизнь.

Поэтому промолчала. Чтобы защитить себя, свою семью, ребенка. Может, это была ошибка? Не знаю. Но выбор сделан и отступать поздно.

Когда выбираюсь из его машины, у меня пластилиновые ноги и хребет. Кажется еще немного и стеку на асфальт. Но иду. Упорно шагаю вперед, не позволяя себе оборачиваться, хотя чувствую, что он смотрит.

Зачем он смотрит?! Какой смысл смотреть сейчас, когда столько времени прошло? И ничего не изменить?

Ухожу. Не оборачиваясь. Как когда-то ушел он.