Халцедоновый Двор. И в пепел обращен

Дивные, попадавшиеся навстречу, уступали дорогу, почтительно кланяясь и королеве, и ее смертному принцу. Окончательно привыкнуть к этому Энтони не мог до сих пор. В те времена, когда старый король Яков учредил титул баронета и принялся торговать дворянскими грамотами, дабы пополнить отощавшую мошну Короны, богатый отец тоже купил себе наследственное рыцарство, однако почестей, оказываемых принцу, сей ранг отнюдь не заслуживал. Да, в переходе от положения к положению он практиковался не первый день, но почести сродни королевским неизменно заставали его врасплох.

Пройдя сквозь изящную арку, они оказались в ночном саду. Здесь, вопреки всем законам природы, буйствовала растительность: благодаря беззаветным стараниям дивных садовников, вокруг пышно цвели фантастические цветы и в любое время года зрели самые разные фрукты. Отчасти из-за близости ночных садов Луна и предпочитала малый приемный зал главному, более величественному, где стоял ее трон. Она часто гуляла по извилистым садовым дорожкам, когда в компании, а когда и одна, внимая игре музыкантов или журчащим напевам Уолбрука. Что до Энтони – у него, к сожалению, редко находилось для этого время.

Едва они вышли в благоухающую прохладу садов, звезды над их головами взвихрились водоворотом, и созвездия волшебных огоньков слились в единую массу – в фальшивую луну.

– Насколько я понимаю, тебя что-то тревожит, – заговорил Энтони.

Пальцы Луны крепче стиснули его предплечье.

– Не что-то, а кто-то. Попробуешь угадать?

– Возможных подозреваемых только двое, – с кривой улыбкой отвечал Энтони. – Я бы сказал, Никневен.

– А я едва ли не жалею о том, что это не так.

Мрачность ее ответа казалась странной. Подобно дивной Англии, дивной Шотландией правил не один королевский двор, и разногласия с северными монархами у Луны нет-нет, да возникали. Однако Гир-Карлин Файфская была постоянной занозой в ее боку. Ненависти к Халцедоновому Двору и ко всему, за что он ратовал – то есть, к тесному согласию дивных и смертных, – Никневен отнюдь не скрывала. Не раз и не два угрожала она убить Энтони или проклясть весь его род вплоть до девятого колена.

Одним словом, лично ему раздоры с Ирландией казались куда предпочтительнее.

– Тогда о сути дела я, пожалуй, догадываюсь, – сказал он.

Выпустив его руку, Луна отошла к краю дорожки – к каменной вазе с цветущей лилией. Безукоризненно белые лепестки цветка потемнели, точно окровавленное горло, и королева погладила их кончиком пальца.

– В один прекрасный день какому-нибудь сообразительному малому из тех краев придет в голову убить Уэнтворта.

– Не настолько они глупы, – встревожился Энтони. – Гибель королевского наместника в Ирландии… от этого им станет только хуже.

– О, в самом деле, некоторые – некоторые! – из них это понимают. Но ведь тут довольно всего одного воина, одной горячей головы, одного гоблина, вздумавшего попроказничать…

Сзади приблизилась стайка придворных дам – словно птицы в украшенных самоцветами перьях и элегантных полумасках. Луна со вздохом двинулась дальше, к фонтану, где опустилась на скамью, а ее леди устроились неподалеку, дабы подслушивать исподтишка.

– Эоху Айрт сказал, что его темерские господа располагают сведениями, которые я непременно пожелаю узнать. Нужно придумать, чего бы еще он мог захотеть взамен.

Энтони присел на край чаши фонтана и оперся ладонями на прохладный мрамор. Вода обрызгала спину, однако розовый дублет из простой саржи вполне мог это пережить. Одевался он не элегантности ради.

– При дворе Уэнтворт непопулярен. Его отношения с королем неустойчивы: Карл не слишком ему доверяет, однако поддерживает, так как он – один из немногих дельных людей среди слуг Короны. Поговаривают даже о его намерении сделать Уэнтворта пэром. Однако врагов у лорд-лейтенанта полным-полно, не только в Ирландии, но и среди англичан. Его влияние на короля не по нраву многим. Возможно, его падение не за горами.

– Но изменит ли это хоть что-нибудь для Ирландии?

Вопрос был явно риторическим. Раздраженно взглянув на расшитый носок башмачка, Луна вновь устремила взгляд к Энтони.

– Итак, что привело тебя вниз? В последний раз ты говорил, что хочешь проводить побольше времени с леди Уэйр и новорожденным сыном. Как он поживает? Быстро ли растет?

Очаровательная забота! У дивных дети рождались так редко, что юные смертные приводили их в восхищение.

– Робин растет здоровым и сильным – несомненно, благодаря твоему благословению.

Трое детей, и ни одного не сгубили детские хвори… Энтони понимал: самые набожные непременно сказали бы, что за эти благословения он продал душу, якшаясь с дивными, – но, видя благополучие семьи, полагал сию цену невысокой.

Луна сузила глаза.

– Но ты, похоже, пришел не затем, чтоб поговорить о сыне. Тогда для чего же? Ты так целеустремленно вошел в зал…

– Есть кое-какая возможность, – признался Энтони. – Вполне способная улучшить твое расположение духа.

Придворные дамы подались вперед, чтоб лучше слышать.

– Война с Шотландией, – продолжал он, – идет из рук вон плохо. Карл послал туда армию, чтоб усмирить ковенантеров, однако из-за нужды в деньгах армия разваливается по швам. Поэтому он просит Сити о ссуде.

– Опять?! – негромко ахнула Луна, повторив его отклик на сообщение Соама, точно эхо. – Похоже, попрошайничество вошло у него в привычку, а королю это вовсе не подобает.

Отказать ей в правоте было бы невозможно даже при всем желании.

– Но отчего ты пришел с этим ко мне? Ссуда, выданная золотом фей, делу вряд ли поможет.

– Разумеется, разумеется. Я намерен не давать ему ссуды вовсе.

Королева устремила на него немигающий взгляд. Казалось, весь ее образ отлит из серебра, инкрустированного самой темной на свете лазурью. Энтони терпеливо ждал, предоставляя ей время оценить возможные последствия.

Наконец статуя вновь возвратилась к жизни.

– Уверена, у тебя есть на то причины, – сказала Луна. – Ты разбираешься в финансах Сити лучше меня. Однако взгляни на вещи шире: если ковенантеров не удастся одолеть сейчас, в будущем они станут еще сильнее. В Лондоне им уже сочувствуют слишком многие, и нам они враждебны.

Это «нам» имело множество возможных значений, в зависимости от случая. Порой так именовала себя сама королева. Порой это слово означало всех лондонцев – и на земле, и под землей. На сей раз оно, несомненно, значило нечто среднее, а именно – дивных Халцедонового Двора. Насколько Энтони знал, города дивных рядом с городом смертных не было больше нигде во всем мире: другие волшебные королевства располагались вдали от человеческого жилья.

Все это делал возможным Халцедоновый Чертог. Отражение домов и улиц Лондона, залы и коридоры огромного подземелья надежно хранили обитателей от звона церковных колоколов и холодного железа верхнего мира. Однако дивные время от времени выбирались наружу, и предпочитали видеть навещаемый мир если не дружественным, то хотя бы нейтральным.

Самые фанатичные из протестантов – пресвитериане и не признающие официальной церкви «благочестивые», прозванные врагами «пуританами» – от нейтралитета были весьма и весьма далеки. Эти считали всех дивных бесами, а Шотландия под их властью сделалась краем суровым и неприветливым. Рост их влияния в Англии станет чувствительным ударом по местным дивным.

– Это я понимаю, – сказал Энтони. – Однако тут есть и другое соображение. Король отчаянно нуждается в деньгах. Его судьи и стряпчие уже отыскали все возможные лазейки, все забытые, вышедшие из употребления статуты, которые могут принести ему хоть какой-то доход – и корабельную подать[12 - Корабельная подать (или корабельные деньги) – старинная повинность прибрежных графств снаряжать для обороны страны определенное число военных кораблей. В период единоличного правления Карл I превратил ее в денежный сбор и пытался распространить на внутренние графства страны.], и рыцарскую повинность[13 - Рыцарская повинность (или «опись рыцарского имущества», англ. – Distraint of Knighthood) – закон, обязывавший всех землевладельцев, имеющих определенный ежегодный доход, присутствовать на коронации, чтоб быть посвященными в рыцари. Воспользовавшись этим законом, давно вышедшим из обихода, но и не отмененным, Карл I обложил крупными штрафами за уклонение от принятия рыцарского звания всех, кто, подпадая под действие закона, не явился на его коронацию.]… он даже продолжает взимать потонный и пофунтовый сбор, не имея на то никакого законного права[14 - Пошлина на привозное вино и процент со стоимости любого ввозимого в страну товара, форма субсидий в пользу Короны, являющихся не обязанностью, но добровольным даром подданных. Назначение потонного и пофунтового сбора находилось в компетенции английского парламента. Карлу I права на данный сбор предоставлено не было, однако король продолжал взимать данный сбор без согласия парламентариев.]. И этого все еще мало.

Луна приподняла подбородок. Быть может, она уже понимает, куда он целит? Да, на ее лице не имелось даже намеков на возраст, однако на трон она взошла еще до рождения Энтони, а уж за политические игры взялась и того раньше.

– Не сумев получить денег от Сити, – пояснил Энтони, – он будет вынужден созвать парламент.

Неподалеку, в ветвях ивы, запел соловей. Придворные дамы были слишком хорошо воспитаны, чтобы шептаться друг с дружкой, в то время как их королева погружена в молчаливые раздумья, и потому лишь многозначительно переглянулись. Тех, кто не разбирался хотя бы в основах политики смертных, Луна при себе не держала.

– Отчего же ты пришел с этим ко мне? – наконец спросила она.

– Мне нужна твоя помощь.

Немедленного отказа не последовало, и это весьма обнадеживало.

– Сказав, что не намерен давать королю ссуды, я говорил о желаемом результате. Однако я думаю, борьба будет нелегка. Городской совет, несомненно, проголосует против, но мне хотелось бы, чтоб против короля выступили и олдермены. Пенингтону и прочим эта война отнюдь не по нутру.

– Так устрой это сам. – Слова Луны прозвучали сухо, точно треск раскрытого веера. – Ведь у тебя, несомненно, есть способы убедить коллег в своей правоте.

Смущенный резкостью отповеди, Энтони поднялся с края фонтана, выпрямился и мягко пояснил: