Мир Аматорио. Разрушенный

– Ты правда думаешь, что я забыл про твой день рождения? – спрашивает Киллиан, и я замечаю промелькнувшее подозрение в его взгляде.

– Я так не думаю, – признаюсь я.

Мои слова искренние и честные. Я провела с Киллианом достаточно времени, чтобы сделать о нем несколько выводов.

И вот самый первый и главный: Киллиан способен без усилий распознать ложь.

– Закрой глаза, – вдруг требует он. – И отвернись от меня.

– Что?

– Ты слышала, что нужно сделать.

Вывод о Киллиане номер два: лучше не вступать с ним в конфронтацию.

Я опускаю веки и поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Сквозь опущенные веки слышу шуршание шин, а затем звук работающего механизма. Он напоминает мне запущенный аппарат: что-то между газонокосилкой и бормашиной у дантиста.

От последней ассоциации я замираю и задерживаю дыхание, пытаясь сохранить спокойствие.

– Теперь открой глаза.

Я выполняю то, что велит Киллиан, и вижу перед собой фургон. Он припаркован на подъездной дороге в нескольких футах от нас. Его задняя металлическая дверь раскрыта, но я не могу рассмотреть, что внутри. Наружу выдвигается нечто похожее на автомобильную эстакаду. Именно от нее исходил звук, заставляющий меня нервничать минуту назад.

Когда ее порог касается земли, внутри фургона загорается свет. Я смотрю перед собой и не могу в это поверить.

– Киллиан, – говорю я, и от волнения мой голос немного дрожит. – Что происходит?

– Это твой подарок, – просто отвечает Киллиан и встает рядом со мной. – От меня и от Фрэнка.

Подарок?

Разве эта крутая навороченная штуковина со сверкающими глянцевыми боками, плавно преходящими в низкий спортивный капот, может быть подарком?

Определенно, что нет.

– У меня нет слов, – растерянно произношу я.

– Тебе и не нужно ничего говорить, – заявляет Киллиан. – С днем рождения, Рене. Это последняя модель Koenigsegg Agera RS.

– Вы сумасшедшие! – восклицаю я. – У меня нет водительских прав. Я врежусь в ближайший парковочный столб Мельбурна!

– Теперь у тебя появился отличный повод научиться водить, – добавляет Киллиан. – И тебе лучше научиться это сделать. Не хочется праздновать твой следующий день рождения c розовым гробиком вместо тебя.

– Я не люблю розовый, – возражаю я.

– Знаю, – усмехается Киллиан. – Но разве у мертвеца есть право выбора?

Вывод о Киллиане номер три: у него своеобразный черный юмор. Пожалуй, в этом пункте мы с ним похожи.

Я смотрю на черную спортивную машину, а затем не выдерживаю и обнимаю Киллиана. Кажется, какая-то непробиваемая часть внутри него рушится, потому что он сдержанно сцепляет руки за моей спиной. Я прижимаюсь щекой к его груди, чувствуя умиротворение.

Спустя несколько секунд за моей спиной раздается деликатное покашливание:

– У меня тоже есть подарок.

Я оборачиваюсь и вижу Оука. Он вручает мне небольшую коробочку, перевязанную шелковой красной лентой.

– С днем рождения, Рене.

– Спасибо, – я широко ему улыбаюсь.

– На твоем месте я бы не стал принимать подарок от Оука, – наклонившись, шепчет мне в ухо Киллиан. – Кто знает, откуда он его стащил.

Не обращая внимания на замечание Киллиана, я развязываю ленту и открываю коробочку. Внутри лежат золотые часы известного бренда.

– У кого ты украл их? – тут же спрашивает Киллиан.

Оук остолбенело на него смотрит, в его взгляде появляется суровость.

– Во-первых, на часах бирка. А во-вторых, продавец сказал, что это последний писк моды.

– Понятно, – угрюмо отзывается Киллиан. – Значит, ты дождался, пока за них кто-то заплатит, а затем…

– У меня достаточно денег, чтобы позволить купить часы от Rolex, – вспыхивает Оук и после этого переключает внимание на меня. – Не бери в голову, Рене. У меня есть чек. Эти часы не ворованные.

– Спасибо, – только и могу выдавить я.

Я стараюсь окончательно не расплакаться. Кто бы мог подумать, что в моей жизни появятся столько людей, которые захотят сделать меня счастливее.

– Не плачь, – неожиданно говорит Фрэнк. Я и не заметила, как он успел выбраться из машины.

Фрэнк подходит ко мне и в сдержанной отеческой манере кладет руку на мое плечо.

– Ты – Рене Гросс, – он пристально на меня смотрит. – Ты – одна из нас. А мы плачем только в двух случаях: когда кто-то из нас рождается и когда кто-то из нас умирает.

Мне сложно сдерживаться, поэтому я подношу руку ко рту и тихо всхлипываю в ладонь. Никогда бы не подумала, что люди, которые с легкостью могли меня убить, станут для меня самыми близкими.

И именно они прогнали всю боль и ужас, которые преследуют меня после одной проклятой ночи в Бостоне.

– Я распорядился, чтобы твою машину отогнали в гараж, – сообщает Фрэнк и переводит взгляд на Киллиана. – А сейчас нам нужно поторопиться. Мы продолжим празднование в Нью-Йорке.

Шмыгнув носом, я вытираю глаза и забираюсь в машину. Фрэнк садится в соседнее кресло, а Киллиан занимает место на переднем сиденье. В салоне пахнет кожей и пряным парфюмом Фрэнка. Оук устраивается за рулем, и как только мы отъезжаем, Фрэнк отдает мне папку.

– Здесь паспорт и досье на Рене Гросс, – коротко резюмирует он. – Ознакомься с ним во время перелета.

Я киваю и прежде, чем открыть документы, обращаюсь к Киллиану, слегка коснувшись его плеча:

– Я так и не поблагодарила тебя за платье. Оно потрясающее.