Кавказские каникулы

Так в конце июля 1914 года Анна покинула Константинополь. Уезжала на месяц, а исчезла с лица земли на целых пять лет. Словно Понт Эвксинский[76 - Понт Эвксинский (?????? ????????) – букв. «Гостеприимное море», древнегреческое название Черного моря.] разверзся и поглотил ее, а Симплегады[77 - Симплегады (???????????) – в древнегреческой мифологии блуждающие скалы при входе в Понт Эвксинский, сталкиваясь, они уничтожали корабли.] сомкнулись за ее спиной.

– 3-

– Будь осторожна, не перегибайся через борт! И как только доберешься, сразу напиши, поняла?

Медленно, торжественно и величаво отходила «Сицилия» от Галатского причала, а мать кричала с берега. На самом деле матери не стоило беспокоиться, ведь она передала Анну из рук в руки капитану. Но у нее было тревожное предчувствие. Она ощущала что-то ненормальное и дурное. Как такое может быть – ни с того ни с сего, за месяц до начала занятий и накануне войны сдернуть ребенка с места и отправить его разъезжать по россиям!

Стоя на палубе, Анна ловила последние лучи заходящего солнца и не видела ничего, кроме кружевной пены за бортом. Она не слышала ничего, кроме биения двух сердец – своего и пароходного.

Внезапно с азиатского берега Босфора донесся вопль муэдзина: «Аллах-ху экбер…»

Дворец Бейлербейи[78 - Дворец Бейлербейи – летняя резиденция султанов Османской империи, расположенная на азиатском берегу Босфора.], Кандили[79 - Кандили – один из районов на азиатской стороне Босфора.], а напротив, на европейской стороне, – Арнавуткёй[80 - Арнавуткёй – пригород Стамбула на европейской стороне Босфора.], район, где располагается и колледж Анны. Ах, да вот же он! Анна достает платочек и машет. Вот он, на вершине холма. Над деревьями возвышаются новые корпуса колледжа. Внизу, на набережной – подготовительное отделение. А вот и тысячелетние каштаны, высаженные вдоль дороги, вот и лабиринт, в центре которого скрывается баскетбольное поле.

Когда же с парохода показался Румелихисар[81 - Румелихисар, Румелъская крепость – крепость, возведенная на европейском берегу Босфора в 1452 г. для штурма Константинополя.], платка стало недостаточно. Анна сняла шляпку и принялась махать ею изо всех сил – на вершине этого холма находится Роберт колледж[82 - Роберт колледж (Robert College) – основанная в 1863 г. американская частная школа в Константинополе.].

– Деспинис[83 - Деспинис (?????????) – обращение к незамужней девушке (греч.).]…

Анна вздрогнула. Обернувшись, она увидела элегантного пожилого господина, который, поклонившись, протянул ей руку.

– Позвольте! – сказал он по-французски. – Держитесь, корабль качает.

Корабль ничуть не качало, да если бы и качало, Анна вряд ли стала бы беспокоиться. Но она смутилась и схватилась за локоть старика. Тем более вид его был таким испуганным, а на лице была изображена такая скорбь, что Анна предположила, что это у него самого кружится голова и поддержка нужна ему, а не ей. В итоге она взяла старика под руку и покровительственно улыбнулась ему.

Анна состояла в Американском обществе защиты животных, девиз которого гласил: «Я стремлюсь быть милосердным ко всему живому и защищать все живое от жестокого обращения». Анна и защищала всех – зверей, стариков, детей, вплоть до птиц. Зимой она забиралась на деревья в лесу по соседству с колледжем и развешивала на ветках куски сала и орехи для птичек.

А сейчас старик, опираясь на нее, предлагает ей прогуляться по палубе. Что ж, почему нет! Уже начало смеркаться и, по мере приближения к Каваки[84 - Каваки – Анадолукавагы (Anadolu Kavagi), район провинции Стамбул в месте слияния Босфора с Черным морем.], стала ощущаться качка. Можно было сказать, что начинался шторм. Вскоре ударила рында к ужину, и Анна, под руку со стариком, вошла в кают-компанию.

Все блюда были невероятно вкусны. Конечно, в то время очарованная душа Анны воспринимала все в превосходной степени. Прекрасен был капитан-итальянец, посадивший ее за стол рядом с собой, великолепны были и старший официант, и сидевший напротив турецкий офицер. Чудо как хорош был и майонез.

Когда все поднялись из-за стола, старичок вновь подошел и протянул руку: «Позвольте…» Анна берется за его локоть, и они продолжают прогулку по палубе. Вновь старик опирается на Анну, Анна вновь сжимает его локоть, и так, поддерживая друг друга, они трижды обходят палубу по кругу. Наконец, Анна утомилась и заметила деликатно, что хочет спать.

– Баюшки? – спросил старик.

– Баюшки, – рассмеялась Анна.

Дальше было так. Где только этот старый человек нашел столько сил, чтобы броситься на нее, схватить ее в объятия и попытаться поцеловать. И чтобы при этом на палубе не оказалось ни души, а Анна к тому же споткнулась, и старик еще больше разбушевался, будто в ухо ему влетел слепень. Анна изловчилась и ударила его коленом в живот. Старик тут же упал и неподвижно распростерся посреди палубы.

– На помощь! – кричит Анна. – Я убила человека!

Сбежались горничные, стюарды, народ. Среди прочих – католический монах, он принялся успокаивать дрожавшую всем телом Анну.

– Дитя мое, – обратился он к ней. – Ты невинна, но будешь несчастна в жизни. Если ты окажешься на распутье, приди и постучи в мою дверь. Патер Петрос, дом иезуитов, Самсун.

И протягивает руки, чтобы отечески обнять ее и увести.

– А-а-а! – кричит Анна и кидается к капитанскому мостику.

Капитан и в самом деле оказался великолепным. Он напомнил Анне отца: курил трубку с тем же табаком, и, как и отец, тоже играл сам с собой в шахматы. Он позволил ей сколько угодно сидеть в рубке. Четыре дня морского путешествия для Анны остались незабвенными и закончились столь быстро, сколь быстро заканчивается все прекрасное.

На пятый день, еще до рассвета, «Сицилия» зашла в порт Батума. Дядя Алекос с тетей Клод ждали на причале.

И тогда Анна пережила величайшее в своей жизни потрясение.

– Голубушка моя, с приездом! – сказал дядя Алекос, целуя ее.

Ласковый дядя Алекос! Господи, помилуй! Анна изумилась.

Если бы погребальная маска Агамемнона[85 - Погребальная маска Агамемнона – золотая маска, датируемая 1550–1500 гг. до н. э. и обнаруженная Г. Шлиманом при раскопках в Микенах в 1876 г.] раскрыла уста и произнесла «голубушка моя», Анна бы не так удивилась. Это было первое потрясение. Вторым потрясением оказалась челюсть тети Клод. Странное дело, раньше ее челюсть не была такой. Как она могла так измениться? Прямо палеолитическая. Сорок тысяч лет эта квадратная челюсть ждала Анну на батумской пристани.

Если бы такая челюсть попала в руки Самсону, он бы убил еще лишнюю тысячу филистимлян[86 - Самсон убил тысячу филистимлян ослиной челюстью (Суд. 14: 15).].

Анна ужаснулась и раскаялась, что не послушалась матери и покинула Константинополь. Осторожно повернув голову, она проверила, не отчалила ли еще «Сицилия», можно ли мышкой проскользнуть на пароход, упасть в ноги капитану, умоляя его: «Спаси меня, Христа ради! Забери меня обратно!»

– Идем, голубушка! – повторил дядя Алекос, взял ее за руку и повел к стоявшему неподалеку экипажу.

На следующий день ранним утром они направились на вокзал.

– Что ж, – напутствовал их с тетей дядя Алекос. – Вы все поняли? Первую пересадку делаете в Баладжарах, запомнили? Не в Баку, а на предыдущей станции, в Баладжарах. Анна, повтори: Ба-ла-джа-ры. Браво! Бала-джары. Вторая пересадка будет на Кавказской. Вот вам и карта Кавказа, Анна, держи. Эти деньги положи в сумку – кто знает, что будет. Вот твой билет. Царь объявил всеобщую мобилизацию, в поезде может быть давка. Клод, у тебя все с собой? Хорошо. Идем!

После этого он поцеловал Анну и переспросил, помнит ли она, где им нужно пересесть. В Баладжарах они пересядут на владикавказский поезд, а на Кавказской – на поезд до Ставрополя.

– 4-

Анна, с трудом сдерживая слезы, шла между дядей и тетей. Втроем они окунулись в вокзальную толкотню и суматоху.

– Я хочу домой! – внезапно воскликнула Анна и начала плакать как маленькая.

Но кто ее услышит? Дядя с тетей уже захвачены потоком толпы, который тащит их в разные стороны.

– Держись за мой пиджак, не отходи! – кричит ей дядя. Кричит, а сам при этом удаляется.

И как взяться за пиджак, если ей не поднять даже руку, прижатую густой людской массой, которая расползается подобно квашне, когда ее переваливаешь из одной кадки в другую. Ноги Анны не касаются земли. Немалых усилий ей стоило зацепиться за дядин рукав, но, оказавшись возле вагона, она обнаружила, что держит за рукав татарина, похожего на торговца, у которого Локсандра покупала яйца. Дядя отстал, толпа оттеснила его к стене вокзала, откуда он подает какие-то знаки. Он что-то произнес, но Анна так и не поняла – не то он с ней попрощался, не то благословил ее, не то велел вернуться. Анна лишь ощутила, как кто-то подхватил ее, сдавив ребра, и она оказалась в вагоне. А тетя Клод как сквозь землю провалилась.

С оторванным воротником Анна попала в купе, где вплотную к ней сел какой-то черкес, так что ее спина касалась его груди, крест-накрест перевязанной патронташами. Свой маленький чемоданчик она крепко держала на коленях, а большой чемодан пропал, она понятия не имела, где он. Она пытается встать и освободиться от объятий черкеса, но вместо этого получает еще одного черкеса, тот сел ей на колени. Над головой болтаются ноги пассажиров, занявших верхнюю полку. И ноги эти смердят. Черкес, сидящий на коленях у Анны, пахнет конским потом. Те, кто чуть в стороне, пахнут кто чесноком, кто овцами, кто прогоркшим маслом – каждый соответственно своему происхождению и образу жизни.

Калмыки, карачаевцы, лезгины, абхазы, чеченцы, мингрелы, дикари из киргизских степей и казбекских орлиных гнезд… целая глава о Кавказе, которую она до отъезда успела прочитать в большом атласе.

Поезд тронулся, а вместе с его мерными движениями стала постепенно оседать и людская масса, люди начали находить свои руки и ноги. С колен Анны поднялся черкес, поднялась и она сама. Впрочем, на каждой станции ей приходится обороняться от новых захватчиков. Она начинает постигать на практике принцип естественного отбора, который на биологии разъяснялся по трудам Др. Уоллеса[87 - Альфред Рассел Уоллес (Alfred Russel Wallace, 1823–1913) – британский естествоиспытатель, одновременно с Ч. Дарвином разработавший теорию естественного отбора.]: «Непрерывное взаимоуничтожение… особи вынуждены развивать способность пускать корни, чтобы их было не выдернуть… Отращивать панцирь или чешую для защиты от непосредственной угрозы… Без костей или других подобных органов, без панциря, без достаточного веса не могло бы выжить ни одно живое существо…»

Погрузившись в размышления об основах жизни, она позволила времени идти своим чередом. Смеркается. Спотыкаясь, к ним в купе пробирается седой проводник с коробком спичек в руках и пытается зажечь фонарик над дверью.

На остановке в Тифлисе Анне удалось через окно купить бутылку лимонада, удалось и сходить в уборную, но после того в купе было уже не вернуться, так что она осталась в проходе. Спустя некоторое время погасли подслеповатые газовые фонарики, те, что зажигал проводник, а вскоре и рассвело. Анна озадачилась вопросом, где же она находится… Как бы это узнать? Она толкает смуглого носатого соседа с масляными глазами и вежливо спрашивает:

– Баладжары?

– Хи-хи-хи, – отвечает носатый, поправляет меховую шапку, закручивает ус и подмигивает ей.

Время проходит, железная дорога тянется дальше и дальше.