– У-у-у…
– Нашим бабушкам не разрешали учиться, и правильно. Зачем обычаи нарушать? Жена будет на работе, кто кушать будет готовить, убирать? Это уже не жена. Никто ее из нашего села не засватает.
– Непорядочная, что ли? – спросила бабушка.
– Не знаю, но говорят… – Салиха наклонилась к бабушкиному уху.
– Астагфирулла!
Все женщины в нашем селе были сплетницами. Когда Салиха пойдет к другим соседям, она будет сплетничать про нас.
* * *
Мне никто ничего не рассказывал. Но я слышала, как шушукалась бабушка с Салихой, ловила обрывки чужих разговоров, и много раз до меня доходило слово «свадьба». Я думала, они все говорят о дядиной свадьбе. Вышло по-другому – они говорили о свадьбе моей матери. Я ушам не поверила, когда подслушала новый разговор бабушки с Салихой.
– Курбановы сразу сыграют свадьбу, как только мы Хаджи-Мурада женим, – говорила бабушка. – Выше головы прыгать не будут, все скоромно сделают, у жениха это тоже второй брак. С первой женой они разошлись.
– Почему разошлись? – спросила Салиха, а я, сидя за занавеской, никак не могла понять – какое нам дело до свадьбы этих Курбановых.
– Детей у них не было, – ответила бабушка. – Говорят, вина со стороны жены.
– С Айшей им нечего боятся – вон у нее дочка есть.
– Хадижа с нами останется, – сказала бабушка, и у меня все внутри похолодело – они говорят обо мне и о маме! Это мама выходит замуж!
– Айша согласилась? – спросила Салиха.
– Это вопрос решенный, – сказала бабушка таким же голосом, каким говорила дедушке, какого барана надо зарезать.
– Такая обуза… – Салиха закачала головой.
– Что делать… – бабушка вздохнула. – Платье свадебное Надире купили, – она поднялась с подушки. – Завтра ей отнесем.
Салиха тоже подняла свой живот. Когда они ушли на второй этаж смотреть платье, я выскочила из-за занавески и побежала во двор. Мама выйдет замуж и уедет к Курбановым, билось в моей голове. А я останусь с бабушкой и дедушкой.
«Я люблю только маму!» – хотела кричать я.
Я знала, мама уедет, а бабушка будет каждый день меня бить!
Во дворе ходили куры. Я захотела забежать в курятник и разбить все яйца.
Однажды бабушка разрешила мне посмотреть, как из яйца вылупляется цыпленок. Мы вместе пришли в курятник. Яйца лежали в гнезде, и на одном появилась маленькая дырочка – это цыпленок бил яйцо клювом с другой стороны. Не знаю, что со мной случилось, я же говорю – во мне живет плохое, – я схватила яйцо и хотела его поцеловать. Но бабушка закричала на меня и ударила по лицу. Я бросила яйцо, и цыпленок умер. Я не хотела его убивать, я хотела играть с ним. Цыплята такие бывают красивые, когда без перьев, в желтом пуху. Я хотела потрогать их, пока они не превратились в противных куриц. Дедушка говорил, их нельзя брать на руки, пока они еще маленькие, и правильно бабушка сделала, что меня побила.
Я выбежала за ворота. Куда мне бежать? Я так хотела уйти из этого дома навсегда, но, кроме него, у меня не было другого. Я побежала на кладбище, потому что хотела умереть. Если я умру, думала я, меня все равно туда отнесут. Я больше не буду ничего есть, решила я, и умру от голода.
Сначала я хотела спрятаться на старом кладбище, но могильные камни там – узкие и низкие, я не могла за ними спрятаться. На новом кладбище я нашла высокий камень, села за него, и спине стало тепло – его нагрело солнце. Я сидела на земле, спрятавшись за камнем, и смотрела на облака. Надо мной проплывали бараны – целое стадо, слоны. Однажды папа купил мне футболку, на ней спереди был нарисован слон. Облака приходили и уходили. Я махала им рукой. Летом, когда солнце, они такие добрые. Еще я видела на небе свадебное платье – широкое, с обручем внутри, точно такое лежало на кровати в бабушкиной комнате. Интересно, мама тоже будет выходить замуж в таком платье, подумала я? Слезы потекли по моему лицу. У меня внутри все сдавило, я была как цыпленок, который не может вылезти из яйца. Я стала плакать еще сильней – так сильно, что у меня изо рта полез громкий плач, и я закрыла рот рукой. Потом я подумала про человека, который похоронен в этой могиле. Я даже не знала, мужчина это или женщина, потому что не умела читать. Наверное, представляла я, он лежит и думает – что она пришла на мою могилу плакать, я же ее не знаю, мы даже не родственники с ней?
Мне стало интересно, слышат ли покойники. Один раз я видела во сне папу, и он сказал мне, что все очень хорошо слышит. Он сказал, что разные покойники слышат разными частями тела – кто-то головой, кто-то телом, кто-то ногами, а кто-то руками. Мой отец слышал руками. Когда он это сказал, показал мне свои ладони. А чем слышит этот покойник? Я не знала.
– Мама замуж выходит и уезжает к этим Курбановым, – сказала я человеку, который был похоронен в этой могиле. – А я остаюсь с бабушкой и дедушкой. Бабушка меня не любит. Я тоже ее не люблю. У меня умер папа. Как ты, совсем умер. Я осталась с мамой. Почему она должна уехать? Зачем? Я тоже хочу умереть.
Я представила, как я умерла и осталась возле этого камня.
– Если бы ты знал, как я хочу умереть, – сказала я человеку, который был похоронен в этой могиле. – Ты можешь сделать так, чтобы я умерла прямо сейчас? – спросила я его. – Прошу тебя, сделай, да. Пусть они все пожалеют. И еще сделай так, чтобы мама к этим Курбановым не уезжала, – просила я, еще не зная, что скоро мое желание исполнится…
Меня никто не искал, и я стала думать о Махаче. Когда меня похоронят, представляла я, он придет на кладбище в своей красивой одежде и положит мне на могилу ветку цветущей черешни. Жаль, конечно, что я умираю не весной, тогда ему легче было бы достать ветку. Мне было так приятно думать о Махаче, что я даже перестала плакать и мечтала о нем.
Я не знаю, сколько времени я сидела у того камня, у меня же не было часов, но день изменился. Солнце начало заходить за гору. Сначала это бывает красиво – когда солнце заходит. Ты смотришь на дома, а у них на крыше – тонкое золото. Смотришь на горы, и кажется, что у них на вершине – золотая корона. Все так блестит, как золотое кольцо, цепочка или зуб. Но проходит время, наверное час, и золото уходит, приходит тень. А солнце, красное, как помидор, падает в дырку, которая получается между двумя горами. Что там, за этой дыркой? Я никогда так далеко не ходила. Иногда мы с дедушкой ходили гулять в горы. Шли-шли, а до тех гор так и не дошли. Мне хотелось пойти туда поздно вечером и обойти их, чтобы увидеть, как за ними лежит красное солнце. Спит на боку до утра.
Мой камень стал холодеть. Как я останусь здесь ночью среди мертвых, испугалась я. Нужно умереть, пока не наступила ночь.
– Ты можешь сделать так, чтобы я умерла прямо сейчас? – спросила я человека, чья могила это была.
У меня по спине побежали холодные мурашки. Я начала плакать. Из моих глаз вытекало столько слез, что даже небо расстроилось из-за меня. Облака уплыли, на их место приплыли тучи. Очень быстро вокруг потемнело, хотя ночь еще не наступила. Я услышала, как вдалеке по дороге пастух гонит коров. Их мычание доходило до меня. Маленькие капли упали с неба мне на руки. Воздух изменился, стал двигаться и шевелить траву у моих галош. У меня в груди появилось странное чувство – как будто по ней водили мягким куриным пером, только с обратной стороны. Я никогда еще не была на кладбище вечером во время дождя.
Ветер принес мне обертку от конфеты, она прилипла к моей ноге. Я захотела оказаться дома, возле теплой печки, в которую бабушка подбросила сухой хворост, – сидеть на подушке, греться и пить горячий чай вприкуску. Я захотела побежать домой, но вспомнила о том, что они должны найти меня мертвой. Я представила, как утром они приходят на кладбище, а я лежу на земле у этой могилы. На моих волосах роса, а руки и ноги холодные. Бабушка плачет и жалеет, что била меня палкой. Мама тоже плачет. И дедушка плачет. Они жалеют меня и говорят: «Прости, Хадижа, что мы так плохо с тобой обращались». Но уже поздно. Я уже не оживу. Не встану с травы. Не открою глаза. Не скажу им ни слова. Не прощу их. И они всю жизнь будут жалеть о том, что не любили меня.
Дождь полил с неба. Мой платок промок. Камень стал очень холодным. С него мне за шиворот стекала холодная вода и тонкими змейками ползла вниз по спине. Я зажмурила глаза, закрыла голову руками и сидела так, прячась от дождя, пока мне в голову не пришла страшная мысль – как будто это не камень, а покойник прикасается ко мне холодными руками. Мне нужно бежать домой! Я открыла глаза и закричала. Пока я сидела с закрытыми глазами, вокруг все потемнело. Я не видела дорогу, которая вела к нашему дому.
Вокруг меня стояли могильные камни – темные. Я вспомнила дядю Абдуллу, который недавно умер, я еще ела с его могилы конфеты. Я подумала, что он сейчас может выйти из могилы и прийти за мной. В галошах собралась вода, и от холода я не могла пошевелить пальцами. Я хотела встать, но потом представила, что дядя Абдулла уже стоит за моим камнем и прикладывает свои холодные руки к моей спине, чтобы услышать, о чем я думаю. Я закричала, но крик у меня не получился.
– Мама! – позвала я.
Мне показалось, что они уже идут за мной – все покойники, с могил которых я брала еду.
– Я не много брала, – заплакала я. – Одну конфету или две. Я все не трогала.
На горе закричала какая-то птица. Мое сердце чуть не выпрыгнуло изо рта.
– Бабушка! – крикнула я.
Это не птица кричит, а покойники, пронеслось в моей голове. Они идут за мной! Зачем я не осталась дома, ругала я себя. Зачем?!
Потом я вспомнила свою прапрабабушку, которая тоже похоронена здесь, и прабабушкиного брата, которого отравили наши родственники.
– Прапрабабушка, приходи ко мне! – стала звать я.
На небе сверкнула фиолетовая полоска, и камни вокруг меня задвигались, протянули ко мне каменные руки. У меня сердце заледенело, и я закричала. В глазах засеребрились маленькие точки, как на машине генерала Казибекова. И я оказалась в каком-то доме. Это был как будто наш дом и не наш. Стены были обмазаны глиной, полы деревянные, но без ковров – голые. Никакой мебели в доме не было, даже печки, поэтому было очень холодно. Только у стены стоял станок с уже начатым ковром. Я посмотрела по сторонам и увидела очень красивую женщину в старых одеждах. Она сидела перед станком на полу, поджав ноги.
– Все забрали, – сказала она, – ничего не оставили.
Она заплакала и взялась за ковер. Женщина вынимала из пучков разноцветные нитки – синие, желтые, красные, зеленые – и вплетала их в основу. У нее получались очень красивые узоры – ромбы, квадраты, разные фигуры.
– Хочешь попробовать? – спросила она.
– Хочу, – ответила я.
Она положила передо мной пучки ниток разных цветов и сказала, чтобы я выбрала свою нитку.