* * *
В тот день я бежала к дедушке. Было очень жарко, и даже зимой, вспоминая о том дне, я начинаю гореть. Меня окружали летние звуки. У зимы и у лета есть свои голоса и свои песни. У лета голос молодой женщины, у зимы – старой. Летом песня будто ковер сплетается из разных звуков, похожих на цветные нитки: красные, зеленые, синие. Эти нитки тянутся из домов – люди бегают туда-сюда, их шаги быстро стучат по земле, хлопают калитки, кричит петух, и даже дым от костра, на котором пекут лепешки, тоже идет желтой ниткой через все село. А зимой ковер не ткется. Зима натягивает серую основу на станок и на этом останавливается. Если станок в доме пустой, значит, случилось что-то плохое – хозяйка заболела или умерла. Ни одна хозяйка не перестанет ткать ковер. Заканчивая один, она тут же начинает другой. Так может быть только зимой – когда вокруг все серо-белое, а песня – старая, хриплая, как звук, который получается, когда проведешь пальцем по тугим ниткам основы.
Я бежала на почту. В пакете лежала лепешка с сыром дедушке на обед. Я подумала о том, что дедушка уже купил мне ирисок и заварил чай. От этой мысли побежала быстрей. И вдруг в ногу врезалось что-то острое. От боли нога подвернулась, и я полетела вниз. Я успела выставить руки вперед, но все равно ударилась о кочку и закричала от боли. Раздался смех. Кто так громко смеется, удивилась я, подняла голову и увидела возле дерева у дороги ребят. Я не поверила своим глазам, когда увидела среди них Махача. Они вышли на дорогу и смеялись надо мной. Я только о Махаче и думала с тех пор, как мы с мамой увидели его возле родника. Я думала, что он не такой, как остальные сельские парни, думала, что он другой, городской. А он!
Я быстренько поднялась. Схватила с земли лепешку и сыр, выпавшие из пакета. Вытерла рукавом пыль с сыра. От стыда у меня горело лицо. Почему они надо мной смеются, спрашивала себя я. Почему не уходят? Что я им сделала? Такой был позор, что я упала при них. Я хорошенько посмотрела на землю и увидела тонкую проволоку, одним концом привязанную к дереву. Они специально привязали ее, чтобы я упала, догадалась я. У меня что-то потекло по губе, я потрогала – кровь. Я подняла руку к лицу и так стояла – закрывшись, пока они хохотали.
– Ладно, пойдем, – сказал Махач мальчикам.
Услышав его голос, я не смогла больше там стоять и побежала прочь, хотя нога сильно болела. От бега поднялся ветер в ушах.
– Что случилось? – Дедушка вскочил со стула, когда я забежала к нему на почту.
У меня на лице перемешались кровь и слезы. Мне казалось, что мое сердце размякло, как лепешка, которую бросили в молоко.
– Я упала там, на дороге!
– Как упала?! Зачем упала?! Почему упала?! – волновался дедушка.
– Споткнулась о камень. Кто-то камень на дороге бросил. Я бежала, его не увидела, – обманула я, мне не хотелось, чтобы дедушка плохо относился к Махачу. Зачем я это делала? Дедушка все равно не стал бы ссориться с генералом.
Дедушка намочил полотенце и положил его на мое лицо. Я сидела задрав голову и смотрела в потолок.
Я люблю смотреть на потолки и на стены. Там, где известка треснула, мне кажутся фигуры разных животных и людей. Я часто вижу на потолках Тамерлана или деда Ахмеда в высокой папахе. Я могу целый час смотреть вот так. Фигуры меняются – наместо деда Ахмеда может появиться точильный камень, наместо Тамерлана – гора. Иногда в моих фигурах мужчины превращаются в женщин. А иногда – в шайтана. Когда я вижу шайтана, я сразу опускаю глаза и трогаю камень. Почему он не оставит меня в покое?
В тот день я смотрела на потолок и ничего не видела. Мокрое полотенце давило скользким камнем. Один только вопрос крутился в моей голове: зачем Махач смеялся надо мной? Как я ненавижу его теперь! Если его задавит машина, от радости я буду танцевать!
* * *
Приближалась свадьба дяди, и дедушка обещал купить мне блестящее розовое платье. Во время свадьбы все смотрят на родню жениха, а после шушукаются по домам. Бабушка уже ездила в город смотреть платье для невесты.
– Клянусь Аллахом, где они такие цены берут? – жаловалась она потом Салихе.
– Уй! – уйкнула Салиха, услышав цену. – Ты помнишь, да, в каком платье я замуж выходила? От матери моей оно мне досталось. А ей – от ее матери. Что это за порядки новые, никак не пойму. Глазом не успели моргнуть, уже все порядки поменялись. Теперь всем городские платья подавай. Где такие деньги брать?
Я сидела за занавеской, закрывающей проход в другую комнату, и сквозь щелку подсматривала за ними.
Бабушка и Салиха сидели на маленьких подушках, поджав ноги. На клеенке лежали шоколадные пряники, привезенные из города, и вазочка с колотым сахаром. Бабушка шумно пила чай-кипяток, причмокивала и щурилась. Вот откуда у нее такие морщины.
– Платье – вот такое широкое, – бабушка показала руками, и получился такой же размер, как живот Салихи. Салиха – самая толстая женщина в нашем селе. – Вот здесь все ажурное в блестках, – бабушка показала на грудь, – а вот тут, на подоле, такая круглая железка. Я еще так удивилась, когда увидела. Обруч, говорят, чтобы платье стояло…
– Ты основное внимание невесте давай, а не платью, – сказала Салиха и потянулась за вторым пряником. Итак толстая, куда в нее столько лезет. Скоро в ворота проходить не будет. – Ты вспомни, что у Малики, которая бывает родственницей Бесме, случилось…
– Что случилось? Когда? – Бабушка пододвинулась ближе к Салихе и приложила руку к уху.
Дедушка говорил, что бабушка начала плохо слышать, когда он на деньги от урожая хурмы купил ей серьги с большими красными камнями. Бабушка так хотела показать всем свои серьги, что специально начала прикладывать руку к уху.
– Вай, а ты не знаешь?! Ой, что было, сейчас я тебе расскажу, – Салиха смахнула с толстых рук крошки и провела рукой возле бабушкиного носа, как будто гладила воздух.
У Салихи на пальце было кольцо с большим желтым камнем. Это кольцо у нее появилось как раз в тот день, когда наши куры зашли в ее огород. Салиха прибежала к бабушке и начала махать рукой, на которой было кольцо.
– Ты что за своими курами не следишь?! Они у меня в огороде огурцы едят!
Бабушка пекла в саду хлеб. Она встала, подошла к Салихе, хорошенько посмотрела на ее кольцо, потом выпрямилась и приложила руку к уху, на котором висела серьга.
– Что-что? – спросила она. – Ничего не слышно. Повтори еще!
Я этого не видела, мы в городе тогда жили. Мне дедушка рассказал.
Салиха откусила пряник. Как она умела сделать сладкое лицо!
– Короче, засватали они дочь одних за своего сына, – сказала она. – Кто-то из родственников посоветовал. Короче, дядя у нее, бывает же, глава ихней администрации. Столько хвалили – родители такие, приданное такое, сама тоже завидная невеста. Короче, пришли, посидели, все как положено. Невеста тоже вышла, показалась. Засватали.
– Аха-ха-ха, – закивала головой бабушка, наклоняясь к Салихе.
– Ну, слушай дальше что было, – Салиха взяла еще пряник. – А ее родители говорят им, бабушка у нас старая, надо быстрее свадьбу играть, пока не умерла, потом долго траур держать придется. Те согласились. Их брат – глава администрации – тоже такой крутой приехал, все помог, все что надо привез, подготовил. Сыграли свадьбу… Брачная ночь тоже была.
– Аха-ха-ха… – бабушка чуть не упала Салихе на колени.
– Ночью темно было, жених ее не видел.
– Ва-ба-бай, на свадьбе тоже не видел?
– На свадьбе фата ей лицо закрывала.
– Аха-ха-ха…
– Короче, утром он на нее посмотрел, а у нее – вот такая щека, – Салиха приложила к щеке пряник.
– Астагфирулла! – бабушка отпрянула от Салихи.
– Клянусь Аллахом, да! Сама не видела, золовка рассказывала. Вот такая у нее щека – одна в два раза больше другой. Говорят, родилась она такая. Парень к родителям побежал – не буду я с этой аждахой жить… Те – сынок, что делать, женился, теперь живи. Нет, и все, говорит, жить с ней не буду. Ее родственники приехали, уговаривали. Дядя приезжал. Не уговорили. В тот же день они ее к родителям отправили. Поэтому больше внимания невесте давать надо.
– Я ее каждый день вижу – на родник, с родника ходит, – сказала бабушка. Ее глаза блестели – она любила собирать сплетни.
– Все равно внимания больше давай, – повторила Салиха и откусила пряник.
Они замолчали, только слышно было, как бабушка грызет сахар, а Салиха дует на чай. Я ждала, когда Салиха уйдет – при гостях я не могла брать еду с клеенки.
– Позавчера к Эльмире из города племянница приехала, Зумкина дочка, – сказала Салиха, смахивая с рук крошки.
– Аха-ха-ха…
– Сегодня мимо Абидаткиного дома она проходила. Накрашенная вся, – сказала Салиха, и бабушка покачала головой. – Абидатка видела. Губы красные. Щеки тоже крашеные. Была б это моя дочка, избила бы.
– У-у-у, смотреть неприятно, – сказала бабушка.
– Учится она – в мединституте в Махачкале.