– Вы уже закончили свою картину? – спросил, усаживаясь.
– Да… да, почти, – закивал Мебис, огибая стол и занимая место напротив. – Я сделал несколько эскизов в разное время суток, теперь буду сочинять что-то своё на этой основе. Сам по себе пейзаж, конечно же, красив, но он должен быть наполнен смыслом, какой-то историей, действием… Приходите, как-нибудь, ко мне, покажу вам старые работы… Не те, конечно, которые когда-то.., – он неопределённо помахал рукой. – Здесь я написал много нового, ничуть не хуже… Приходите. Я ведь не просто так зову, у меня к вам корыстный интерес…
Он прищурился, окидывая взглядом оценщика всю фигуру мистера Рока и явно желая свой корыстный интерес пояснить, но тут в дверях кухни появилась Ленеоппа с большим подносом в руках.
– Добрый вечер, мистер Рок, – сказала она приветливо, когда подошла и начала переставлять тарелки с подноса на стол. – Вижу у вас всё хорошо. Этот новый чёрный костюм вам очень к лицу.
– Да, да! – подхватил Мебис. – Я только собирался сказать… Мистер Рок выглядит так загадочно… Будь я портретистом…
Он не договорил, с интересом заглядывая в тарелки, от которых дурманом расходился аппетитный запах только что приготовленной еды.
– Это что ж такое, драгоценная Ленеоппа?! Неужели моя любимая луканико и мусакас? И салат?! А вино будет?
Ленеоппа с улыбкой покачала головой, шутливо погрозила Мебису пальцем и ушла на кухню, откуда вернулась через минуту с большой бутылью в руках.
– Она чудесно готовит греческие блюда! – сообщил художник, когда, поставив перед ними вино, Ленеоппа снова удалилась. – Я нарочно всё это заказал, чтобы вы попробовали. Ужин, разумеется, за мой счёт.
Мистер Рок с признательностью наклонил голову.
Несколько минут они ели в тишине, лишь изредка издавая звуки, напоминающие тихое мычание. Наконец, господин Мебис не выдержал:
– Язык проглотить можно! – воскликнул он. – Если бы мне нравилось рисовать еду, тарелки и всякие вазы с фруктами, то, наверное, поселился бы тут окончательно! Но, увы, предпочитаю всё это внутрь.
Он потянулся к бутыли, которую взял двумя руками, за горлышко и за дно, бережно наклонил сначала над бокалом мистера Рока, потом над своим и, наполнив их, провозгласил тост за знакомство.
– Очень рад, – сказал мистер Рок, вытирая рот полотняной салфеткой.
Вино ему понравилось и показалось не таким тяжёлым, как херес господина Дорша. По телу мягко разлилось умиротворение, о котором так и хотелось сказать, что оно золотистое, но говорить-то как раз и не хотелось. Спустя пол часа после начала ужина мистеру Року хотелось только сидеть в приятном отупении и слушать болтовню господина Мебиса, оказавшуюся, на удивление, очень кстати.
– Знаете, мистер Рок, о чём я жалею в такие минуты, как сейчас? Не знаете? Ну, конечно же нет! Я художник. Человек, как любят про нас говорить, не от мира сего. Поэтому и мечты у меня.., – он покрутил пальцем у виска, – … под стать. А мечтаю я о том, чтобы уметь транслировать свои картины прямо в головы людям, чтобы видели внутренним взором точно так же, как вижу я! Кто-то скажет: «Фу, ерунда! Какой ты после этого художник? Мозгами любой дурак сумеет!» Но фокус-то в том, что нет! Не любой! И, уж конечно, не дурак!.. Почему, по-вашему, я не рисую пейзажи и всякую прочую мертвечину? Потому что картину нужно пропустить через себя и совсем не так, хе-хе, как мы пропускаем это вино… Вот придёте ко мне, посмотрите, и я вам поясню… А из мозга в мозг – тут всё разом, и образы, и чувства! Как красивая женщина, к примеру. Вы её видите, она вам нравится, но какова она и есть ли в ней трепет, понять не можете. Зато, когда обнимете, прижмёте к себе, тут вам сразу всё и откроется, даже если она захочет солгать и притвориться какой-то иной. В объятиях кожа растворяется, уж поверьте, и всё, что под ней.., даже если пустота… В пустоту провалитесь, как в яму, но это редко. Вот здесь, – он постучал по груди, – здесь всегда что-то прячется. А если ещё и в глаза заглянуть, совсем беда может приключиться…
Он зажмурился, и было непонятно, то ли от удовольствия, вызванного какими-то личными воспоминаниями, то ли, чтобы скрыть внезапно вывернувшуюся слезу.
Мистер Рок коротко вздохнул. Нужно было что-то ответить, чтобы не сидеть безмолвным истуканом, поэтому, скрывая мягкотелую расслабленность, он заметил голосом ровным и, как можно более безликим:
– Мне трудно судить об этом, господин Мебис. Я забыл всё, что касается лично меня, поэтому, понимая о чём вы говорите, не могу представить, что когда-то и сам это испытывал.
Глаза художника мгновенно раскупорились.
– Да, да! – воскликнул он. – Я, когда увидел вас во всём этом чёрном, сразу подумал, что вы, как чистый лист! Сравнение, конечно, странное, но верное. Интересно, это ваш прежний костюм, или вы уже здесь..?
– Или, – коротко пояснил мистер Рок. – Господин Струкроп посоветовал носить чёрное.
– Ах, этот, – сразу загрустил художник. – Струкроп ужасная гадина и знает только свои «от» и «до». Иногда, конечно, попадает в десятку, как с вами, например… Но всё равно, гадина!
Он ещё подлил себе вина из бутыли, уже изрядно опустевшей, потому что во время разговора господин Мебис то и дело подливал. Но этот последний бокал разморил его окончательно.
– Не слушайте меня, мистер Рок, – пробормотал он. – Собственное мнение всегда самое верное. Кто знает, может, в скором времени я покажусь вам гадиной, а Струкроп милейшим и умнейшим… Не слушайте, пока вы чистый, как холст! Но, когда начинают кроить и сшивать, там уже поздно меняться, понимаете? Уже отрежут лишнее для них, а для вас самое, может, необходимое! Или сошьют низ с верхом так, что и не захотите, а будете вынуждены… Вы вот тут слушайте!
Он с остервенением постучал себя по груди, потом поник, слабо грозя мистеру Року испачканным в краске пальцем.
– Сердце самое главное…
После этого Мебис затих совсем. Только повернул на мистера Рока мутный глаз, подозрительно покрасневший, то ли от вина, то ли от вызванного действием этого вина огорчением, и слабо причмокнул, как человек, всё проигравший. Снова беззлобно погрозил, потом вдруг выпрямил палец, как восклицательный знак. Его мохнатые брови многозначительно поднялись, и мистеру Року показалось, что сейчас художник скажет что-то особенно значимое. Но, нет! Красный глаз подёрнулся мутью, страшной тоской, и голова Мебиса нырнула в распущенные обмотки серого шарфа.
Судя по всему, на этом и монологу, и ужину пришёл конец.
Из кухни неслышно появилась Ленеоппа, сворачивающая свой передник. Она, не отрываясь, смотрела на Мебиса, и что-то в её взгляде на мгновение вдруг встревожило.
– Великолепный был ужин, – произнёс мистер Рок, чувствуя, что паузу надо чем-то заполнить. – Не знаю, как у вас тут заведено, но хотел бы в самое ближайшее время ответить господину Мебису таким же приятным вечером.
Сомлевший художник пьяненько закивал.
– Он завтра съезжает, – холодно заметила Ленеоппа.
– Да, знаю. Но разве я не смогу его пригласить?
– Можете, – ответила Ленеоппа таким тоном, каким обычно говорят «Посмотрим». – Идите отдыхать, мистер Рок. Хирона мы с Луиссом отведём в его комнату сами.
– Я тоже могу его проводить, – сказал мистер Рок, вставая.
– У нас так не заведено.
Ленеоппа вынула из ослабевшей руки художника бокал, а саму эту руку за ладонь осторожно перенесла на стол. Мебис тут же повалился на неё всклокоченной головой и, поелозив немного, затих. Свёрнутая набекрень бородёнка улеглась на край стола, как влитая.
– Идите отдыхать, мистер Рок, – повторила Ленеоппа. – Спокойной вам ночи.
И он ушёл.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОЖАЛУЙ, ТОЛЬКО СОМНЕНИЯ…
1.
Новое утро показалось выспавшемуся, наконец, мистеру Року ещё более приятным, чем предыдущее. Он уже не дёргал свой застрявший где-то мешок с памятью, а раскрыв глаза, просто подумал, что всё будет хорошо. Впереди ждал день. И город. И вкусная еда Ленеоппы… Сегодня он обязательно пройдёт по всем достопримечательностям и другим местам, не указанным в карте-путеводителе, о которых ему непременно расскажет добряк Луисс… Или расскажет Ленеоппа, если хозяин «Ахеи» снова станет юлить и прятать глаза из-за дурацких предубеждений.
И, может быть, в течение нового дня состоятся новые знакомства, приятные и полезные… Может, они даже напомнят о чём-то, что вынырнет из проклятого застрявшего мешка, или позволит, наконец, выдернуть его целиком…
Мистер Рок мечтательно потянулся. В конце концов, если память к нему вернётся, никто не говорил, что нужно в тот же самый момент покинуть гостеприимный Мидегод! Денег у него завались, можно и погостить немного! Погулять в своё удовольствие, расслабиться, провести пару вечеров за приятной беседой с вином…
Интересно, как там господин Мебис? Вчера, переодеваясь ко сну, мистер Рок слышал, как художника привели, но и только. Заснул он быстро, легко, в полнейшей тишине, если не считать тихого шороха за дверью, который означал, скорей всего, что Луисс с Ленеоппой Мебиса убаюкали и теперь уходят к себе.
Надо будет через пару дней зайти, посмотреть его картины…
Мистер Рок ещё раз сладко потянулся, вспоминая вчерашний ужин, и вдруг почувствовал непонятную тревогу. Насторожившись от неприятного ощущения, он принялся перебирать свои же, только что передуманные мысли, чтобы понять, откуда взялась эта дурацкая тревога, и тут от его благости не осталось ни следа! Память, чёрт бы её подрал, выдала внезапный бонус к последнему монологу господина Мебиса в виде подсказки, что пьяные слова говорились не просто так, а с умыслом, за которым читалось явное намерение что-то мистеру Року рассказать!
Речью передать возникшее ощущение было сложно, но с отчётливой ясностью, которой до сегодняшнего утра не было и в помине, припомнилось вдруг, что с того момента, когда художник обозвал господина Струкропа гадиной, в его поведении и словах появилось напряжённое желание сказать больше того, что сказано! Вчера у мистера Рока ничего такого не появилось.., никаких подозрений! Но сегодня… Откуда что взялось?! Сейчас, одно за другим, в памяти выскакивали вспышками короткие мгновения ужина, который мог бы остаться чертовски приятным воспоминанием, не появись это назойливо тревожное беспокойство! Припомнился покрасневший глаз, и смотрел он уже не мутно, а с ожиданием, или надеждой на какое-то, хоть самое минимальное понимание! Поднятый, как восклицательный знак, палец. И слова…
Да! Слова! Их было много и не все понятные… Что, к примеру, означало это: «станут кроить.., сшивать… отрежут лишнее по их мнению..?» Как ни напрягал мистер Рок свою девственно чистую память о прошлой жизни, он не мог вспомнить никаких ассоциаций, кроме самых прямолинейных о кройке и шитье, но они ничего не объясняли! И только противное тревожное чувство подсказывало, что слова эти были предупреждением.