Орелинская сага. Книга первая

И это было правдой. В калейдоскопе несчастий и частых сборов, последовавших за смертью Дормата, орели не сразу заметили то, что городские чаши дали по глубокой трещине. Конечно, они не раскололись, как это случалось обычно при смене Великих Иглонов, но ведь и все остальное пошло не так как всегда. Поэтому Хеоморн, едва получив официально статус Верховного правителя, первым делом наведался в Галерею Памяти и провел День Раздачи Камней. Строго в соответствии с древней традицией, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. И все те дни, пока камни росли, орели с замиранием сердца ждали: получится – не получится…

Все получилось. У городов были новые Чаши, а жители ощутили легкое дуновение прежней жизни. Потом настал День Золочения Воды, который прошёл хоть и без особой радости, зато как всегда. Но даже самые сомневающиеся утихли, когда в положенный срок оставшиеся Иглоны сочетались браком со своими невестами и обзавелись потомством. У всех – по одному ребенку и только у Хеоморна – семеро.

Порядок жизни восстановился.

За последние четыре года не было у орелей праздников более шумных о продолжительных, чем те, которые прошли в день рождения наследников Великого Иглона. И не было, казалось, правителя более ревностно соблюдающего древние обычаи, чем Хеоморн. Лучшие лесты ставили наследников на крыло, лучшие ремесленники обучали премудростям своего дела и, когда пришёл срок выбирать себе наследника, Великий Иглон от Южного города, с легким сердцем, представил всем Рокзута, как законного будущего Великого Иглона.

И тут случился последний казус. О том, что Рокзут вернулся из Галереи Памяти орели узнали от рофинов, специально посланных на разведку. Они нашли нового правителя у подножия Сверкающей Вершины, совершенно расстроенного и измученного ожиданием. Никто не понял, почему городские Чаши не раскололись, но за дурной знак это не сочли. Просто, с тех пор, в городах было по две Чаши. Одна, с Серебряной Водой, раскалывающаяся всякий раз, когда менялся правитель. И другая, неизменно пустая, лишь с небольшой трещиной по краю – Чаша Хеоморна.

Рокзут правил долго, соблюдая все обычаи и законы. Он свято чтил память своего отца, но было замечено, что однажды, когда в его присутствии кто-то затеялся поносить Генульфа, резко оборвал говорившего, приказав ему «молчать об этом».

Разумное правление сына Хеоморна нашло отклик в сердцах орелей. И даже тот факт, что дети у него появились много позже, чем у его братьев, сочли за добрый знак. Видимо судьбе был угоден этот Великий Иглон, раз она продлила дни его правления. Чего нельзя сказать о других. Очень скоро умерли Творольд, Флендег и Фондихт, совсем чуть-чуть не дотянувшие до передачи власти. Умер Гольтфор, до конца жизни не веривший в виновность Генульфа, но примиренный с Хеоморном восстановленным порядком жизни орелей. Умерли многие из тех, кто видел злую судьбу Дормата Несчастного и его детей. Поэтому, когда из Галереи Памяти вышёл сын Рокзута Рондихт его, в основном, встречало поколение орелей, для которых эта история уже начала превращаться в легенду.

Многие тогда отметили, что Великий Иглон подавлен и даже, кажется, чем-то испуган, но жизнь шла своим чередом, и первая растерянность правителя забылась за повседневными заботами. Спокойствие и порядок разгладили смявшуюся, было, ленту жизни и, очень скоро, сказки о красивой любви Дормата и Анхорины, Генульфа и Рофаны украсили вечерние семейные посиделки наряду с придуманной небывальщиной. Орели рассказывали их своим детям, пока не настало время для новых легенд.

Часть первая

На площадке у Разделяющего хребта, между Восточным и Южным городом, блаженствовал в солнечных полуденных лучах норс Флиндог. Наконец-то закончились его десять дней. Ещё немного и он сможет передохнуть. Что ни говори, а старость дает себя знать. Все сложнее становилось Флиндогу, облетая Южный город, запоминать события более-менее важные. Рождения, смерти, браки, выборы новых старейшин у ремесленников или прием молодых учеников. Все это, в последнее время, стало ускользать из памяти, словно утренний сон. А Летописец Дихтильф все чаще выражал недовольство невнятными рассказами Флиндога. Но сегодня он будет доволен. Сегодня старый норс расскажет такое, о чем Дихтильф и не мечтал услышать! Это не какие-то простенькие городские новости, а то, что в Летописи будет помечено рисунком и, скорей всего, Дихтильф сам нанесет текст. Да-а, старику Флиндогу повезло! Ещё мальчиком, во времена Великого Иглона Рокзута, мечтая о ремесле норса, он представлял, как принесет ройнам Весть о чем-то невероятном, что войдет в легенды. Тогда ещё был жив Гольтфор – величайший из летописцев, (по правде сказать, нынешний Дихтильф ему и в подметки не годится), и рассказы о событиях, свидетелем которых он был, будоражили сердце маленького Флиндога. Вот это были времена! Правда, старые норсы рассказывали ещё его отцу, что им, в ту пору, и делать-то особенно ничего не пришлось. Но, впечатленный одной лишь возможностью быть там, где зарождаются легенды, мальчик мечтал, что уж он то не оплошает. И сумеет не только вовремя распознать невероятное событие, но и донести весть о нем одним из первых. Вершиной его мечтаний был Большой Совет, где он будет сидеть, на равных с Иглонами, как избранный старейшина норсов ото всех городов.

Эти мечты не оставляли Флиндога всю его жизнь. Он любил свое ремесло и верил в удачу, несмотря на то, что не стал старейшиной даже в своем родном городе. Поэтому, вполне возможно, Судьба и сделала ему подарок. И именно в тот момент, когда, казалось бы, пора на покой.

Флиндог счастливо улыбнулся и встал. Пора лететь дальше. А то, на этом солнце, недолго совсем разомлеть и уснуть. Он расправил крылья, но, перед тем, как взлететь, заглянул в пропасть. Даже в яркий солнечный день вид ее разверстой пасти вызывал ужас. Именно туда упал когда-то Дормат Несчастный со своим наследником. «Бедняга, – подумал Флиндог, – какая судьба! Одно хорошо, он так и не узнал о беде с остальными детьми. И хотя не мне укорять Судьбу, но все же непонятно: отец расплатился за свои ошибки, но за что пострадали дети, которые, не то что ошибок наделать, а и родиться ещё не успели?» Он покачал головой и полетел. Радужное настроение приправилось горечью. Как и все орели, Флиндог любил детей, и мысль о погибших наследниках Дормата расстроила его, несмотря на то, что случилось все это много лет назад. Какой был бы ужас, если бы с его детьми приключилось такое! Но норс тут же отогнал эти мысли и, в очередной раз пожалел Великого Иглона, а, заодно, и всех остальных Иглонов. За свою власть над городами они расплачивались тем, что могли иметь только по одному ребенку, а у него, простого ремесленника, их двое. Сын, который уже давно стал на крыло и считается неплохим норсом, и дочь, которая скоро выйдет замуж и подарит ему, Флиндогу, внуков. А там, кто знает, может, его имя внесут в Летопись, и внуки его внуков будут гордиться своим удачливым предком, передавать о нем рассказы, из поколения в поколение, и, (а почему нет?), попросят у Иглона дозволения выбить его имя над входом в гнездовину.

Флиндог даже зажмурился от удовольствия. С такими приятными мыслями он и не заметил, как пролетел весь оставшийся путь до Галереи Памяти. Даже суровый Дихтильф сказал, что сегодня норс прибыл рано, как никогда. Хотя и не первым. У входа на террасу, где старший ройн принимал вестников, уже ожидали своей очереди норсы Нижнего и Северного городов.

– Прекрасный сегодня денек, – заметил после приветствия Риндольн – норс из Нижнего города.

– Чудесный! – бодро осмотрел небосклон Флиндог. – Давно я не чувствовал себя так молодо! Даже ломота в левом крыле отпустила. Такое блаженство! Вот ведь, пока ничего не болит, и не понимаешь своего счастья, а потом, дернет там, заноет тут, и начинаешь сожалеть, что не длил свое здоровое удовольствие и не берегся сквозняков и холодных ночей.

– Это верно, – согласился Риндольн, а сам подумал, что им, жителям Нижнего города, уберечься от холода и сквозняков гораздо сложнее, чем южанам. И, что ломота и колики происходят у Флиндога по причине старости, которую он всеми силами стремится скрыть от своих собратьев.

Как дела дома, Флиндог?

Все хорошо, спасибо.

Свадьба у дочери скоро?

Э-э, скоро, – смешался старый норс и изумился про себя: «Когда это я говорил ему, что дочь собирается замуж? Эх, старость, старость, видно, и вправду, пора на покой».

Риндольн же, словно и не заметив смущения собеседника и не догадавшись о его причинах, слегка поклонился:

– Передай ей мои поздравления и пожелания счастья. Я обязательно перешлю с иширами какой-нибудь подарок. Обожаю свадьбы! У нас в городе, за мою смену, три пары соединились. Ещё у двоих вылупились дети и, к радости, никто не умер. А у вас как?

И у нас, к радости, смертей не было.

Флиндога чрезвычайно растрогало, что Риндольн собирается сделать его дочери подарок, и он захотел сделать в ответ что-нибудь приятное.

Я сегодня принес большую новость, – доверительно шепнул старый норс, – так что не улетай сразу, послушай.

Риндольн уважительно поднял брови и кивнул.

В этот момент к Дихтильфу прошёл Горсах – вестник с Севера, а к ним вернулся освободившийся Хорнот – норс с Запада.

– Вот у кого, наверное, полно новостей, – поприветствовал его Риндольн. – Главнейший город всегда богат событиями.

– И это так, – Хорнот был полон важности. – Вы можете узнать из первых рук, что скоро нас ждет большое празднество.

– Уж не стали ли на крыло наследники? – восхитился Флиндог.

Именно. И через несколько дней Великий Иглон Рондихт представит нам своего преемника.

Не успели норсы, как следует порадоваться новости, а к ним уже вернулся Горсах, и Риндольн поспешил к Летописцу.

– Совсем мало новостей, – хмуро бросил вестник с Севера. – Жизнь в нашем городе словно остановилась. Уже третью смену ни свадеб, ни рождений. Одни смерти.

– Это от того, что вы уже давно не обретали статус Главнейшего города, – со знанием дела заметил Хорнот. – Вам нужно лучше заботиться о своих корратах, чтобы набирали побольше Серебряной Воды.

Моя дочь, кстати, выходит замуж за сына коррата, – встрял Флиндог. – О-о, как красиво они живут! Гнездовина украшена не хуже дворца. А на перилах внешней террасы такая резьба!..

Он умолк, заметив, что Горсах нахмурился ещё больше, и поспешил перевести разговор в другое русло.

Между прочим, тут вот Хорнот порадовал нас большой новостью. Стали на крыло наследники, и скоро нас ждут большие празднества.

Хорнот, не слишком довольный, что не сам сообщил об этом, подтверждающе кивнул.

– Что ж, – вздохнул Горсах, – тогда поспешу домой. Может, хоть это разбудит наш город.

Подожди, – остановил его Флиндог, – я тоже кое-что принес. Сейчас моя очередь идти к Дихтильфу. Идите со мной. Уверяю вас, вы будете ошарашены!

Норсы недоверчиво глянули на Флиндога. Им не очень верилось, что старик, давно не приносящий ничего стоящего, мог сообщить нечто важное. Но, из уважения, оба остались.

Им пришлось подождать, пока Риндольн закончит рассказывать и призывно помашет рукой. Дихтильф бросил короткий взгляд на всю компанию, отложил в сторону табличку с крылатым облаком – символом Нижнего города, и придвинул к себе ту, на которой красовалась половинка солнечного диска с лучами вверх – знаком Восточного города.

– Итак, – усмехнулся он, – судя по тому, что вы не разлетелись, а пришли вместе с Флиндогом, его новость из разряда тех, что случаются нечасто.

– Верно, господин Летописец, – поклонился старик, – поэтому простите, если рассказ мой будет сбивчив. Я сильно волнуюсь. Такое нечасто случается. Я имею в виду новость, которую принес, а не то, что я волнуюсь. Волнуюсь я, как вы знаете, крайне редко и, за годы, которые летаю к вам…

Короче, – Дихтильф сурово посмотрел на Флиндога.

Похоже, старший ройн тоже с недоверием относился к степени важности того, что собирался выслушать. Не исключено, что Флиндог преувеличивает, чтобы привлечь к себе внимание. Ведь всем известно, умение подать новость – один из секретов работы норсов. А старик, в последнее время, стал заметно сдавать. И сам это понимает. Вот он теперь и старается…

– Да, поторопись, – поддержал Летописца Риндольн, – наши иширы принесли от гардов новые сосуды с запахами. Я хочу успеть сделать жене подарок.

Флиндог совсем смутился. Его новость вдруг показалась ему не такой уж и важной. Сейчас ещё на смех поднимут. И, тогда уж точно, в отставку. И так уже вон как смотрят… Нет, надо, надо скорее что-то говорить.

– Ну, в общем, тут вот какое дело. Пару смен назад, я вам рассказывал, – старик поклонился в сторону Дихтильфа, – что наши рофины приняли к себе юного Тихтольна, который приходится сыном Зуринзельту. Тому самому, чей давний предок первым обнаружил, что глубоко под облаками живут бескрылые существа, похожие на нас. Зуринзельт так часто рассказывал об этом сыну, что тот, едва став рофином, стремился только к одному: своими глазами увидеть то, что разглядел его пращур. Конечно, Тихтольна предупреждали, что летать под облака запрещено, что о жизни бескрылых нам известно достаточно и что главная его забота как рофина – состояние вулканов. Но мальчик проявил редкое упрямство и летал все ниже и ниже, словно ему камень привязали. Зуринзельт уже и сам был не рад, что заразил этим сына, но поделать ничего не мог.

Так вот пару дней назад, облетая город, я заглянул к ним в гнездовину, чтобы узнать, что и как. И увидел, что все семейство в сборе и слушает Тихтольна. А тот, израненный и грязный рассказывает такое, от чего я все забросил и тоже сел слушать. И вот что услышал: в очередной раз, залетев под облака, да так низко, что чтобы посмотреть на них, нужно было задирать голову, Тихтольн оказался в центре сильной бури. Что его туда понесло (я имею в виду бурю) не знаю. Но Зуринзельт говорит, что мальчик с детства лез в самое жерло и … – норс осекся, заметив взгляды окружающих, и продолжал, уже не отвлекаясь. – Так вот, ветер был такой, что его бросало по воздушным потокам, не давая опомниться и попасть в течение хотя бы одного. Тихтольн не мог даже крыльями как следует взмахнуть, и обязательно погиб, если бы не случайность. Когда в очередной раз порыв ветра швырнул его на скалы, юноша зажмурился, ожидая конца, но вместо страшного удара почувствовал, что ветер стих., а сам он падает плашмя на какую-то площадку. Случилось почти невероятное: его внесло в небольшую пещеру, которую едва различишь со стороны. Видимо ветры часто задували туда все, что могли поднять на такую высоту, потому что пол пещеры был завален всяким непонятным хламом. Тихтольн утверждает, что там были даже затвердевшие обрывки старинной орелинской одежды и кусочки того материала, из которого нохры делают свои фигурки. Там-то он бурю и переждал. А когда заметил, что выглянуло солнце, решился выглянуть и сам, чтобы посмотреть, куда его занесло. И вот что, орели, он там увидел! Огромный пологий склон, будто бы обрубленный, а на самом краю того обрубка – поселение. Несколько гнездовин вроде наших, но поменьше, и не выдолбленные в скале, а сложенные из ее обломков. Более того, у мальчика отменное зрение, и он, подобравшись поближе, заметил, что и украшения этих гнездовин похожи на наши. Вокруг множество всяких диковин, как сделанных, так и растущих прямо из земли. Но самое диковинное то, что живут там ОРЕЛИ!