– Я его двоюродный брат, – встрял Лоренхольд.
– Да какая разница, – погрустнел Флиндог. – Ещё и хуже, что брат. Хотя, кто бы ни был, все плохо. Видно нет у тебя, Тихтольн, разума, если не понял, о чем Великий Иглон говорил на Совете. А раз уж он тебя не вразумил, то мне это и подавно не под силу. Поэтому слов я тратить попусту не буду, а просто не пущу вас никуда и все.
– А по какому праву?! – встрепенулся Тихтольн. – У нас, что на лбу выбито, куда мы летим? Захотелось прогуляться в хороший день после законченной, кстати, работы. Что уже и этого нельзя?
– Нельзя! – отрезал Флиндог. – Через день начнется праздник. И не мне вам объяснять, что в такую пору никому, если, конечно, он ничего не замышляет, и в голову не придет вот так прогуливаться. Поэтому хватит махать крыльями, возвращайтесь в город и помните: я за вами слежу.
Словно под конвоем, возвращались юноши обратно, в душе призывая на голову Флиндога все мыслимые и немыслимые беды. Тихтольн совсем пал духом. Через день прилетят его родители и, зная нрав отца, он понимал, что шансов улизнуть совсем не останется. Особенно, если учитывать, что Флиндог родителям все расскажет.
– Ничего, – шепнул Лоренхольд, желая подбодрить брата. – Мы попробуем удрать завтра. Этот старик не сможет следить за нами постоянно.
– Он – норс, – огрызнулся Тихтольн, – привык все подмечать и вынюхивать. Сегодня он разболтает обо всем твоим отцу и матери, через день, когда прилетят, – моим. Так что будь спокоен, следить за нами станут в десять глаз.
– Значит все? – поник и Лоренхольд. – Наше приключение на том и кончится?
– Ни за что, – прошипел сквозь зубы Тихтольн и оглянулся на норса. – Я что-нибудь придумаю. Обязательно!
* * *
В первый день праздника главная площадь Восточного города была переполнена орелями. В обычные дни она представляла собой обширную, искусственно выровненную площадку с двумя каменными Чашами. Вокруг поднимались скалы, испещренные гнездовинами, и Главный вулкан, на котором расположился дворец. Но сегодня тут и там торчали столбы каруселей, облепленные малышней, качели для орелей постарше да высокие скамьи в несколько рядов, на которых ремесленники разложили свои изделия. Намммы – одежды, накидки и покрывала с причудливыми узорами. Коммы – украшения с символом Восточного города – половинкой солнца лучами вверх. Леппы – скамьи и стулья из легкого камня и уютные колыбельки для новорожденных, а сорды – сосуды для Серебряной воды. Повсюду сновали иширы, помогая орелям из других городов равноценно обменивать принесенное с собой на изделия Восточного города.
В качестве гостей присутствовали по два представителя от гардов и нохров. Самим им на такую высоту было не взобраться, поэтом у несколько самых сильных иширов поднимали чужаков на праздник и дежурили рядом в качестве переводчиков, готовые по первому желанию гостей отнести их обратно.
Ползучие, жмущиеся в тень гарды доставили с собой множество маленьких сосудиков со всевозможными ароматами. Вокруг них постоянно крутились орелины всех возрастов, принюхиваясь и восхищенно ахая. Они то и дело протягивали иширам свои украшения, прося узнать, за что отдадут тот или иной сосудик.
Грубоватые на фоне орелей нохры неуклюже переминались на своих копытах. Их диковинные фигурки из какого-то твердого теплого материала служили украшением во многих гнездовинах. Поэтому и здесь орелей толпилось немало. Но больше всего их было у подножия дворца, где на специальном помосте, лежали изделия наследников. По древней традиции орели рассматривали их и громко обсуждали, не смущаясь тем, что юноши стояли тут же рядом.
Как правило, Великий Иглон с братьями наблюдал за праздником с внешней террасы дворца. Но сегодня старшие правители решили быть возле молодых. Рондихт стоял, обнимая за плечи Форфана и Бьенхольна, и, улыбаясь, оглядывал толпу.
– Вот видишь, отец, – шепнул ему через плечо Донахтир, – наши подданные веселятся и, похоже, не собираются оспаривать решение Совета.
– Это очень хорошо, – не переставая улыбаться, ответил Рондихт. – но будь готов к тому, что они вспомнят об этом потом.
Остальные Иглоны понимающе переглянулись. С самого начала праздника они неотрывно наблюдали за норсами. Только этим представителям ремесленников, да ещё рофинам, которые, во избежание бед, окружили вулкан, разрешено было сегодня летать. И теперь они парили над веселящейся толпой, запоминая все, что достойно войти в Летопись. По их спокойным лицам правители определяли, что все идет хорошо. Поэтому Флиндог, пытаясь скрыть свою озабоченность, старался держаться подальше от дворца. Благо Тихтольн с Лоренхольдом тоже не стремились в центр веселья. Стоя возле своей карусели, они то и дело бросали на Флиндога свирепые взгляды.
– Проклятый старик! – негодовал Тихтольн. – Скоро на покой, мог бы озаботиться тем, чтобы принести напоследок что-нибудь стоящее. Так нет! Все забросил и только за нами и следит. Честное слово, знал бы, что он такой противный, ни за что не рассказал про новых орелей. Дождался бы другого норса и тогда мерзкое имя Флиндога никогда не оказалось бы в Летописи.
Лоренхольд только горестно вздохнул. Накануне он получил солидный нагоняй от родителей. И лишь святость родственных уз уберегла их с Тихтольном от запрета общаться друг с другом.
– Не вздыхай, – подтолкнул его локтем брат, – я же обещал что-нибудь придумать.
– Да что тут придумаешь?
– А вот что! – Тихтольн убедился, что Флиндог не может их слышать, и быстро зашептал: – Сегодня день Ремесленников и нам, как видишь, не удрать. Завтра будут выступления. Для отвода глаз мы примем в них участие. Но особенно не напрягайся – береги силы. А на третий день Великий Иглон будет распределять сыновей по городам и вот тут-то у нас есть шанс. Старик и родители, наверняка, будут пялиться на Церемонию, разинув рот. А мы тем временем тихонько отступим к задним рядам и улизнем.
– А дальше что?
– Что, что? Победителей не судят. Будем наблюдать за новыми орелями столько, сколько нужно, чтобы убедиться, что это наследники Дормата.
– Без еды!!!
– Ну и что! В крайнем случае, слетаем ночью в Нижний город и подкрепимся. Главное собрать доказательства, что дети Дормата выжили, а после этого кто нас осудит?
Лоренхолд огорченно почесал за ухом.
– Я так хотел посмотреть Церемонию… Неужели тебе не интересно, кто в каком городе будет править?
– Ты что, совсем ничего не понимаешь?! – накинулся на брата Тихтольн. – То, что мы разузнаем, может здорово все изменить. И кто где будет править, в конечном счете, определим мы с тобой!
– Ну да? – Лоренхольд изумленно вытаращился, но тут же с сомнением отступил. – А если это не они? Ну, не дети Дормата?
– А кому ещё там быть? – надменно спросил Тихтольн. – Я не хотел об этом говорить до поры, но раз ты сомневаешься, тебе скажу. Недалеко от того места, с которого я наблюдал, нашёлся камень, а на нем выбитый рисунок: облако и в нем орелинское яйцо!
* * *
На следующий день орели устроили представления. Небольшие группы от каждого города должны были в воздухе изобразить сцены, сюжетом для которых служили сказки и предания, переходящие от поколения к поколению. Иглоны ожидали, что кто-нибудь представит трагедию о Дормате, но этого не произошло. Все города выбрали для показа выдуманные истории.
После объявления сюжета любой желающий мог принять участие в показе, играя второстепенные роли, и Тихтольн с Лоренхольдом исправно присоединялись почти ко всем группам. А вечером, когда с яркими символами городов в руках и ловко перестраиваясь в воздухе, наследники изобразили несколько крупных созвездий, они шумно аплодировали и одобрительно кричали вместе со всеми.
Флиндог, по-прежнему, не спускал с юношей глаз и изрядно устал. Он никому, кроме родителей Тихтольна и Лоренхольда не рассказал об их затее, поэтому, для своей семьи, придумывал всевозможные отговорки, чтобы объяснить, почему ведет себя так странно и с ними почти не бывает. Наконец Фастине, жене Флиндога, все это надоело, и на Церемонии она велела ему быть рядом.
С самого утра, под любым предлогом, старый норс тащил свою семью туда, где ему виделись Тихтольн с Лоренхольдом. Но, в конце концов, устав от преследований, поделился своей заботой с женой. Та, вопреки ожиданиям, тревоги мужа не поняла, а, напротив, возмутилась.
– Это дело родителей, а не твое. Твое дело было их предупредить, не более, – выговаривала Фастина мужу пока они пробирались сквозь плотную толпу ко дворцу.. И, заметив, что он все ещё оглядывается, отрезала: – Я не дам тебе испортить такой день! В конце концов, мы никогда больше не увидим смену Иглонов, поэтому забудь свои глупые опасения и поторопись. Церемония вот-вот начнется, а мы ещё не нашли удобного места.
– Готово! – ликуя воскликнул Тихтольн, заметив, что Флиндог больше не смотрит в их сторону, а пробирается за женой в самую гущу толпы. – Теперь не зевай, братец! Как только выйдут все Иглоны, будь готов удрать в любую минуту.
Молодые люди взобрались на каменное ограждение площади и оттуда стали наблюдать за дворцом.
А там, на площадке Оглашений, уже выстраивались саммы в праздничных одеждах. Они должны были сопровождать Великого Иглона с сыном в Галерею Памяти и заметно волновались. Немного поодаль, на возвышении, расположились полукругом жены Иглонов. Скамья матери наследников была чуть выдвинута вперед, и она сидела на ней неестественно прямо, словно застыв в своем узком сверкающем платье с аккуратно сложенными крыльями. Остальные орелины изредка поглядывали на нее и опускали глаза, как будто Великая Иглесса была отгорожена от них стеной, непроницаемой даже для взоров.
Вскоре, быстрым шагом, из дворца вышёл Дихтильф и присоединился к саммам. Площадь притихла в ожидании, и, почти тут же, стали выходить наследники. Последним показался Великий Иглон в окружении братьев. Лица Правителей, как настоящих, так и будущих, были и веселы и печальны одновременно. Все они понимали, что в последний раз видят Рондихта, но, по традиции, старались скрыть свою скорбь от народа. Впрочем, орели заполонившие площадь и все окрестные гнездовины, прекрасно эту скорбь понимали и разделяли. Вид Правителя добровольно отдающего власть и уходящего в Неизвестность вызывал в них уважение. И подобное уважение достойно венчало правление каждого Великого Иглона, уходящего со Сверкающей Вершины.
Рондихт вышёл вперед.
– Орели! – Улыбаясь, он осмотрел площадь. – сегодня знаменательный день! Сегодня каждый город узнает имя своего будущего Правителя, а все вы – имя будущего Великого Иглона. Мои дети известны вам с рождения. Известны их успехи у лестов и достижения в ремеслах. Но то, какими Правителями они станут, во многом зависит и от всех вас тоже. Поэтому, до того дня, когда придет новый Великий Иглон, каждый будет вправе явиться во дворец своего города, где его, с должным почтением и вниманием выслушает будущий Правитель.
– Спорим, все будут спрашивать про детей Дормата, – шепнул Форфан Твовальду.
– Можешь не спорить, так и будет.
– Мальчики, – одернул племянников Ольфан, – перестаньте шептаться, когда говорит Великий Иглон.
Наследники переглянулись, без прежнего озорства, и снова стали слушать.
– А теперь, – продолжал Рондихт, – я представлю вам того, кому определяю Нижний город…
– Идем, – шепнул Тихтольн на ухо Лоренхольду, – сейчас самый удобный момент.