Одна из научных групп ЛИПКа начинает изучать биохимические свойства крови в зависимости от психологического состояния человека, и получает удивительные результаты. Эмоции человека способны превратить кровь из лечебного средства в угнетающий психику фактор. Но ученые не спешат делиться результатами исследований с научной общественностью – за насаждение идеализма по головке не погладят.
За время стодневной Финской компании 1939—1940 годов в строй возвращены тысячи раненных и обмороженных, бойцам перелито восемь тонн донорской крови.
После войны с Финляндией кровь в СССР признается стратегическим ресурсом наряду с военной техникой, углем, нефтью и электроэнергией. К знамени ЛИПКа торжественно прикрепляют Орден Трудового Красного знамени, а опыт института подлежит обязательному изучению военными медиками всех военных округов.
К 1941 году в СССР создается мощная, глубоко эшелонированная (от западных границ до городов Сибири) система донорских центров, связанных между собой транспортным сообщением. В стране работает 7 институтов, 170 станций и 1778 кабинетов переливания крови.
Начинается война, и в Ленинграде возле здания ЛИПКа на 2-й Советской улице колышется стихийная очередь желающих сдать кровь для нужд фронта. Но большой надобности в донорах-добровольцах в Ленинграде пока нет. На донорские пункты является более тысячи проверенных штатных доноров, которых вызывают заранее приготовленными открытками.
Фронт стремительно приближается к Ленинграду. Масштабная эвакуация населения приводит к сокращению числа доноров.
Городское руководство принимает экстренные меры. За одну ночь по городу расклеиваются плакаты «За Родину!» с изображением девушки-донора и бойца Красной Армии, по радио и в газетах призывают поделиться кровью с защитниками города. И через пару дней под сводчатыми потолками ЛИПКа вновь гудит очередь. Город бомбят и обстреливают, но каждый день на сдачу крови проходит от 300 до 3000 ленинградцев.
Институт переходит на военное положение, но в его затемненных лабораториях не прекращается научная работа.
К концу августа 1941 года биохимическая лаборатория создает уникальные кровезамещающие и противошоковые жидкости. Одна из них – «Жидкость Петрова»[3 - Непосредственное участие в создании препарата принимал будущий академик А. Н. Филатов, который после отъезда Петрова в Самарканд, создал еще несколько высокоэффективных кровезамещающих и противошоковых препаратов, содержащих наркотические и антисептические вещества.] – содержит всего лишь десять процентов универсальной крови первой группы, но творит чудеса при введении раненым. Другая приводит в чувства при болевом шоке, который является одной из главнейших причин смерти при тяжелых ранениях.
8-го сентября 1941 года вокруг Ленинграда смыкается железный обруч блокады – в нем оказывается полтора миллиона человек с запасами продовольствия на две недели и горючего на десять дней.
Фронтовой обруч сдерживают полмиллиона красноармейцев и краснофлотцев.
Немцы наступают на всех фронтах, в Москве паника, и Ставка дает отчетливый сигнал: город должен полагаться только на себя.
Начинаются нечеловеческие испытания голодом, холодом, бомбежками и обстрелами. Городские врачи фиксируют признаки истощения населения.
Немецкие ученые-пищевики, медики и военные дают прогнозы: сопротивление прекратится через две недели, город окончательно вымрет через месяц, от боевых потерь и ранений развалится фронт, оставшиеся в живых красноармейцы перебьют комиссаров и поднимут руки. Генерал-майор Кнут, уже назначенный комендантом Петербурга, рассылает пригласительные билеты на банкет победителей в «Асторию» и печатает пропуска для передвижения по городу.
Но город не собирается умирать и рушит все расчеты немцев. Работают заводы, фабрики, школы, институты. Работают почта и поликлиники. Работают библиотеки и театры. Слово «блокада» не произносится – город считается на осадном положении, но ленинградцы понимают, что на них с надеждой смотрит вся страна. Выстоит Ленинград – выстоит страна! Выстоит Ленинград – выстоит мир. Отступать некуда.
Приходят дни, когда расстояние измеряется шагами, хлеб – граммами, а температура в минус пять градусов считается естественной комнатной температурой. Каждый день заснеженными тропками к старинному зданию института приходят бледные ленинградцы. Большинство доноров отказываются от компенсаций, передавая деньги в фонд обороны.[4 - Вскоре этих кровных денег хватит на самолетную эскадрилью «Ленинградский донор», которая будет воевать в ленинградском небе.]
Кровь для нужд фронта пытаются сдать даже седые старики и школьники. Они умоляют медперсонал взять хотя бы семьдесят или пятьдесят миллилитров для общего дела, но врачи неумолимы.[5 - Донорами могли быть граждане, достигшие 18-летнего возраста и не старше шестидесяти лет. В блокадные годы, вплоть до 1943 года, разрешалось брать у доноров не более 170 миллилитров крови за один раз.]
До конца 1941 года кровь сдают 35856 человек[6 - В сорок втором году кровь в блокадном Ленинграде сдали 50 000 человек, в 1943 – 18 000 тысяч. Желающих сдать кровь было больше, но до 20% доноров отводилось по медицинским и санитарным соображениям.].
Кровь из замерзающего города теплым ручейком поступает на фронт, питает жизненной силой тысячи своих защитников.
Вскоре ученые ЛИПКа замечают, что блокадная кровь отличается от довоенной по биохимическому составу. Она «легчает», светлеет и вместе с тем обретает новую энергетику. Как тот ландыш, что зацвел среди зимы – землю в горшочке случайно оросили донорской кровью.
Сотрудники института переходят на казарменное положение – они живут и работают в лабораториях и мастерских. Для наиболее обессиленных создается профилакторий. Ученые умирают от голода, но проводят исследования на себе – описывают алиментарную дистрофию, меняющиеся свойства крови. Пишутся статьи и диссертации. На Ученом совете звучат доклады и планы, которые необходимо выполнить в условиях трагического эксперимента.
Зафиксированные в блокадные годы результаты до сих пор изучаются. Они позволяют понять генезис системных изменений организма в экстремальных, нечеловеческих условиях с высокой концентрацией духовной собранности. Иными словами, как соотносится длительное голодание и сильнейшее нервно-психическое напряжение с волей к жизни и победе.
ЛИПК переходит на заготовку универсальной нулевой (первой) группы крови и начинает в массовом порядке выпускать «Жидкость Петрова» в «ленинградских ампулах».
На близкий фронт отправляется и традиционная консервированная кровь. Всезнающая американская пресса пишет: «Медсестры в Красной Армии всегда имеют при себе 200 граммов (примерно 6? унций) крови „универсального“ типа в специальной ампуле, снабженной стерильной резиновой трубкой, иглой и фильтром. Таким образом, переливание крови раненому можно сделать еще до выноса с поля боя».
Основными причины гибели раненых на поле боя остаются болевой шок и кровопотери. ЛИПК в короткие сроки осваивает «Таблетки Петрова», которые растворяются в ста граммах стерильной воды с добавлением все тех же 10% крови. Раствор применяется для снятия болевого шока, острой кровопотери, аэробной инфекции, сепсисе, вторичной анемии. Попросту говоря, ампула раствора, полученная из таблетки и минимума консервированной крови, вытягивает бойца с того света. Вскоре оказывается, что таблетка может давать эффект даже при отсутствии консервированной крови! Достаточно растворить ее в воде и ввести солевую жидкость струйным или капельным методом в организм раненого. Бутылочку с водой, в которой разводят таблетку, бойцы называют «четвертинкой», по аналогии с маленькой бутылкой водки.
Совсем иначе обстоят дела в германской армии. «Кровный вопрос» в Третьем рейхе относится к категории сакральных. Еще до войны идея донорства в фашистской Германии спотыкается о теорию чистоты арийской крови. Идеология мешает практической медицине. Теоретики расового превосходства настолько мистифицируют представления о крови, что медики Рейха приостанавливают многие разработки в области гемотрансфузии[7 - Известно заявление Гиммлера: «Где бы на Востоке вы ни нашли ценную кровь – либо изымите ее, либо уничтожьте».]. И к началу войны с СССР в германской армии, настроенной на блицкриг, не оказывается фронтовой службы крови. И лишь после тяжелых потерь немецкие медики пытаются брать кровь для переливания у военнопленных.
Но организмы пленных красноармейцев «не хотят отдавать кровь солдатам фюрера» – как по причине ничтожного питания в лагерях, так и в связи с психологическим шоком. Сосуды сужаются, пульс уменьшается, и русская кровь не хочет бежать в немецкие пробирки и баночки. Тридцать семь концлагерей на территории тогдашней Ленинградской области (она включала в себя некоторые нынешние самостоятельные области) не могут дать донорскую кровь в требуемых объемах.
Иное дело дети! Детская кровь считается у фашистов чистой от житейских страхов, к тому же легко извлекается из доверчивого организма. При полном извлечении крови умерший ребенок называется полным донором. На полных донорах специализируются детские концлагеря в Белоруссии[8 - : В Беларуси было 16 детских концлагерей: Малый Тростенец, деревня Пальковичи, деревня Ала, городской поселок Паричи, поселок Азаричи, деревня Лучицы, город Мозырь, город Брест, деревня Скобровка, деревня Полыковичи, деревня Красный Берег и др.] и Прибалтике[9 - В одной только Латвии было два десятка детских концлагерей, куда свозились дети из разных областей СССР, включая Ленинградскую, – в Саласпилс, Дубылты, Булдари, Майори, в Риге, Резекне и т. д. Число погибших в них составляет не менее 50 тысяч детских душ.]. Но и этой крови скоро перестает хватать германской армии. Для сравнения: в СССР донорство разрешалось с 18 лет, фашистские «врачи» выкачивали кровь даже у годовалых младенцев.
Но под Ленинградом только один детский концлагерь – в поселке Вырица, и заключенных в нем полторы сотни детишек используют для переливания крови высшему офицерскому составу.
К зиме обе воюющие стороны несут под Ленинградом большие потери. Мясорубкой для обеих сторон становится «Невский пятачок».
В самую лютую пору осады Ленинграда, а именно в декабре 1941 года, газета «Нью-Йорк таймс» пишет:
«По сообщениям женевского корреспондента агентства Оверсис Ньюс, в швейцарских медицинских кругах заявляют, что одна пятая часть германских солдат и офицеров, раненых на советско-германском фронте, погибает в связи с тем, что в условиях суровой зимы им не может быть сделано переливание крови. Особенно много раненых погибает в Ленинградском районе…»[10 - Цитируется по материалу ТАСС, опубликованному в газете «Красная звезда» от 26 декабря 1941 г.]
Представитель штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Паулюс (через два года он сдаст под Сталинградом два десятка дивизий и отправится в советский плен в чине фельдмаршала) прибывает с инспекционной проверкой в район станции Мга. Неподалеку, на Невском пятачке, гибнут в изнуряющих рукопашных боях любимцы фюрера – 7-я авиадесантная дивизия Вермахта, за два дня отбившая у англичан остров Крит. Раненых в кровопролитных боях на Невском пятачке спасти не удается – в госпиталях нет донорской крови. «А откуда берут кровь русские?» – интересуется Паулюс. И получает обескураживающий ответ: из блокированного Ленинграда. «Черт побери! Кто кого заблокировал – мы русских или они нас?! Откуда в замерзшем голодном городе донорская кровь?» – «Русские разбавляют кровь жидкостью из таблеток!» – «Учитесь, клистирные трубки!» – кидает разгневанный Паулюс медикам.
Остатки авиадесантной дивизии выводят с Невского пятачка и отправляют на отдых во Францию, а многочисленная немецкая агентура в Ленинграде начинает охотиться за секретом изготовления жидкости и таблеток Петрова.
Ставится задача перехватить готовые препараты при их доставке в прифронтовые госпитали.
ЛИПК и шесть его филиалов в разных районах города целенаправленно обстреливают и бомбят. Крупные снаряды с Вороньей горы рушат близлежащие дома, случаются прямые попадания в старинное здание института, на его крышу сыплются зажигалки, гибнут доноры, идущие поутру сдавать кровь.
В ЛИПКе, как и везде, нет электричества, тепла, воды. Стерилизаторы и мойку донорской посуды переводят на дровяное отопление, центрифуги крутят вручную, воду возят с Невы и стерилизуют в дровяных автоклавах. Скоро дистиллированную воду начнут получать из снега, в котором утопает город.
На складе института заканчивается неприкосновенный запас стерильной посуды. Помочь берется завод «Светлана», но выпустив пробную партию, отказывается: не хватает специального кварцевого песка, который идет на выпуск радиоламп для военных радиостанций. В ЛИПКе находят выход. На склад стеклотары, что за Московской заставой, под самым носом у врага, отправляются медсестры и научные сотрудники. Днем они выковыривают из слежавшихся ледяных глыб белые водочные бутылки, а по ночам грузят их в кузова автомобилей.
Многие доноры приходят сдавать кровь со своей посудой. Школьники Смольнинского района собирают бутылки по квартирам и чердакам, приносят их в институт.
Смертность в Ленинграде растет ужасающими темпами. Возникает опасность потерять доноров и стратегический ресурс – кровь, которая стала оружием голодного города.
Руководство института бьет тревогу, и в декабре 1941 года Военный Совет Ленфронта выносит уникальное постановление о специальном донорском пайке из фондов Ленфронта. Каждому донору, в дополнение к общегородскому снабжению по первой категории (рабочей карточке), полагаются продукты из расчета 1050 калорий в день. В блокадном городе кровь становится приравненной к ценнейшим видам оружия и боевой техники. Устанавливается число штатных доноров с универсальной первой группой крови – 5000 человек.
В лютые декабрьские дни сорок первого доноры начинают получать специальное питание по норме – хлеб белый 200 г, мясо 40 г, рыба 25 г, сахар 30 г, кондитерские изделия 25 г, крупа 30 г, масло 30 г, яйцо 0,5 шт. Паек выдается на десять дней в периоды кровосдач. Помимо пайка, в день сдачи крови донору полагается обед в столовой ЛИПКа. Но рацион донорского пайка не падает в блокадном городе с неба. Специальный «донорский магазин» на Старо-Невском[11 - Дом на нечетной стороне Старо-Невского в створе Дегтярной улицы.] часто встречает обладателей заветных карточек пустыми полками.
К середине зимы Ленинградский институт переливания крови становится единственной «фабрикой крови – фабрикой жизни» в блокадном городе – все остальные районные станции выведены из строя бомбежками и обстрелами.
Но заявки фронта на кровь выполняются безукоризненно. Кровь и кровезамещающие препараты везут в чемоданах и специальных утепленных сумках на 2, 4 и 6 литров каждая. Везут на грузовиках в изотермических ящиках, выпуск которых налажен в ЛИПКе. Везут на лыжах и санках прямо до линии фронта.
Экспедиционный отдел посылает на фронт выездные «бригады усиления» с медицинским фургоном. Пара женщин-военврачей с пистолетами и безоружная медсестра везут «жидкость и таблетки Петрова», учат фронтовых медсестер работать с препаратами и приборами, разработанными в ЛИПКе. Одна из новинок, созданных в голодающем городе, – аппарат А. Д. Белякова для прямого переливания крови. Он становится незаменимым помощником фронтовых медиков.
На исходе страшной зимы сорок первого года военной медицине Германии удается получить потрепанную взрывом сумку с консервированной кровью и кровезамещающими препаратами из блокадного Ленинграда. Сохранившиеся бутылочки отправляют самолетом в Берлин. Анализ на новейшем электрофизическом оборудовании дает необъяснимые результаты: ленинградская кровь изменена на клеточном уровне. В Центральном госпитале Берлина кровь и «Жидкость Петрова» вливают тяжелораненым, и солдаты поднимаются с коек, полные сил и жаждущие борьбы.
Мистика!
Кровь неизвестного расового происхождения и жидкость какого-то русского доктора Петрова обладают загадочной силой! Откуда? Почему?
Светила немецкой трансфузиологии теряются в догадках. Кровь ленинградцев получает негласное название «Несломленная кровь».
Глава СС Генрих Гиммлер, идеолог тайной организации Третьего Рейха «Анабербе»[12 - Одна из целей «Анабербе» – выведение голубоглазого сверхчеловека, обладающего уникальными физическими и духовными качествами.], докладывает о результатах исследования Гитлеру. На докладе тут же ставится гриф «Для узкого круга! Совершенно секретно!» Нацистский доктор Йозеф Менгеле, ставящий безжалостные опыты над заключенными в Бухенвальде, просит добыть для его лаборатории донорскую кровь из блокадного Ленинграда.