– Слышал? Завтра приедет. Будешь уборку делать, старый пьяница, не то Ритка всыплет.
Воображаемый двойник возопил тонким голосом:
– Марго? С чего ты взял, что и она прикатит? Маша сказала «я приеду». Она одна, старый греховодник.
– Хочешь, чтобы Маша убирала окурки, разбросанные по столу, выносила бутылки? А рюмок почему пять? Вот и чашки все грязные. Барин, каждый раз чистую посуду берёшь, лень сполоснуть. Дожил. Чтобы вымыл, завтра любимую встречаешь.
С тех пор прошло больше года. Дед полностью свыкся с деревенской жизнью и стал в селе почти своим. Маша приезжала часто, особенно летом, и устраивала ему профилактические «головомойки», чтобы не расслаблялся. Она узнавала от соседей, как часто видели его на улице, и не дай бог, если дед сидел всю неделю дома.
– Опять пьянствовал? – грозно вопрошала супруга.
– С чего ты взяла?
– Продавщица сказала, что ты ночами за водкой шастал.
– Да? – терялся дед. – Один раз зашёл, нельзя? Притом не за водкой, а за пивом.
– Один раз можно. Но ведь не один. За пивом, говоришь? За пивом, вчера, чтобы протрезветь до моего приезда. Посмотри на себя, зелёный совсем, и нос баклажаном. Обещал гулять ежедневно, а сам взаперти сидишь.
Дед ворчал, что вот, уже и выпить нельзя, но в душе был счастлив заботой Маши. Холодную зиму он пережил в одиночестве, но с первыми солнечными деньками жена стала навещать. Она сдержанно, даже с недоверием отнеслась к дружбе Михаила с Ваней, цыганским пареньком, в последнее время зачастившим в их дом. Дед называл парня ласково Ванечкой и восторженно отзывался о нём:
– Такой чудный парнишка, я полюбил его.
– На твоём месте я бы не приваживала цыганенка.
– Но Колю уважают в селе, а Коля его дядя.
– Дэн тоже племянник Коли, и что?
– Тоже мне, сравнила.
– Вместе ходят, значит похожи.
– Я дружу с Ваней, а не с Дэном.
В подобных разговорах Михаил оставался при своем мнении, но неприятный осадок в душе проходил не сразу. Маша видела, что муж дуется на нее, но делала вид, что ничего не случилось, надеясь, что со временем супруг отвадит парня.
В тот весенний день Михаил Трофимович по обыкновению предавался сладостным воспоминаниям о выходных, проведенных с женой. Едва налил кофе, в дверь постучали. Досадливо ворча на незваный визит, вышел в сени, окликнул:
– Кого несёт?
– Это я, Ваня.
Дед радушно распахнул дверь:
– Ванечка, заходи.
– Дядь Миш, может чего надо? В магазин сбегать? Дров?
– Да ты уж наколол дров, хватит до осени. Посиди со мной, кофейку выпей.
– Некогда. Меня ждут.
– Кто ждет?
– Дэн.
– Извини, Дэна не приглашу.
– Знаю. И Дэн знает.
– Не моё, конечно, дело, только держался бы ты от него подальше.
– Он родня мне.
– Тем не менее, Коля не жалует твоего Дэна. А ведь Коля – авторитет.
– Коля – барон.
– Тем более.
– Тем более. Если не я, Дэн один останется.
– И что? А если он тебя втянет в дурное?
– Не волнуйся дядь Миш, у меня своя голова на плечах. Твои-то когда приедут?
– На выходных. Мои работают. Это я на пенсии.
– А может за водой сходить?
– За инвалида считаешь? Мне и так нечего делать, вот и за водой схожу, и за продуктами. Приходи вечером, почаёвничаем. Расскажу об интересных людях.
– Об актрисах?
– Могу и об актрисах.
– Приду.
Дед задумался. Когда-то давно он работал режиссером на киностудии «Ленфильм» и многое мог порассказать. Жизнь сводила с множеством интересных людей, он выпивал с писателями и режиссерами, дружил с известными актерами и композиторами. В 90-е годы прошлого века кинематограф пришел в упадок: старые кадры разогнали, а новые не вырастили. Теперь остались лишь воспоминания. Жена уговаривала писать мемуары, но дед отнекивался, ссылаясь на неготовность ворошить прошлое. На самом деле, не последней причиной была лень. Сама Маша писала хорошие стихи, которые читала ему и размещала в интернете. Конечно, она мечтала когда-нибудь выпустить сборник.
Дед взял сотовый телефон и взглянул на дату: 14 мая. Нашёл число на большом православном календаре, висевшем в столовой, и вздохнул: всего лишь вторник, до выходных еще целых четыре дня. Он скучал по жене и падчерице. Что говорить, даже по коту Степану, которого, возможно, привезут уже на лето. Ещё четыре дня и, не дай Бог, заболеет Маша или Рита. Тогда снова придется коротать в одиночестве время, которое тянется резиной, если чего-то страстно ждёшь. Дед Миша посмотрел на кормушку для птиц за окном ? теперь зимние друзья «одинокого волка» не прилетали лакомиться семечками. На улице буйствовала весна: едва стаял снег на клумбе, распахнули жёлтые и синие розетки крокусы. Потом они отошли, а махровые нарциссы собрались уступить место сортовым тюльпанам. «Ах, как жаль, Машенька не видит!»
За окном был пруд, где ребятишки ловили ротанов, мелких головастых рыбок, которых не ели даже местные кошки. Прожорливые ротаны извели почти всех карасей в пожарном водоёме, созданном когда-то для нужд сельчан.
Пожарный водоём.
Он усмехнулся, вспомнив, как осенью горела старая школа, пристанище бомжей, рухлядь, догнивающая напротив пруда и отнюдь не радующая око. Народу столпилось! Даже он, много повидавший на своём веку, пришёл «любоваться» на работу пожарных.