– Это маленький островок? Он разве обитаемый? – оторопел Арт.
– Дожили… Конечно, обитаемый!
– А я слышал, там развалины… – пробормотал он.
– Развалин – навалом. Но при этом там живет почти тысяча человек.
Арт встал и – в темноте я плохо видела – то ли воздел руки к потолку, то ли еще как-то изобразил полное недоумение.
– Никому нельзя верить на этом долбаном острове, – пробормотал он. И вдруг спохватился: – Елка! Тебе спать давно пора. Пойдем домой.
– Не хочу-у, – захныкала Елка. – Я хочу здесь.
– Я кому ска…
– Слушай, куда ты ее потащишь среди ночи? Пусть тут спит, а утром заберешь. Я за ней послежу. Я умею с маленькими. Елка, отпустишь дядю домой?
– Да! – радостно заявила Елка и тут же улеглась.
– Нормально… – опешил Арт. – Ты сама где спать будешь? Вы вдвоем тут не поместитесь!
…Но Елка уже сопела. Я нащупала в ногах кровати одеяло и накрыла ее.
– Ну… я как-нибудь…
– Понял. Ладно, пошли тогда вниз, болтать. Одних я вас тут все равно не оставлю. Расскажешь про свой Светлоярск.
– А она не испугается, когда проснется?
– Не проснется. Если вырубилась – теперь до утра.
Оставив спящую девочку, мы тихо спустились на первый этаж. И только сейчас я вспомнила: ведь Арт, уходя, защелкнул дверь на замок. А когда пришел – открыл его.
И если он говорит правду, что не приводил сюда Елку, – а зачем ему врать? – получается, она как-то попала в запертый маяк.
Глава четвертая
О качелях, стреле орлана и с т ук е топора
Лес
Натка рисовала качели.
Неизвестно почему с утра ей так захотелось качаться – да повыше, побыстрее, чтоб дух захватило, – что она вынырнула из мешка и, не дожидаясь, пока кто-нибудь еще проснется, чуть не слетела с лестницы и кинулась к мольбертам. Она сама не понимала, откуда вдруг возникло такое желание, – то ли насмотрелась на болтающуюся каждый день в ветвях огромного дерева мелюзгу, то ли из-за того, что Виталик с Ириной Андреевной добрались вчера до верхушки самого высокого ильма. Так назывались деревья с широкими шершавыми листьями – ильмы. Тетя сказала: для того, чтобы привыкать к высоте. Но, по мнению Натки, Виталик и так ни капельки не боится высоты, не то что она. И качели Натка никогда особенно не любила. Но сегодня…
Два мольберта – ее и Женька – стояли внизу, возле одного из окон. Дом потихоньку расширялся – каждую ночь он вырастал еще на чуть-чуть, вот и появилось место для рисования. Причем увеличивался только нижний зал, наверху они по-прежнему спали впритык друг к другу. Но это никому не мешало, днем они мало бывали наверху, всегда находились какие-то дела: сходить на рыбалку или принести воды, нагреть, постирать, собрать хворост, помочь с обедом, поиграть с мелкими… Даже учиться они еще толком не начали – некогда. Разве что порисовать вчера удалось.
Недолго думая Натка сгребла свой мольберт в охапку и потащила на улицу. Там свет лучше. И никто не помешает, если вздумает проснуться.
Почему-то никак не удавалось найти подходящее место для мольберта. То слишком темно – листва кругом, то бугорки, как назло, то вид Натке не нравился… Хотя к чему бы, казалось, вид, если она собирается рисовать не с натуры?
…Выяснилось, что с натуры. Сразу за домом она увидела два одинаковых дерева – не таких высоких и толстых, как большинство вокруг, а помоложе, с темной корой, – и расположилась с мольбертом прямо перед ними. Карандаш привычно лег в руку…
А дальше время перестало ощущаться. Потекло между пальцев.
Натке стало казаться, что она не стоит у мольберта, а отправилась в путешествие. В дальние страны, может быть. Похожее ощущение было во время теста, когда орлан просил нарисовать шар изнутри. Тогда – о, тогда вообще было интересно! Натка никому бы не призналась, но в шаре она увидела планету, которая совершает путь по орбите. И Натка совершала этот путь вместе с планетой! Слов не было, чтобы передать все ее чувства. Но сейчас неожиданно слова пришли…
Земля – кораблик храбрый мой.
Наполнит парус звонкий голос,
И в море – черном, словно космос,
Сияет звездный путь. Домой
Сквозь Светлый лес лежит дорога.
Четыре сходятся в одном…
Стих оборвался. Натка внезапно очнулась: кто-то громко звал ее по имени – совсем близко, над ухом. Она вздрогнула, чуть не выронив карандаш. Рядом стоял Женек с двумя корзинками в руках.
– Наташ, ты что? – удивленно воскликнул он. – Я тебе минут пять кричу. Пойдем за грибами, тетя Лена просила набрать для супа.
– А? – переспросила Натка, все еще не придя в себя. – Жень, ну ты же не дал мне увидеть, что там дальше!
– Где? Ну ты совсем улетела куда-то, – засмеялся Женек. – Со мной тоже бывает. А рисунок отличный, и столбы клевые, я даже не видел, как их сделали. Качели будут, да? Или турник? Нет, для турника, наверное, высоко. Шикарно!
– Столбы? – переспросила Натка.
– Ну да. Деревья. Так ты идешь за грибами?
Натка не слышала. Она смотрела на два дерева. До высоты около двух метров стволы были гладкими, кто-то успел снять кору. Поверх шла резьба в виде веток и листьев. Они как будто застыли на столбах. Поперек лежала перекладина. Выше как ни в чем не бывало продолжался ствол, зеленела листва, по верху перепархивали птицы.
Два столба с перекладиной она только что изобразила сама, на бумаге. В реальности их не было. До сих пор не было, а теперь они откуда-то взялись.
– Этого не может быть, Жень, – тихо сказала Натка.
Женек, не вполне понимая, о чем она говорит, осторожно взял Натку за руку и увел подальше от мольберта.
Они пробирались в чашу. Поблизости от дома грибов уже не осталось – дети и взрослые выбрали все, что можно. Под ногами похрустывали сухие ветки, птичьи голоса звенели в вышине. Издалека донесся дробный стук дятла. Прохладно. Женек, не выпуская Наткиной руки, высматривал: не мелькнет ли где-нибудь под деревом коричневая шляпка?
– Я сама их придумала! – внезапно крикнула пришедшая в себя Натка.
Стая птиц испуганно поднялась с куста. Сверху упала оброненная убежавшей белкой шишка.
– Их там не было, понимаешь? Не было этих столбов! И перекладины! Их никто не делал!
Натка размахивала руками, а Женек во все глаза смотрел на нее – и начинал верить.
– Дядя Коля говорил, что лес – странный, – медленно сказал он.
– Странный? Но не настолько же! Он что, сам вырастил резные столбики? И как раз такие, как у меня на рисунке? И за полчаса?
– Ты рисовала часа два. Я видел, как ты выходила.