Зеркало

–Смотрите!

Все замерли. В пенном прибое в зоне видимости обнаружилось дитя лет десяти. Дитя спокойно двигалось по косой к пляжу между стоянкой катеров и яхт, что-то тщательно рассматривало в море. А главное, ни испуганным, ни возбужденным выглядеть и не думало.

«Гляди, даже не вопит – сказал мужской голос – и не бегает.»

«Славу Богу!» – отозвался женский.

«Точно, действие заканчивается» – подытожил чей-то шепот.

–До чего молодец наша Агафья – и мозги хамским рожам прочистила и вовремя отпустила – такое мнение выразили почти все присутствующие.

Все уже более быстрым шагом – положение дел – ясное, а дела не ждут, двинулись к машинам, оставленным далее вражеской стоянки, погрузились в «Жигули» отца Тихона в два яруса, в «Фольхваген» Алкиной матери – в полтора, включая багажники и направились домой. За ними потянулись остальные станичники.

Весь день станица бурлила. Люди делали срочные дела и снова появлялись на улице. Никто, ни одна машина чужаков не появилась на внутренней дороге.

Люди вначале с опаской, потом более уверенно – к хорошему быстро возвращаешься, забирались на дорожную насыпь и бодро по ней передвигались. И снова собирали уверенность в копилку положительных чувств родной станицы.

Несколько мужиков, хорошо принявших на грудь – для храбрости проверили местный пляж и вернулись в два раза счастливее с известием, что с их пляжем ожидаемо! полный порядок.

Эйфория защиты разливалась по душам и бодрила тела, пока кто-то не сказал, что хамы так просто не сдадутся, что они явятся мстить и что надо срочно поставить к дому Агафьи мужиков для защиты.

Наталья широко улыбнувшись, заметила, что это уродов, которые явятся к ведунье, надо защищать. Вот уж кому не позавидуешь. Разве что долготерпеливая Агафья второй раз к ряду не станет задействовать свои способностям.

Я все рассказала, передала все что случилось, что наши все, как один хотели бы выразить ей свою благодарность.

Агафью аж передернуло: «Мол, за доброе дело дифирамбы слушать и то, гордость тешить. А за такое…»

–Ясно. Лучше не нервировать.

–Соберем, как водится, ей огромный гостинец. Жаль настоящие колдуньи денег не берут. Мы бы не поскупились.

–Не ушла она еще, не знаешь?

–Нет. Сказала, что наворотила делов и теперь понесет ответственность. Но долго ответного «по шее» ждать не может, уйдет грехи отмаливать. Добавила еще, что непогоды должна дождаться.

–А это зачем?

–Не объяснила пока.

–Вот она наша Агафья. Переживает. Говорит: «Делов наворотила.»

–Это приблудные наворотили. Втянули нормальных людей и приличную колдунью в разборки. Эх, да что там!

* * *

На следующий день на станицу полилась отдача. Вселенная с реакцией на агрессию ждет разные сроки. На сильно яркую – обычно недолго. Хотя, конечно, у Вселенной собственное, нечеловеческое времяисчисление.

Эмма со странным настроением стаскивала тряпку с зеркала в своем бунгало. Делала она это осторожно, брезгливо и с опаской. И до того, как протянуть руку, долго примерялась. Эмма убеждала себя, что тряпку повесила тетя Валя перед их уходом на яхту Власа, а из тети Валиной вещи никакая страхолюдина не выскочит и огонь не взметнется.

Все равно пришлось бы эту неприятную бутафорию снять. Занавешенное зеркало так и притягивает взгляд и не просто притягивает, а конкретно пугает, тут не належишься и не отвернешься, так еще хуже – ощущать нечто за спиной.

Ну все!

Вот она выгоревшая тряпка на двух пальцах висит…

Глупая. Зеркало как зеркало, разве что лицо из него на нее глядит в сильно стрёмном состоянии. Но это ее лицо. А со своим светлым образом как-нибудь, да договоришься.

Эмма вынесла тряпку на порожек, отцепилась от нее и огляделась – Артем уже куда-то делся. Пойду и я до тети Вали дойду.

Эмма собиралась у тетушки кое-то спросить, не только про Артема. Но не успела даже поздороваться.

Ритка почему-то до них сегодня не дошла, составляя их обычный комплект, а застряла у тети Вали. А учитывая, что и Артем там, Эмма осталась в одиночестве.

«Ожидаемо» – низким голосом выдала тетя Валя единственное слово в ответ на звонок и выдвинув ящичек со столовыми приборами, надолго углубилась в него зрением.

«Пока только Пипа и Трояна трепали» – сообщила между тем Ритка, явно продолжая разговор.

«Их что, побили?» – озаботился Артем.

Пипа пару раз за грудки прихватывали и отпускали. На Трояна только наскакивали.

Он говорит – «Нет ничего, от слов не больно.»

–Конечно, из нас всех лишь они в близком доступе, вот за всех и отдуваются.

–Ладно, некогда тут! Все уже высыпали на улицу. Пошли!

–По дороге тетя Валя на полном серьезе пыталась спрятать приличных размеров тесак для разделки мяса в элегантном кармашке летнего сарафана. И бросив это никчемное занятие, воинственно зажала холодное оружие в руке.

Артем только у самой калитки на улицу уговорил ее оставить тесак дома. Но Эмма перехватила запоминающий взгляд брата – в какой край клумбы с розами холодное оружие легло. И упреждающе возмутилась: «Не смей!»

Дачники заехали со своей стороны примерно в середину станицы и видимо, уже какое-то время требовали ответа на вопрос: «Что сотворили аборигены с морем и почему они – славные люди не могут в нем купаться!

Природа быстро захватывает отвоеванные у людей участки земли. И на дорогу, по которой никто так долго не ходил, уже в прошлые сутки стали выбираться дети – истинные природные показатели. Правда, на обочине, составляя контраст миру-покою, валялась обиженная свежееперееханная красная лошадка.

Сельчане хранили гордое молчание, выразительно уставившись на лошадку и кроме довольно вежливо высказанного предложения убраться восвояси ничего другого не говорили.

«Ага! – злобствовали дачники – Сразу видно: вам стыдно, у вас рожи виноватые. Немедленно прекратите это издевательство! У нас с десяток в психушке, еще больше с сердечными приступами в больнице, остальных с трудом привели в чувство, чтоб хоть на месте оставались, не убегали не весть куда.»

Вы – садисты! По вам закон плачет. Признавайтесь по хорошему: «Что вы сотворили, чтобы мы стали бояться собственного моря?»

Внимание дачников привлек дядя Игнат, молчаливо стоявший вместе со всеми.

В любых массовых волнениях наступает момент, когда все устают от бессмысленности болтания языком. И тогда действие или усиливается дракой или ослабевает тишиной.

–Это ты, урод свой дурацкий забор пожалел? И втянул нас в такое?

Игнат ничего не ответил. Он как серьезный мужик визг, тем более мужской,       поддерживать не стал. Да поздно забором прикрываться, когда «заслуг» на миллион.