Из бизнес-шпилек в кеды фриланса. Путь к себе

На следующее же утро вернулись в нашу крохотную комнатку, которая всегда казалась такой тесной. Но только не в этот раз. Очутившись дома, мы с мамой обе выдохнули. Да, тесный. Скромный. Временный. Но это был наш островок.

Теперь недели тянулись спокойнее – заживление шло хорошо. Я перестала орать во время перевязок, и гнойный отит отступил, оставив мне на вечную память лишь трещину в барабанной перепонке.

За три дня до моего четырехлетия вернулся отец. На нас с мамой полились слезы счастья. А папе, едва переступил порог, пришлось залпом выпить всё, что произошло. Он ведь совсем ничегошеньки не знал.

В тот день я сидела у отца на коленях, разглядывала такие знакомые, но немного подзабытые за время разлуки черты. Крутила пуговицы на манжетах, гладила по гладковыбритым щекам, целовала их. И мне было ни капельки не больно.

Глава 5. Цена первого класса

– Да поймите же вы, Марина не виновата, что так рано пошла в детский сад, – мама в который раз убеждала учительницу, пытаясь то надавить, то разжалобить. То заново пересказывая грустную историю о том, как рано ее вызвали из декрета, а бедную годовалую Маришу отправили в ясли. – Все ребята из ее группы пойдут в первый класс, а мою дочь вы предлагаете оставить на второй год? Она уже неделю толком не ест, плачет во сне и умоляет пойти в школу.

– Я вас прекрасно понимаю, – вздохнула молодая русоволосая учительница. – Ваша Марина действительно способная девочка: прекрасно читает, считает и, кажется, вполне готова к школьным нагрузкам. Я бы с радостью ее взяла. Но это не простой класс, а экс-пе-ри-мен-таль-ный! – последнее слово было сказано с придыханием и каким-то особым трепетом. – Туда принимают детей только с шести лет, а ей к первому сентября будет всего пять.

– Прошу вас, мы должны что-то предпринять, – голос предательски задрожал, мама глубоко вздохнула и покачала головой. – Вы даже не представляете, как сильно она хочет в школу и не перенесет отказа. Боюсь… это может отразиться на ее будущем.

– Пожалуйста, не переживайте так, – учительница внимательно заглянула в мамины глаза. – Вот если бы день рождения у Марины был не в октябре, а, скажем, на полтора месяца раньше, – вкрадчиво произнесла она и медленно кивнула, – это бы всё решило.

Две женщины заговорщицки переглянулись: в их симпатичные головки явно пришла одна и та же мысль.

– Я все устрою! Исправлю дату рождения на 30 августа, – мама тут же вцепилась в эту возможность и рукав учительницы. И перейдя на полушепот, добавила, – Личные данные лежат в садике – я обо всем договорюсь. Вас это никак не коснётся.

– Ради вашей девочки я готова на это пойти, – учительница вдруг резко замолчала, сама не веря тому, что только что произнесла вслух. – Я надеюсь, вы понимаете: ни одна душа не должна узнать об этом.

Спустя месяц Мариша села за парту вместе с другими мальчишками и девчонками. Счастье переполняло, и казалось, никогда не закончится. Новоиспеченная школьница была во всеоружии: карандаш остро заточен, косички туго заплетены, а рука наготове, чтобы высоко взлетать на каждый вопрос учителя.

Меня совершенно не смущало, что оказалась самой младшей в классе. Я – первоклашка! Всё остальное не важно.

Фальсификация данных и документов. Если судить строго, именно так можно назвать план двух заговорщиц, пусть и горячо мною любимых – мамы и первой учительницы. И все же: так непросто давшееся им решение и сделка с совестью распахнули мне двери в школу и те счастливые беззаботные годы.

Как сложилась бы моя жизнь теперь, не пойди я тогда в первый класс? Это была бы другая учительница, другие дети и совершенно другая история.

Мне не ведомо, что «было бы, если…». Но одно я знаю точно: не стоит окрашивать поступки людей лишь черной или белой краской. В палитре жизни много других оттенков: она разноцветна и многогранна.

Глава 6. Октябрятская лихорадка

Колени и локти за лето были безжалостно ободраны, и первого сентября мы гордо демонстрировали друг другу «боевые» шрамы. Самые «солидные» раны добывались в неравном бою с велосипедом. То штанину зажуёт вечно голодная цепь, то педали прокрутят, то камень прямо под колёса выскочит. Своего «коня» у меня не было, всем двором катались на соседской «Каме». Пока дойдёт твой черед, уже вся дрожишь от нетерпения – и ка-а-ак разгонишься, что есть сил, отпустишь ноги, лети-и-и-ишь. Эх, лето!

И вот – сентябрь, начало учебного года, торжественное посвящение в октябрята. Для меня – будто посвящение в рыцари. Под дежурные аплодисменты второклассников принимали в ряды пионерии. Вешали на грудь «ордена» – значки с юным Володей Ульяновым, принимали присягу Красному знамени. Гордо задрав подбородок, стояла среди них и я. Стук юного сердца заглушал, казалось, даже барабаны, а широченная улыбка выдавала искреннего октябрёнка.

Я топала с линейки и рассуждала: как теперь изменится моя жизнь? Ведь раньше все делалось просто так, а теперь – за идею, за партию! Эх, это ж я макулатуры и металлолома вдвое больше соберу. Нет, втрое!

– Мама, меня приняли в октябрята, – радостно запрыгала я, едва открыв калитку.

– Поздравляю! А сейчас пойди и нарви травы курам, октябрёнок Марина, – тут же осчастливили меня партийным заданием. – Только не как вчера! Вдвое больше. А лучше – втрое.

После окончания первого класса мы переехали в частный дом. Всего-то 64 квадратных метра, но после комнатушки, где ютилось до этого все наше семейство, он казался царскими хоромами. Мы с сестренкой бегали по комнатам и кричали друг другу «ау», словно боясь затеряться. А папа во всеуслышание был наречен добрым волшебником, ведь он сумел сотворить чудо – вызволить принцесс из плена мрачных стен и поселить в уютный сказочный мирок. Здесь было все для счастья: светлая девичья горница, цветущий палисадник и старый былинный вяз на заднем дворе.

Хозяйственные родители завели несушек, чтобы поутру к завтраку были свежие яйца. Вдоволь нарвать ботвы пернатым стало нашей с сестренкой обязанностью. На поле мы бегали вместе с соседской девчонкой, ей было поручено кормить кроликов. Через пару дней голодной птичьей забастовки выяснилось, что куры и кролики предпочитают все-таки разные травы. Дальше дело пошло на лад. Мы устраивали пеструшкам щедрые пиры из молодой крапивы, клевера и луговой люцерны.

Теперь же я рвала траву с особым старанием – когда ты октябрёнок, халтурить нельзя. Куры с благодарностью принимали двойную порцию угощения и, казалось, неслись с большим усердием. Может, они так поддерживали линию партии и ударные темпы производства?

Вечером папа решил затопить баню. Я, как всегда, завороженно смотрела на пламя в печи. Но в этот раз оно совсем не умиротворяло – не давали покоя мысли, что вредитель-родитель кидает прожорливой буржуйке слишком много бумаги. Не по-октябрятски это! Ценный ресурс надо экономить, а излишки – сдавать в макулатуру.

Папе стало неуютно под моим испепеляющим взглядом, и он вышел покурить. А я, вспомнив завет Ленина «учиться, учиться и ещё раз учиться», решила поиграть в школу. На стареньком диване в детской усадила всех сестренкиных кукол. Открыла импровизированный журнал и начала вызывать к доске – дверце двустворчатого лакированного шкафа. Шел урок литературы, «ученики» декламировали стих: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Но, оказалось, не все в классе были готовы к уроку, некоторые откровенно сачковали.

Я озвучивала стих за каждого. С выражением и интонацией – за хорошистов: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». И запинаясь на каждом слове – за двоечников. У доски как раз стоял Сашка Петров и никак не мог осилить рифму, густо краснел, молчал и мычал.

– Вы меня простите, Марина Юрьевна, но это невозможно, – в мой воображаемый класс вошла вполне реальная мама. – Можно уже какой-нибудь другой стих разучивать? Я не в силах это больше выслушивать.

– Мама! – я сняла игрушечные очки из детской аптечки, отложила указку-карандаш и села в растерянности на маленький стульчик. – Как ты можешь? Это же стих про Ленина. Вождя народов!

Мама закатила глаза и вышла из класса, поняв, что меня пора лечить от побочных эффектов октябрятской присяги и лжепатриотической ветрянки. А я, испугавшись за оппозиционно настроенную маму, решила спасать ее. Незамедлительно.

Прибежав к отдыхающему после бани отцу, вместо «с легким паром», выпалила залпом «Авроры» всю правду об «изменнице Родины». Раскрасневшийся от пара, он сначала рассмеялся, но, увидев мой серьёзный настрой, успокоил:

– Мариша, не волнуйся, я с ней поговорю. Иди, продолжай урок: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».