Ритуал

– Двести тридцать два.

Принцесса помолчала, прикидывая, может ли это быть правдой. Спросила осторожно:

– Да? А сколько живут драконы?

– Пока не умрут.

– Да?

Арман отвернулся.

Он был так мал тогда, что о гибели отца сохранилось не воспоминание даже, а, по сути, воспоминание о детском воспоминании. Грохот, вспышка – отец, пораженный прямым ударом молнии, рухнул в море… Ему было, кажется, чуть больше двухсот… А через двадцать лет умер дед.

Юта вывела его из задумчивости, процитировав страшным шепотом:

– «Акк-Ар утвердился, и заматерел, и дожил до глубокой»… Но ведь он своего брата убил, да?

Что ж, подумал Арман. Я сам виноват – пустился с жертвой в объяснения, позволил рассуждать о делах рода…

Он вспомнил, как в темноте подземелья вздрагивал насмерть напуганный принцессин голос: «…моя тень встречает меня, как мой брат». И ведь что за странность, до этих ее слов он был ужасно зол, и сидеть бы девчонке без света не час и не два… Но уж очень необычно было услышать эти строки из ее уст. Необычно и… приятно, что ли? Он растрогался и вывел ее на поверхность…

– А… – начала было Юта и осеклась.

– Что?

Юта отчаяно засопела, не решаясь спросить.

– Ну, чего тебе, принцесса?

– У вас… ну, в общем, у драконов бывают имена, как и у людей?

– У людей, – сухо поправил он, – у людей, как и у драконов.

– Можно узнать, как вас зовут?

Он задумался. Выговорил с трудом:

– Арм-Анн.

С двумя факелами было удобнее, чем с одним.

– Тут непонятно… – бормотала Юта. – Это драконий язык?

– Древнее наречие.

– А вы понимаете его?

– Отчасти.

Залу не было видно конца-края, и все новые и новые колонны, покрытые письменами, выныривали из темноты.

– А что здесь написано? – Юта водила пальцем по влажному камню. Арман то и дело одергивал ее:

– Не руками, принцесса!

Юта отшатывалась, чтобы тут же приблизится опять:

– Тут есть и знакомые буквы, и не совсем знакомые… Что это?

Арман снисходительно объяснял. Чередовались более или менее давние описания нравов, обычаев, летопись наиболее важных событий, которыми, как правило, были битвы, схватки и поединки: «…и встретил Дон-Ар брата своего старшего Дав-Ана, и была их схватка подобна огненному узлу… И стянулся узел, и погиб Дав-Ан, и Дон-Ар возопил победно – но раны его были глубоки, как море, и пролил он море крови своей и в море же рухнул… Погибли оба, и осиротел род…»

– «Осиротел род», – шепотом повторила Юта. – Война между братьями? Одна и та же история повторяется и повторяется… Только тот, про которого я читала раньше, «заматерел» и «дожил до глубокой старости», а тут, видите ли, «осиротел род»… Зачем же было биться?

– Это обычай, – сказал Арман сухо. – Род продолжает только сильнейший из братьев. Тебе не понять.

– Не понять, – пробормотала Юта.

И после минутного молчания вдруг заговорила быстро и убежденно:

– А помните те строки про тень, которая встречает, как брат? Помните? Тот, кто их писал, ХОТЕЛ встретиться с этим своим братом, и не для того, чтобы его убить. Как вы это объясните?

– Никак, – глухо отозвался Арман. Юта, ободренная, продолжала:

– Я думаю, что убивать братьев не так уж хорошо. Рано или поздно остаешься один-одинешенек, и тогда уже впору со своей тенью беседовать… Вот вы, – она осуждающе уставилась на Армана сквозь пламя своего факела, – вы тоже убили своего брата?

Арман молчал так долго, что она испугалась.

– У меня, – медленно сказал он наконец, – у меня никогда не было братьев.

«…Гибель рода!»

Его дед был кликушей. Малыша до обморока пугали обвиняющие выкрики и зловещие пророчества.

«Гибель рода, распад, конец! Кого ты выплодил, сын?! Где сильные внуки, где носители моего пламени, готовые сразиться во славу семьи? Или этот выродок, Арм-Анн, уцелеет?»

Отец молчал. Арман дрожал, забившись в угол.

«Наши предки не простят нам, сын. Роду нужны новая кровь, свежие крылья. Арм-Анн – хилая ветвь. Где его братья, рожденные для поединка?!»

Потом была молния, осиротившая Арм-Анна.

Он тряхнул головой. Факел Юты мерцал далеко впереди – принцесса стояла, разинув рот, перед черной глыбой плоского, вздыбленного камня:

– Горгулья, это что еще?

Арман приблизился, думая о своем. Кивнул отрешенно:

– Здесь заключено пророчество.