Vita Nostra. Собирая осколки

Он был проницательный, чуткий, и он любил Артура и Пашу.

– Я заберу обоих, – тяжело сказал Ярослав. – Поговорить?! Мы и так слишком долго с ними возились! Психологи, няньки… Они будут учиться куда поступили – или пойдут в армию!

– Мы останемся в Торпе, – услышала Сашка голос и не сразу поняла, кому он принадлежит. А потом увидела Артура – тот подошел незаметно и стоял теперь рядом с беседкой. Сухая еловая иголка упала сверху и запуталась у него в волосах.

– Нет, – уронил Ярослав. – Пока я отец, я решаю. Собирайтесь, мы уезжаем.

Сашка мигнула. Мужчина в беседке был похож на Ярослава точь-в-точь, но это была проекция, искаженная миром-без-страха. Настоящий пилот Григорьев понял бы, в чем дело; настоящий бы почувствовал, вслед за Антоном Павловичем, что с сыновьями что-то происходит, что это не фокусы и не глупые капризы…

Костя переложил тяжелую работу на мальчишек, подумала Сашка, и с трудом преодолела раздражение. Мысль, что Костя ревнует и нарочно издевается над близнецами Григорьевыми, была идиотской, и не просто человеческой – инфантильной. Но вот факт: Артуру сейчас придется доказать отцу, что их с братом лучше оставить в покое.

А как он будет доказывать?

Артур молча вошел в беседку. Взял стакан воды, стоявший на столе, и выплеснул Ярославу в лицо.

* * *

В начале августа подтвердилось место в реабилитационной клинике в Индии, в наисовременнейшем медицинском центре. История папиной болезни оказалась редчайшей, и врачи надеялись получить новые знания, а папу полностью вылечить. Он слишком молод, чтобы переживать сердечные приступы, – сердечные в медицинском смысле, говорила мама и лукаво улыбалась. Она простила мужа, осознав, как сильно тот переживает свою ошибку. Мама по-детски радовалась своему благородству. Папа был полностью растворен в ней. Это был их третий медовый месяц, и очень счастливый, несмотря ни на что.

Валя больше не упоминал имя Александры. Не говорил о ее возвращении. Несколько раз видел ее в толпе – и всегда потом сознавал, через секунду, что это другая женщина. Валя был как лягушка, которую очень медленно варят, и, когда стало понятно, что мама полетит в Индию с папой и будет там жить и работать на своей работе удаленно, а лечение вместе с реабилитацией займет самое меньшее полгода, – к этому моменту Валя не способен был сопротивляться.

События складывались, будто камни в пирамиде, поставленные один на другой. Если бы не внезапный «курортный роман», не ярость и ревность, не торопливый разрыв, не сердечный приступ, не реанимация, не чувство вины, наконец, если бы совершенно неожиданный, невероятный медицинский центр в Индии, на который папу вывели его же коллеги, – если бы все это не сложилось так точно по времени и по силе эмоций, разве оставила бы мама Валю одного на полгода?! Она и на две недели его еле-еле отпускала!

Разумеется, мама договорилась со своей родственницей тетей Ниной, что та переедет и будет жить с Валей в одной квартире, готовить еду, присматривать за мальчиком. Валя не удивился, когда за пару дней до переезда тетя Нина сломала ногу в трех местах. Несчастная женщина стала случайной и невинной жертвой, оказавшись на пути между Валей и городом Торпой.

Мама ужасно огорчилась, но откладывать полет в клинику было никак невозможно. Тогда Валя, не желая затягивать ее мучения, собрался с духом:

– Мама, ну что ты переживаешь? Обедать я стану в столовой при университете, кашу сварить на завтрак умею… И я ведь целыми днями буду на учебе, а дома только спать. И соседка тетя Оля сразу нажалуется тебе, если я устрою слишком шумную тусовку!

– Как быстро ты повзрослел, – сказала мама и отвернулась, чтобы спрятать слезы.

Отца везли на посадку в самолет в инвалидном кресле. Мама обещала, что, когда они вернутся из клиники, он будет бегать и танцевать. Всю заботу, сколько у нее было, мама изливала теперь на отца, как если бы он был ее любимым ребенком. А Валя? Мальчик вырос.