Алена и Аспирин

Аспирин, внутренне передернувшись, снял осколок при помощи салфетки. Выбросил в мусорное ведро.

– Так что насчет меда? – спросила девочка.

– Сейчас… Ему в блюдце положить или он может из банки?

– Все равно, – покладисто решила девочка.

– Ему гречневый, липовый или цветочный? – осведомился Аспирин.

Девочка мельком глянула на игрушку.

– Цветочный лучше. Но это не принципиально.

Аспирин чуть не выронил чашку, которую только что снял с полки.

– А ложку ему надо? – поинтересовался хрипло.

Девочка усмехнулась:

– Где ты видел, чтобы медведи ели ложками? Только в мультиках!

– А-а, – неопределенно сказал Аспирин. Поставил на стол перед мишкой стограммовую баночку цветочного меда. С усилием отвернул крышку. Отошел к мойке, встал, скрестив руки на груди, уставился, будто ожидая, что пуговичные глаза мигнут, игрушка потянется ватной лапой к баночке, зачерпнет мед и понесет, роняя капли, к вышитому на плюше рту…

Игрушка не шевельнулась. Девочка взяла медвежонка за лапу, засопела за него, наморщила нос:

– Мишутке нравится. Спасибо.

– Пожалуйста, – вздохнул Аспирин. – Ну а теперь, когда он поел…

– Где же он поел? Он только начал!

Аспирин посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Пока удирали с места проишествия, пока плутали переулками, пока Аспирин решал, что делать дальше…

– У тебя есть домашний телефон? – спросил он безнадежно.

– Нет, – отозвалась девочка, «зачерпывая» медвежьей лапой мед и чавкая от воображаемого удовольствия.

– Ты вообще думаешь возвращаться домой?

Девочка взяла со стола салфетку и начисто вытерла мишкину морду. У нее были коротко остриженные розовые ногти. Чистые незагорелые руки. На свежей футболке – два летящих дракона, большой и маленький, и надпись: «Krakow. Learning to fly».

– Ты бывала в Кракове?

Девочка не ответила.

Аспирин плеснул себе еще коньяка. Руки почти перестали трястись.

– Что там было? – спросил он, глядя на полосатые гостьины носки.

– Где?

– Там.

Девочка вздохнула.

– Он за мной пришел… А я не хочу идти с ним.

– Отец?

– Нет. Он мне не отец.

– Отчим?

– Он.

– Кто?

Девочка вздохнула снова. Аспирин нервно потер ладони:

– Кто убил собаку?

Девочка кивнула на игрушечного медведя. Аспирин вспомнил полуразорванного бледного бультерьера.

– Вообще-то, – сказала девочка раздумчиво, – это они ее убили. Давно. Когда она гналась за тобой, она была уже мертвая.

– Взрыва вроде не было, – сам себе сказал Аспирин. – Может… у них оказалось с собой что-то вроде… ну… упало собаке под ноги и взорвалось.

– Мышка бежала, хвостиком махнула, – сказала девочка без улыбки, – яичко упало и взорвалось… Ты хочешь спать?

– Я шесть часов травил в эфире байки, – признался Аспирин. – Разговаривал с какими-то идиотами по телефону. Ставил на заказ идиотские песенки. Потом малолетние кретины подстерегли меня в подворотне и натравили бультерьера. А он возьми да и сдохни на бегу. Да не просто сдохни – разорвись…

– Ничего, – сказала девочка примирительно. – Ты выпьешь еще и заснешь.

– И когда проснусь, тебя уже здесь не будет, – мечтательно предположил Аспирин.

– Это вряд ли, – сказала девочка и обняла медвежонка.

Понедельник

Чудес не бывает, и потому в девять утра, когда Аспирин вышел, прихрамывая, на кухню, девочка сидела, скрестив ноги, на стуле перед идеально вымытым столом, смотрела в окно и еле слышно напевала сквозь зубы. Перед ней на металлическом подносе лежал обложкой вверх раскрытый паспорт Аспирина.

– Ты что?! – от возмущения Аспирин выругался, как не принято ругаться при детях, устыдился своей несдержанности и потому разозлился еще больше.

Девочка обернулась. На коленях у нее – вернее, на скрещенных пятках – сидел светло-коричневый медвежонок, смотрел на Аспирина пластмассовыми зенками. На полу у ножки стула стояла пустая баночка из-под меда.

– Значит, ты Гримальский Алексей Игоревич, тебе тридцать четыре года, – прокурорским тоном сообщила девочка.

– Слушай, ты, – выдавил Аспирин сквозь зубы. – Забирай… своего медведя и уходи. Чтобы духу твоего здесь не было. Считаю до десяти.